10 мифов Советской страны
Шрифт:
Для начала финское руководство во главе с премьер–министром А. Каяндером и главнокомандующим К. Маннергеймом (в его честь финская линия укреплений стала называться линией Маннергейма) решило тянуть время. На создание советских баз на своей территории Финляндия не соглашалась, но была готова откорректировать границу за соответствующую компенсацию в Карелии и даже предоставить СССР острова Сейскари, Лавансаари и Тютярсаари, в крайнем случае еще Суурсаари. Понятно, что корректировка границы, допустимая для Финляндии, не должна была затронуть линию Маннергейма (финны были готовы демонтировать лишь ее передовую часть). В Москву отправились финские министры В. Таннер и Ю. Паасикиви. 12 октября начались переговоры. Сталин быстро понял, что торг с финнами возможен лишь на основе «программы–минимум». Отодвинуть границу предполагалось по скромной линии Липпола—Койвисто, которая затрагивала лишь часть линии Маннергейма у Финского залива. В это время советская сторона требовала разоружения укреплений по обе стороны новой границы. Этот опасный пункт мог стать предметом торга, но до
Финская делегация не соглашалась на серьезные уступки и отказывалась заключать договор о взаимопомощи, ссылаясь на нейтралитет своей страны. Да и зачем нужен такой договор, когда существует советско–финляндский пакт о ненападении, а СССР заметно улучшил свои отношения с Германией. Сталин ответил: «С Германией у нас теперь хорошие отношения, но все в этом мире может измениться» [380] . Советский диктатор вовсе не питал иллюзий по поводу перспектив дружбы с немецким диктатором. СССР согласился снять требование договора о взаимопомощи, что, впрочем, не сделало финнов уступчивее: «Финляндия не может пойти на перенос границы в той мере, в какой предлагает Советский Союз, поскольку в результате этого положение и безопасность самой Финляндии могут быть поставлены под угрозу» [381] . 13 ноября, когда переговоры окончательно зашли в тупик, Паасикиви и Таннер заявили об отбытии назад в Финляндию. Время было выиграно. Казалось, что под зиму Советский Союз не решится вторгнуться в северную страну.
380
Цит. по: Зимняя война. Ч. 1. С. 122.
381
Принимай нас… С. 157.
Уступки Сталина на переговорах, его отход от первоначальных требований до условий, учитывающих безопасность Финляндии, причем в самый канун войны с финнами, ставит перед нами вопрос: какие цели преследовал Сталин в этом регионе? Приведем две крайние точки зрения современных авторов. С. Беляев рассуждает: «Вернемся к тому, были ли целями войны советизация Финляндии или изменение северозападных границ. Видимо, последнее, потому что если бы речь шла о советизации, то вряд ли бы Сталин остановился» [382] . Мы еще увидим, в каких условиях «остановился» Сталин.
382
«Граниты финские, граниты вековые…» Мирная дискуссия о финской войне. // «Родина», № 12. 1995. С. 35.
Шла ли речь о советизации Финляндии? Проблема несколько сложнее. У Сталина были в запасе разные варианты создания коммунистических режимов. Сталин мог планировать провести в ближайший год в Финляндии: а) советизацию и включение в СССР (как это случится с другими странами Прибалтики в 1940 г.) либо б) коренное социальное переустройство с сохранением формальных признаков независимости и политического плюрализма. Этот метод, применявшийся после Второй мировой войны в Восточной Европе, получит название «Народная демократия». По существу она станет авторитарной модификацией концепции «Народного фронта».
Противоположный С. Беляеву взгляд на цели Сталина в отношении Финляндии излагает М. Семиряга. Он считает, что для определения характера войны против Финляндии «необязательно анализировать переговоры осени 1939 г. Для этого нужно просто знать общую концепцию мирового коммунистического движения Коминтерна и сталинскую концепцию — великодержавные претензии на те регионы, которые раньше входили в состав Российской империи… А цели были — присоединить в целом всю Финляндию. И ни к чему разговоры о 35 километрах до Ленинграда, 25 километрах до Ленинграда…» [383] . Тут читатель на мгновение застывает в недоумении. Концепция Коминтерна, которую, конечно, нужно знать, существенно менялась со временем. Но все же, если бы Сталин держал в голове только интересы «мирового коммунистического движения», ему не следовало торговаться из–за километров границы. Все равно все потом достанется коммунистам. И войну вести не следует — агрессивная война подрывает авторитет коммунистического движения. Нужно было засылать в Финляндию революционеров и поднимать восстание. Правда, упомянутая М. Семирягой «общая концепция» Коминтерна плохо стыкуется с великодержавными претензиями на территорию Российской империи. Ведь Коминтерн занимался распространением «коммунистической заразы» в мировом масштабе. К тому же мы уже видели, что Сталин в 1939 г. выстраивал западную границу СССР, мягко говоря, не совсем в соответствии с границами Российской империи. Если верить М. Семиряге, то ради восстановления Российской империи Сталин был бы рад обнажить меч войны. Но торговаться из–за километров опять глупо — все достанется Российской империи. А Сталин — нате — торговался, теряя драгоценное время, оставшееся до зимы. Может быть, дело в том, что Сталин, подобно Гитлеру в Судетах, планировал сначала бескровно занять «линию Маннергейма»? Сначала да. А потом — уступил. Только кусочек хотел прихватить. И по поводу Койвистовского «угла», задевающего линию, был готов торговаться, лишь бы не сорвать переговоры.
