10 баллов с острова Наварон
Шрифт:
— Вы думаете? — Дрошный бросил угрюмый взгляд на плотину. — А что с нами произойдет, если эта штука взлетит на воздух?
Медленно, беззвучно и почти невидимо Меллори и Миллер плыли по темным водам Неретвинского водохранилища на север, прочь от плотины. Внезапно Миллер, который был слегка впереди, тихо вскрикнул и остановился.
— Что случилось? — спросил Меллори.
— Вот что. — Миллер с усилием вытянул из воды кусок проволочного кабеля, — Никто не подумал об этой маленькой штучке.
— Никто, — согласился Меллори. Он нырнул. — А здесь
— Противоторпедная сеть?
— Именно.
— Зачем? — Миллер показал на север, где на расстоянии не более двухсот ярдов водохранилище делало крутой поворот между скал. — Ни один бомбардировщик не может здесь сманеврировать, чтобы сбросить торпеды.
— Жаль, что немцы до этого не додумались. Это очень усложняет работу. — Он посмотрел на часы. — Поспешим. Мы уже опаздываем.
Они освободились от проволоки и поплыли быстрее. Через несколько минут, после того как завернули за угол водохранилища и потеряли из виду плотину, Меллори тронул Миллера за плечо.
Оба повернулись и посмотрели туда, откуда только что приплыли.
К югу, не более чем в двух милях, черное звездное небо внезапно вспыхнуло разноцветным букетом сигнальных огней: красных, желтых, зеленых. Вспыхнув, они медленно тонули в водах Неретвы.
— Ну что ж, очень красиво, — оценил Миллер. — Только кому это все нужно?
— Это нужно нам. По двум причинам. Тем, кто будет смотреть на эту красоту, а будут смотреть все, понадобится потом не менее десяти минут, чтобы снова привыкнуть к темноте.
Таким образом, все, что будет происходить здесь в это время, вряд ли будет видно. Это во-первых. А, во-вторых, пока они будут смотреть вверх, они не смогут смотреть вниз.
— Очень логично, — одобрил Миллер. — Наш друг, капитан Дженсен, не из простачков.
— Отнюдь. Он из тех, про кого говорят: семь раз отмерит, один — отрежет. — Меллори снова повернул голову на восток и прислушался. — Можешь полюбоваться. Все как вымерло. А его я уже слышу.
На высоте не более пятисот футов над водой, на бреющем полете, шел с востока «Ланкастер». Не долетев ярдов двухсот до того места, где находились Меллори и Миллер, самолет вдруг выбросил черный шелковый парашют и тут же, взревев двигателями, задрал нос и резко пошел вверх, чтобы не задеть скалы на дальнем конце ущелья.
Миллер посмотрел на медленно снижающийся парашют, затем повернул голову к сверкающим разноцветным огням и провозгласил философским тоном:
— Небо сегодня полно всякой всячины.
Затем они с Меллори поплыли в сторону снижающегося парашюта.
Петар терял силы. Уже долгое время он держал неподвижное тело Гроувса, прижавшись к железной лестнице, его руки дрожали и ныли от напряжения. Зубы были сжаты, а лицо, опущенное и залитое потом, дергалось, и кривилось. Проще говоря, долго он продержаться не мог.
В ярком свете сигнальных ракет Рейнольдс, находившийся с Марией все в том же укрытии, вдруг увидел Петара и Гроувса. Он повернулся к Марии. Одного взгляда на ее напряженное лицо было достаточно, чтобы понять: она тоже их увидела.
Рейнольдс хрипло произнес:
— Оставайтесь здесь. Я должен помочь им.
— Нет! — она схватила его за руку, пытаясь вложить в этот жест всю свою волю и отчаяние. Взгляд ее снова, как и в первый раз, когда Рейнольдс увидел ее, походил на взгляд загнанного зверя. — Пожалуйста, сержант, не надо! Вы должны оставаться здесь!
Рейнольдс пытался возразить:
— Ваш брат...
— Сейчас есть нечто более важное.
— Только не для вас. — Он попытался встать, но Мария вцепилась в него с такой силой, что он не мог освободиться, не причинив ей боли. Рейнольдс произнес почти нежно:
— Пусти меня, девочка, я должен идти.
— Нет! Если Дрошный и его люди появятся... — Она замолчала, так как в этот момент последний всплеск разноцветных огней осветил черное ночное небо и тут же погас, погрузив ущелье в полную тьму. Мария снова повторила, уже мягче:
— Ведь вы останетесь, правда?
— Теперь я должен остаться. — Рейнольдс приподнялся из-за валуна и поднес к глазам ночной бинокль. Подвесной мост и дальний берег были безжизненны. Он посмотрел в сторону лощины и различил Андреа, который как раз закончил свои землекопные работы и отдыхал. Ощущая какое-то непрестанное беспокойство, Рейнольдс перевел взгляд в сторону моста. Внезапно он насторожился, вытер линзы бинокля, протер глаза и снова поднял бинокль.
Его глаза, потерявшие на некоторое время остроту зрения из-за ярких вспышек ракет, теперь пришли в норму, и не могло быть никакого сомнения в том, что он увидел. Семь — восемь человек во главе с Дрошным по-пластунски ползли по деревянным перекладинам подвесного моста.
Рейнольдс выпрямился и, насколько мог далеко, швырнул гранату в сторону моста. Она взорвалась не ближе сорока ярдов от цели. Граната наделала много шума, подняла кучу гравия, но не смогла причинить ни малейшего вреда ползущим. Зато она дала сигнал Андреа, а за ним уже дело не стало. Андреа уперся обеими ногами в огромный камень, спиной уперся в скалу и сделал первое усилие. Камень только слегка качнулся. Андреа подождал, пока громадина вернется на место, и повторил операцию. Камень качнулся чуть больше, Андреа опять расслабился, потом толкнул в третий раз.
Внизу, на мосту, Дрошный со своими людьми, не понимая, конечно, причины взрыва, застыли на месте. Двигались только их глаза, пытаясь отыскать источник опасности и не подозревая, где она на самом деле.
С каждым новым толчком камень все дальше и дальше выползал из своего ложа. Андреа же все ниже и ниже сползал спиной по своей скалистой опоре. Теперь он уже почти лежал на земле.
Андреа тяжело дышал, пот струился по лицу. Когда камень откатывался назад, казалось, что он вот-вот раздавит Андреа. Он глубоко вздохнул и последним мощным, резким движением распрямил ноги и спину. Какое-то мгновение камень качался, как будто раздумывая, не вернуться ли назад, и тяжело покатился вниз.