100 великих тайн
Шрифт:
«Вопрос о смерти царевича Димитрия и о виновности Бориса Годунова в этой смерти сдавался не раз в архив нерешенным, и снова добывался оттуда охотниками решить его в пользу Бориса. Никому этого не удалось…» – писал Н.И. Костомаров.
…Сын Ивана Грозного и Марии Федоровны Нагой (это был седьмой брак царя, заключенный без церковного разрешения) родился в Москве 19 октября 1583 года. Первым именем его было Уар, в честь святого мученика Уара, чья память отмечается православной церковью 19 октября. При крещении младенец был наречен Дмитрием.
Полгода спустя Иван Грозный скончался. В своих предсмертных распоряжениях он завещал Дмитрию и его матери в удел город Углич и вверил воспитание царевича своему любимцу – боярину Богдану Яковлевичу Вольскому.
Хитрого
Но царевич продолжал оставаться постоянным фактором российской внутренней политики, не считаться с которым было нельзя. Потомства у правящего царя Федора не было, и вопрос престолонаследия не без основания беспокоил умы. В Москве было несколько весьма и весьма честолюбивых личностей, которые в тайных своих думах мысленно уже примеряли на себя заветную шапку Мономаха. И одной из таких личностей был энергичный ближний боярин царя Борис Годунов.
А меж тем в Угличе подрастал последний Рюрикович. О подлинных чертах характера юного царевича мы, вероятно, никогда не узнаем, так как Москва, не видя и не зная Дмитрия, могла судить о нем только по слухам, иногда целенаправленно распускаемым сторонниками той или иной боярской партии. С одной стороны, говорили, что, уже будучи шести или семи лет от роду, мальчик являлся точным подобием своего отца-изувера: любит мучить и убивать животных, любит кровь и садистские забавы. Утверждали, что однажды зимой, играя с детьми, Дмитрий приказал вылепить из снега двадцать человеческих фигур, назвал каждую по имени одного из первых бояр и с наслаждением рубил эти фигуры саблей, причем «Борису Годунову» он отсек голову, другим – руки и ноги, говоря при этом: «Вот так вам всем будет в мое царствование!» Это, конечно, очевидная глупость, и очень странно, что ее иногда всерьез воспринимают до сих пор. Совеем не верится в возможность проявления такой умозрительной ненависти у шестилетнего ребенка к людям, которых он не только никогда не знал, но даже никогда не видел, да и вряд ли юный Дмитрий, живя в Угличе, мог знать по именам московских бояр.
Противоположные слухи рисовали Дмитрия как «отрока державного». Говорили, что юный царевич показывает ум и свойства, достойные государя. Как бы то ни было, несомненно важным кажется одно: в Москве никто, абсолютно никто не знал царевича Дмитрия и не мог сказать о нем ничего достоверного.
Борис Годунов, снедаемый жаждой власти, постоянно думал о том, как избавиться от подрастающего наследника российского трона. По словам Карамзина, «сей алчный властолюбец видел между собою и престолом одного младенца безоружного, как алчный лев видит агнца!» И вот «алчный властолюбец» измыслил дело ужасное, дело кровавое: задумал убийство царевича…
Борис открыл свой замысел ближним пособникам своим: все они, кроме дворецкого, Григория Годунова, решили, что смерть Дмитрия необходима с точки зрения государственного блага. Для начала избрали яд, который подкупленная мамка царевича, Василиса Волохова, тайно подсыпала ему в «яства и в лития». Но смертоносное зелье почему-то не вредило Дмитрию.
Тогда решено было царевича зарезать. Первые двое избранных для этой деликатной миссии дворян, Владимир Загряжский и Никифор Чепчугов, наотрез отказались от сделанного им предложения и «с сего времени были гонимы». Нашли другого, дьяка Михаила Битяговского, судя по описаниям – прямо-таки Ирода, «ознаменованного на лице печатаю зверства, так что дикий вид его ручался за верность во зле». Если бы вам, читатель, предложили такого персонажа для присмотра за вашим хозяйством – вы бы хотя бы немного встревожились? А ведь именно этого Ирода отправили в Углич править хозяйством вдовствующей царицы, надзирать за слугами и
Вместе с Битяговским в Углич приехали его сын Данила и племянник Никита Качалов. Здесь их уже ждали подкупленная Волохова, мамка царевича, и ее сын Осип, также посвященный в обстоятельства готовящегося покушения.