383
«Граниты
Да, Сталин верил, что рано или поздно коммунистическая система охватит весь мир. И был готов этому содействовать. Но прежде всего — укрепляя СССР. Укреплять СССР Сталин стремился, держа в уме опасность удара на севере (по Ленинграду) и на юге (по Украине), после чего вся оборона Красной армии оказалась бы в клещах. Границы Российской империи были важны для Сталина и как естественные оборонительные рубежи, и по дипломатическим причинам. Это позволяло апеллировать к историческим правам в диалоге с Западом. Когда позволят обстоятельства, после Второй мировой войны Сталин захватит пол–Европы, но оформит новые режимы не как советские. Кстати, Финляндия не станет даже «народной демократией».
И это при том, что в 1945 г. и СССР, и западные союзники рассматривали Финляндию в одном ряду с Венгрией, Румынией и Болгарией (в отличие от Италии и Греции), то есть как страну, оказавшуюся в советской сфере влияния как политически, так и экономически [384] . Еще в 1947—1948 гг. Жданов предлагал финским коммунистам восточноевропейскую тактику прихода к власти [385] . Но Сталин оценивал ситуацию прагматично и не был одержим идеей включить Финляндию в состав СССР. Если в 1939 г. ему нужен был щит против стран Запада, то после Второй мировой войны — буферная зона на севере Европы. Так что Финляндии удалось сохранить свой общественный строй.
384
См.: Советский Союз на международных конференциях периода Великой Отечественной войны 1941—1945 гг. Т. VI. М.,1984. С. 308–309, 343, 383, 417.
385
Адибеков Г.М. Коминформ и послевоенная Европа. М., 1994. С. 132.
«Великодержавные интересы» для Сталина были все–таки вторичными в сравнении с интересами борьбы за мировое влияние. Да и «угрозы Ленинграду» в 1948 г. уже не было.
В 1939 г. Сталин действовал не по железному плану, а в зависимости от того, что позволяет получить соотношение сил в Европе. Ситуация позволила разместить базы в Прибалтике. Если бы страны Прибалтики отказались, их ждало бы вторжение. Но территориальных претензий к ним нет — от Эстонии до Ленинграда не так близко, как от Финляндии. Мотив обеспечения безопасности северного фланга СССР являлся для Сталина приоритетным в осенних переговорах с Финляндией. Иначе он потребовал бы всю линию Маннергейма и прервал переговоры уже в октябре, как только финны отвергли бы максимальные претензии СССР. Поскольку Финляндия не пошла даже на минимальные уступки, в дело вступил вариант «народной демократии» — более жесткий, чем в отношении уступчивых прибалтов, но более умеренный, чем советизация. Если бы Финляндия была захвачена, провел бы Куусинен советизацию? Это стало бы возможно после разгрома Великобритании и Франции. А осенью 1939 г. Сталин еще не знал, чем кончится война на Западе, и вопрос о судьбе Прибалтики был открыт. Так же как и вопрос о судьбе Финляндии даже в случае ее поражения в войне. Одного Сталин не мог допустить — чтобы финны, «послав» СССР, остались безнаказанными. Потому что сразу вслед за этим изменилось бы отношение к советской мощи в Прибалтике. А это для Сталина было недопустимо в любом случае.
Сталин волей–неволей должен был пойти на блицкриг в канун зимы. А когда блицкриг не удался, продолжать войну до хоть какого–нибудь победного конца, вернувшись к значительно увеличенным требованиям «программы–максимум» переговоров 1939 г. Как мы увидим, в 1940 г. Сталин очень кстати вспомнил о границах Российской империи XVIII в. Но именно в 1940 г., а не осенью 1939 г. История для Сталина была служанкой политики. «Великодержавные претензии» были шире границ Российской империи.
Легендарная линия
Красная армия вторглась в Финляндию без объявления войны, но колоссальное превосходство сил ей не помогло. Финская армия остановила советские войска на линии Маннергейма, показав, какие русские плохие вояки. В одном мифе эта линия неприступна, в другом — так себе, кучки дотов среди холмов. Но остается вопрос: а почему о ней не подумали заранее?
26 ноября 1939 г. на советско–финской границе, в районе с. Майнила, прозвучало несколько артиллерийских выстрелов. СССР обвинил Финляндию в обстреле его территории. Финское правительство заявило, что готово провести объективное расследование инцидента. Финны считали, что стреляли советские орудия, и, как мы сейчас знаем, были правы. Но тогда проверить это не удалось, так как 30 ноября советские войска вторглись в Финляндию на пяти основных направлениях. На севере советская 104–я дивизия оккупировала район Петсамо. Южнее от района Кандалакши 177–я дивизия двинулась на Кеми. Еще южнее 9–я армия наступала на Оулу (Улеаборг). Заняв эти два порта в Ботническом заливе, Красная армия рассекла бы Финляндию надвое. К северу от Ладоги 8–я армия выдвигалась в тыл линии Маннергейма. И, наконец, на главном направлении 7–я армия должна была прорвать линию Маннергейма и войти в Хельсинки. На все про все отводилось две недели. Это была стратегия маневренной войны, знакомая советским генералам по опыту Гражданской и только что прошедшей советско–польской войн.