100 великих оригиналов и чудаков (с илл.)

Баландин Рудольф Константинович

Он и себя рассматривал как объект для литературной работы, особое внимание уделяя сновидениям. В другом месте подчеркнул: «То, что я не научился ничему полезному, к тому же зачах и физически – а это взаимосвязано, – могло быть преднамеренным. Я хотел, чтобы меня ничто не отвлекало, не отвлекала жизнерадостность полезного и здорового человека. Получается, даже болезни, слабости и горести могут быть полезны для творчества, а потому следует их использовать, не сетуя на судьбу».

Он сознательно размывал грань между сном и явью, реальностью и фантастикой; в творчестве его присутствует

«постоянно вибрирующая граница между обыденной жизнью и кажущимся более истинным ужасом» (его слова).

А первым осознал и выразил это Гофман – «маленький, нервный подвижный человечек с пронзительным взглядом черных глаз», – по словам Е.М. Браудо; и еще: «У Гофмана все важнейшие произведения неразрывно связаны с фактами его личной биографии». Приходилось Гофману встречать призрачно-прекрасных принцесс и злобных волшебников-чиновников – порождениями реальности, отраженными в текучем зеркале воображения. Вот и Михаил Булгаков в «Дьяволиаде», «Мастере и Маргарите», подобно Гофману, явил фантасмагорию, в которой существуют люди, сами того не замечая.

Вот рассуждения мудрого пса Берганца:

– Да, я собака, но ваше преимущество – ходить прямо, носить брюки и постоянно болтать, о чем только вздумается, – вовсе не так уж ценно, как способность в продолжительном молчании хранить тот верный разум, который постигает природу в самой священной ее глубине и из которого зарождается истинная поэзия.

О реальности воображаемого мира хорошо сказал современник Гофмана поэт-романтик Новалис (Фридрих фон Харденберг): «Сказка подобна сновидению, она бессвязна. Ансамбль чудесных вещей и событий. Например, музыкальные фантазии… В сказке царит подлинная природная анархия…»

Гофмановские сказки обыденной жизни порой выражают реальность полней, чем точнейшие натуралистичные описания. Ибо мир человека во многом – создание его ума, эмоций, воображения.

Фантастический реализм Гофмана оказался созвучным той эпохе, когда феодальная система преображалась в новую общественную формацию, где определяющей стала власть денег, капитала. Ее олицетворяет Маленький Цахес по имени Циннобер, обладатель волшебных золотых волосков, благодаря которым он, маленький пошлый уродец, выглядит в глазах окружающих высоким умным красавцем (в наше время подобные образы формируют СМРАП).

В середине ХIХ века в Париже на балу у принцессы Матильды писатели братья Гонкур обратили внимание на человечка, возле которого сгрудились вельможи. «А перед ними – чудовищная фигура с самым плоским, самым низменным, самым страшным лицом, словно лягушачьей мордой… рот, напоминающий прорезь в копилке, притом же слюнявый, – настоящий сатир царства золота. Это Ротшильд».

Вот такие «крошки цахесы» разного физического, но одинаково уродливого внутреннего облика определяют общественную жизнь при олигархии. Под стать им и правители, ими выбираемые. Все это – мертвые души, подданные дьявольского золотого тельца. О них у нас писал Гоголь, фантасмагории которого были и страшны, и смешны одновременно.

Н.И. Лобачевский

Н.И.

Лобачевский. Худ. Л. Крюков, XIX в

Странности, связанные с именем Николая Ивановича Лобачевского (1792–1856), начинаются с его рождения. Отцом его, возможно, следует считать не Ивана Максимова (Лобачевского), как указано в метрике, а Сергея Степановича Шебаршина (Шабаршина), который значился его воспитателем и опекуном. Такая версия обоснована в книге математика Д.А. Гудкова «Н.И. Лобачевский. Загадки биографии» (1992).

Конечно, нет смысла менять всемирно известную фамилию творца новой математики. Упомянут биографический казус, чтобы подчеркнуть: с детства Николай Иванович находился в необычном, двусмысленном положении. Вместе с братьями и матерью жил в доме Шебаршина, имея фамилию Лобачевский. С Иваном Максимовичем если и виделся, то мельком, постоянно общаясь с Сергеем Степановичем. Этот его второй (по-видимому, родной) отец умер в 1797 году. Такую дату смерти отца указывал Николай Иванович, тогда как в это время Иван Максимович был еще жив.

Воспитывался Николай на правах наследника. Не прозябал в бедности, вопреки мнению его первых биографов, а жил в семье со средним достатком. Все три брата официально считались воспитанниками землемера капитана Шебаршина.

«Черты характера Николая Ивановича, – писал Д.А. Гудков, – целеустремленность, воля, способность доводить дело до конца; достижение своих целей, несмотря на сопротивление людей и обстоятельств, – все это было характерно и для Прасковьи Александровны, его матери. Она воспитывала эти черты в сыновьях своим примером, а также, видимо, и сознательно».

Негласный отец его был тоже достаточно сильной личностью. «Сергей Степанович Шебаршин, – по сведениям Гудкова, – исключительно талантливый, вспыльчивый и борющийся за справедливость человек. Будучи по происхождению «из солдатских детей», он окончил университет, был геодезистом Сената, а затем странствовал по городам и весям России в качестве землемера…» На закате жизни он тяжело болел.

В пять лет Николай Лобачевский остался сиротой. Имея на руках трех сыновей, Прасковья Александровна переехала в Казань и определила их в гимназию за казенный счет. Старший Александр учился отлично, подавал большие надежды, но вскоре после поступления в Казанский университет (только что открытый) утонул, купаясь в реке.

Николай и Алексей отличались смышленностью. Правда, Николай имел чересчур живой нрав. Он проказничал, досаждая учителям. Один из них как-то не выдержал:

– Послушай, Лобачевский, да из тебя со временем выйдет настоящий разбойник!

Николай поступил в 1807 году в Казанский университет, имея пусть и неглубокие, но разнообразные знания (изучал французский, латинский, немецкий и татарский языки, логику, философию, геометрию и тригонометрию, механику, физику, химию, естественную историю, архитектуру, фортификацию). Университет переживал пору становления. Студентов было сравнительно немного. Учились они, как говорится, не за страх, а за совесть. Большинство впервые ощутило радость познания. Перед ними открывался чудесный мир мысли и знаний.