15 мая 1591 года в субботу, в шестом часу дня, царица с сыном возвратились из церкви и готовились обедать. Слуги уже носили кушанья, как вдруг, непонятно зачем, мамка Волохова позвала Дмитрия гулять во двор. Царица якобы собралась идти с ними, но замешкалась. Кормилица не отпускала царевича, но Волохова силой (!) вывела Дмитрия вместе с кормилицей из горницы в сени и к нижнему крыльцу. Тут перед ними предстали Осип Волохов, Данила Битяговский и Никита Качалов. Волохов, взяв Дмитрия за руку, зловеще сказал:
«Государь! У тебя новое ожерелье!»
«Да нет, старое…», – доверчиво улыбаясь, ответил Дмитрий.
Волохов выхватил нож и попытался ударить им царевича в шею, но нож выпал из его рук. Закричав от ужаса, кормилица обхватила своего питомца, но Данила Битяговский и Никита Качалов вырвали ребенка из рук женщины и хладнокровно зарезали его. Бросив агонизирующего царевича, они кинулись бежать. Как раз в это время на крыльцо вышла царица…
Спустя несколько минут тишину города разорвали гулкие звуки набата: пономарь Спасо-Преображенского собора, бывший на колокольне и ставший невольным свидетелем трагедии, созывал народ. Горожане сбежались ко дворцу и увидели бездыханное тело царевича и бьющихся в истерике царицу и кормилицу. Где-то поблизости оказались и убийцы, пытавшиеся скрыться в разрядной избе. Их схватили и убили. На крыльце появился Михаил Битяговский, крича, что царевич зарезался сам в припадке падучей болезни; его закидали камнями, настигли и убили вместе с неким «клевретом» его, Данилой Третьяковым. Убили и слуг Михаила, и каких-то подвернувшихся под руку мещан, и «женку юродивую», которая жила у Битяговских, оставили в живых только мамку Волохову для «дачи показаний»…
Почему «народный гнев» истребил главных заговорщиков, пощадив Волохову – какие такие она могла дать «показания»? Сколько времени горожанам потребовалось на поиски и расправу убийц? Почему убийцы не успели скрыться? Может быть, потому, что и не пытались? А не пытались потому, что не были убийцами и не чувствовали за собой никакой вины?
Комиссия по расследованию убийства пришла к выводу, что царевич «зарезался сам», ранив себя ножом в припадке эпилепсии. Из допрошенных родственников царицы Михаил Нагой заявил, что ребенка зарезали; Григорий Нагой показал, что, играя с ножом в «тычку», царевич ранил сам себя; Андрей Нагой сказал, что не видел никаких убийц и не знает, кто мог бы это сделать. Нянька царевича Василиса Волохова описала, как в припадке эпилепсии царевича «бросило о землю, и тут царевич сам себя ножом поколол в горло».
А спустя четырнадцать лет, когда московский трон уже занимал мнимый Дмитрий, Василий Шуйский, в 1591 году возглавлявший следственную комиссию и, как никто, знавший истинные обстоятельства дела, в сердцах бросил: «Черт это, а не настоящий царевич; вы сами знаете, что настоящего царевича Борис Годунов приказал убить».
Так самоубийство или убийство?
…Рассмотрев результаты следствия, боярская дума решила, что «судьба царевича была в Божьих руках, а на все Его воля». Протоколы следствия, впрочем, остались тайной для большинства современников, и в народе знали только о смерти царевича – внезапной и необъяснимой.
Есть в угличской трагедии и эпизод, оставшийся для большинства историков труднообъяснимым. В полночь после рокового дня в Ярославле у ворот дома англичанина Горсея появился живший в ссылке в Ярославле брат вдовствующей царицы Афанасий Нагой. Вышедшему на стук Горсею Нагой объявил, что Димитрию около шести часов дня «дьяки» перерезали горло, а на это преступление их подучил Борис Годунов. Нагой добавил, что царица Мария отравлена или испорчена, и просил поскорее дать ему какое-нибудь средство. Горсей дал ему какой-то бальзам. А наутро уже весь Ярославль знал о смерти царевича и о том, что за спиной убийц стоял Борис Годунов.