100 магнитоальбомов советского рока
Шрифт:
Звукорежиссером и продюсером записи вызвался быть сам Кутиков, которому ассистировал второй концертный звукооператор «Машины» Наиль Коротков. Сессия продолжалась неделю - ровно на такой срок Макаревичу удалось отпроситься с работы в родном архитектурном «Гипротеатре». Маргулис числился санитаром в морге и безопасности советской медицины своим отсутствием реально не угрожал. Кавагоэ и духовая сессия также работали чисто символически.
Записывались при закрытых дверях по ночам и достаточно быстро, поскольку почти все песни были обкатаны на концертах. Группа замахнулась на двойной альбом - не концептуально, а чтобы записать большую часть имеющихся в репертуаре композиций.
В отличие от «Високосников», которые незадолго
Технология записи была традиционной: вначале на 38-й скорости на один из магнитофонов записывалась болванка, на которую фиксировалась ритм-секция одновременно с гитарой. Сверху накладывались дудки и партии соло-гитары. В результате получалась фонограмма «минус один» - инструментальная часть альбома без вокала, который записывался в последнюю очередь.
«Запись получилась отличная, - вспоминает Макаревич.
– Слушая ее сейчас, я удивляюсь, как мы добились такого звука при той убогой аппаратуре... Какое-либо микширование исключалось, вернее происходило в момент записи, и если кто-то слажал, то начинать приходилось заново. Все приборы обработки состояли из сиротского пленочного ревербератора Swissecho, купленного случайно по газетному объявлению. Кутикову за работу в таких условиях следовало тут же в студии поставить памятник».
«Свою задачу я видел в том, чтобы сохранить настроение и передать энергетику группы, ориентируясь на работы Джорджа Мартина и Фила Спектора, - говорит Кутиков.
– Я искал звук для «Машины» с точки зрения моего ощущения музыки, которую они играли. Я искал их звук с точки зрения человека, который слышал «Машину времени» на концертах со стороны... На этой записи есть масса технических огрехов, связанных с тем, что акустика в студии, на которой прослушивались плоды наших трудов, была не тестовая и мы ошибались в оценке звука при первом прослушивании».
Звукорежиссер и музыканты работали в студии с полной отдачей. Чего только стоило «по-человечески» записать с трех микрофонов восточногерманскую ударную установку Tokton. Сложно представить, но именно на этих барабанах Кавагоэ «давал Бонэма» - без бонгов, лайнбеллов и прочих маракасов. По характеру он был натуральный дикарь - презирал нотную грамоту как явление, играл громко и размашисто, частенько забивая барабанами остальные инструменты.
Блюзмен Маргулис плотно завис на Мotown и белом блюзе («он чуток поумней») и, в отличие от других «машинистов», тихо недолюбливал Led Zeppelin. На альбоме он был соавтором двух композиций: «Блюза о безусловном вреде пьянства» и «Телеги», которую они с Макаревичем сочинили буквально за несколько минут. Помимо игры на басу и гитаре, Евгений, являясь обладателем низкого и глубокого голоса, периодически подпевал Макаревичу. В числе других его достоинств было умение работать в коллективе и, что называется, не тянуть одеяло на себя. Ко всем внутригрупповым конфликтам он относился спокойно, без лишнего шума делая свое нелегкое басистское дело.
Сложно сказать, какие конкретно источники вдохновения были в те годы у Макаревича, один внешний вид которого - в рубашке с бахромой, расклешенных джинсах, в каплеобразных затемненных очках и с густой шапкой непослушных кудрявых волос - предвещал слушателям таинственно-волнующее путешествие в заповедную страну рок-н-ролла. Конечно же, тут не обошлось без Beatles. Что касается среднетемповых произведений «Машины времени», то по ритмическому рисунку они напоминали Smokie, а иные медленные вещи, так сказать, предвосхищали знаменитую «Hotel California».
Иногда у «Машины» случались впечатляющие прорывы за размер «четыре четверти», когда группа дерзко отваживалась на 5-7 минутные эпохальные композиции
В программу было включено также с полдесятка блюззов, разных по настроению и подачей от поп-медляков в духе белого танца до психоделического «Солнечного острова», протяжное гитарное соло в котором напоминало о кратковременном альянсе группы с «московским Джими Хендриксом» - легендарным гитаристом «Второго дыхания» Игорем Дегтярюком.
Не обошлось на альбоме и без ретро. Композиция «Шок» из репертуара «Мифов» явилась предвестником будущих экспериментов «Машины времени» в ретро-направлении, производившихся при активном участии Петра Подгородецкого («Ах, что за луна», «В Никитском ботаническом саду» и др.).
«Мы испытывали потребность в экспериментах и никаких рамок перед собой не видели, - вспоминает Макаревич.
– Может, это витало в музыке тех лет, а может, было присуще только нам. Каждый день мы открывали для себя что-нибудь новое: то Soft Machine, то Чика Кориа, то трио Ганелина. И это тут же, как в зеркале, отражалось в наших вещах - при том, что играли мы совершенно другую музыку».
Итак, за неделю ночных смен «Машиной» было записано ни много ни мало - 24 композиции. Поскольку вся первая ночь ушла на настройку инструментов, за последущие приходилось записывать и тут же прослушивать по четыре-пять песен.
«Несмотря на большой объем работы, скандалов практически не было, - рассказывает Маргулис.
– Иногда мы лениво переругивались, умиротворенные выпитым портвейном, иногда впадали в молодежное веселье и попросту бесились».
«Я был единственным трезвым человеком во всей этой компании, - говорит Кутиков, - поскольку мне это было необходимо для работы. Хотя иногда, ближе к утру, и мне приходилось выпивать - чтобы сохранить работоспособность».
«Помню, как мы записывали «Посвящение Стиви Уандеру» и я как-то очень удачно спел и возрадовался, потому что тональности тогда выбирал запредельные и пел на грани возможного, - вспоминает Макаревич.
– Но помощник по записи Наиль нажал не на ту кнопку и стер мое гениальное исполнение. И я потом корячился всю ночь, бился об стену, гасил в студии свет для состояния, выпил почти бутылку рома для связок, чуть не сорвал голос, но так хорошо уже не получилось».
Когда все песни наконец-то были записаны, их расположили внутри двойного альбома в нестрогом хронологическом порядке. Ранние композиции - такие, как «День рождения», «Солнечный остров», «Марионетки», «Маски» (короче, весь джентльменский набор, датированный 73-75 годами) - шли вперемешку со сравнительно свежими - «Девятый вал», «Полный штиль», «Гимн забору», «Люди в лодках». Из сундуков была изъята песня «Солдат», датированная 71-м годом и посвященная актуальному тогда для 18-летнего Макаревича вопросу о воинском призыве.
Порядок песен соответствовал не какой-то специально продуманной драматургии, а скорее прозаичному построению концертной программы. Это объяснялось несколькими обстоятельствами. Долгое время группа действительно не мыслила альбомными категориями - в отличие, к примеру, от преуспевших в этом деле ленинградцев и свердловчан. Макаревич тогда был еще далек от концептуального взгляда на собственные творения и, по его же признанию, начал задумываться о подобных вещах не ранее середины 80-х.
Действительно, не прошло и десяти лет, как на альбомах «Машины» начали появляться пояснительные надписи, гласящие, что «это не собрание песен, а единое произведение - путешествие в Страну Рек и Мостов». Пока же не то что надписей, а даже обложки у магнитоальбома не было - впрочем, как и названия.