1 АВГУСТА 1914
Шрифт:
Ставка и командование фронтом приказывали ни в коем случае не отрываться от противника. В результате 15 дней по нашим войскам молотила тяжелая артиллерия. Неповоротливое русское командование, вместо того чтобы приказать отскочить от Горлице и планомерно занять подготовленный рубеж, стремилось подпирать трещавший и выгибавшийся фронт. Подкрепления давались по частям по мере подхода и расходовались в бессчетных контратаках. Даже не было сделано попытки нанести удары по флангам группировки Макензена, таранившей русский фронт.
При абсолютном превосходстве врага в тяжелой артиллерии и жесточайшем снарядном голоде у русских последствия было нетрудно предвидеть. Хотя и устилая путь трупами, немцы ползли на Восток. 3
Поражения оскорбили и ожесточили армию, виновников не надо было разыскивать, их имена были на устах — придворная камарилья, старший генералитет, оказавшиеся неспособными обеспечить войска. Благостная бездарность высшего командования била в глаза. Оставшиеся в живых рядовые и офицеры-фронтовики знали, что они до конца и даже больше исполнили свой долг. Людендорф сквозь зубы признал: «Фронтальное оттеснение русских в Галиции, как оно бы ни было для них чувствительно, не имело решающего значения для войны… К тому же при этих фронтальных боях наши потери являлись немаловажными», точнее, тяжелыми. Младшие офицеры и солдаты, отражая атаки, все чаще использовали воронки от германских снарядов, особенно тяжелых. Они группами укрывались в них и частым огнем нередко отбивали наседавшего врага. В тяжелых боях на кровавых полях Галиции в русских войсках родился групповой боевой порядок, пришедший на Западный фронт спустя почти два с половиной года, к концу 1917 года, в сражении при Камбре.
В эти тяжкие дни среди тех, кто готовился встать в ряды действующей армии, все же оставалось немало молодежи, восторженно готовой отдать свою жизнь в схватках с врагом. Советский генерал-лейтенант М.Н. Герасимов (в Великую Отечественную – командарм) свои неоконченные мемуары «Пробуждение» начал с Года 1915, весной которого он на всю жизнь одел военный мундир. В шестьдесят с лишним лет боевой генерал восстановил на страницах книги первые месяцы военной службы в крепости Новогеоргиевск, где пробыл с полгода, его роту готовили стать артиллеристами.
Хотя «солдатский вестник» приносил жуткие слухи с фронта, молодые солдаты были полны боевого задора, прилежно изучая положенное им. «Сегодня, — писал М.Н. Герасимов в дневнике 30 мая, – мы, облаченные в черные штаны и такие же мундиры с красными кантами и с начищенными до блеска артиллерийскими пуговицами, в черных фуражках, высокая тулья которых тоже была оторочена красным кантом, принимали присягу. Лакированные козырьки фуражек придавали нам строгий и внушительный вид… Принятие присяги было обставлено и выполнено очень торжественно. Слова клятвы священник читал проникновенно, отлично пел хор, красиво стояли офицеры, держа фуражки перед собой на согнутой левой руке. В общем получалось, что принятие присяги не пустая формальность, а очень трогательный обряд. После принятия присяги священник произнес небольшое, но прочувствованное слово, обращенное к «защитникам нашей великой Родины, христолюбивому воинству».»
Марш «под звуки большого, хорошо слаженного оркестра» перед «бородатым стариком-генералом, стоявшим в окружении блестящей свиты» – комендантом крепости, генералом от кавалерии НЛ. Бобырем. Герасимов с товарищами взбудоражены: «солдатский вестник» передает — надвигается гроза на Варшаву и крепость. Немцы идут. Молодые солдаты видят, как с утра до темноты десятки вражеских самолетов ведут усиленную разведку крепости, иногда сбрасывают бомбы. «Огонь крепостных орудий не в состоянии не только поразить их, но и просто отогнать, хотя все небо усеяно белыми облачками от разрывов снарядов». Видимо, вблизи крепости
Хорошо еще, что мы не втюрились. Вот вам и Берточка. Суламифь с Соломоном – он посмотрел на меня».
Слухи, слухи, слухи разбивают недавние иллюзии еще до встречи с врагом. Говорят, что «начальник обороны южного отдела крепости генерал-майор Кренке перешел к немцам, унося с собой массу сведений о крепости, планы, чертежи и прочее. Вот вам и высший офицер русской армии! А сколько еще немцев сидит у нас в армии!» Все не так. Начальник инженеров крепости полковник Короткевич с группой офицеров выехал на автомобиле осматривать передовые укрепления .Они напоролись на наступавшую немецкою роту. Короткевич убит, погиб еще офицер, двое ранены, один попал в плен. Как молния по гарнизону слух — инженеры «изменили». Что до генерал-майора А.К. Кренке, то он отошел из крепости вместе с войсками. Но у почти стотысячного гарнизона Новогеоргиевска подорвано доверие к высшему командованию.
Подорвано стихийно в солдатской массе и по знанию фактов среди начальствующего состава действующей армии. Как заметил А.А. Брусилов в своих «Воспоминаниях» о событиях 1915 года: «Повторяю: я славы не искал, но проливая тогда солдатскую кровь во имя Родины, теперь я имею право желать, чтобы хотя бы история достойно оценила моих самоотверженных героев – солдат и офицеров. В память погибших воинов я пишу эти строки, а не для прославления своего имени. Мир праху дорогих усопших боевых товарищей! Мне было обидно за мою дорогую армию… Конечно, эти записки увидят свет, когда я уже сойду с арены, до славы земной мне будет весьма мало дело, но скрывать свои переживания от будущей России не считаю себя в праве ввиду того, что карьеризм, личные интересы, зависть, интриги загубили общее русское дело. Да не будет так в будущем!» Тягостные известия кругами расходились по необъятной стране. Вести из Галиции были вдвойне, втройне обидны: ведь именно здесь в 1914 году побеждал русский солдат. 11 июня 1915 года французский посол Палеолог записывает: «В течение последних нескольких дней Москва волновалась, серьезные беспорядки возникли вчера и продолжаются сегодня. Движение приняло такие размеры, что пришлось прибегнуть к вооруженной силе. На знаменитой Красной площади, видевшей столько исторических сцен, толпа бранила царских особ, требуя пострижения императрицы в монахини, отречения императора, повешения Распутина и пр.».
Описанное послом в Москве повторялось так или иначе во всех городах и городках России. Происходившее тогда очевидцам запомнилось на всю жизнь. Спустя сорок лет, советский генерал-лейтенант НЛ. Соколов-Соколенок писал о настроениях во Владимире: «В домах и на улицах города все более открыто и безбоязненно обсуждались причины неудач на фронте, и чаще всего говорящие связывали их с бездарностью руководства царских генералов, .не щадили несостоятельность и самой царской семьи. Людям было непонятно, как могло случиться, что считавшийся лучшим в мире суворовский русский солдат оказался вдруг без патронов, а передовая русская артиллерия — без снарядов».
Фронтовые неудачи больно ударили по моральному духу всей армии. Люди, еще вчера рвавшиеся в бой, начинали прозревать, понимая бессмысленность войны во имя царя и союзников. A.M. Василевский, к лету 1915 года получивший по собственному горячему желанию вместо рясы священника (он экстерном окончил семинарию) погоны прапорщика, находился в запасном батальоне в уездном городе Ростове Ярославской губернии. Он, стремившийся поскорее схватиться с врагом, был поражен настроениями офицеров, которых в батальоне насчитывалось около сотни.