100 знаменитых мистических явлений
Шрифт:
Урбан Грандье получил прекрасное образование в иезуитском коллеже в Бордо. Он был ученым и талантливым человеком, а также выдающимся оратором. Ученость и дар проповедничества помогли ему быстро продвинуться, и в 27 лет он уже стал священником в одном из храмов города Луден. Молодость и профессиональный успех вскружили голову Грандье. Один из его современников характеризовал его «как человека с важною и величественною осанкою, придававшей ему надменный вид». Во время своих проповедей «продвинутый» кюре позволял себе высмеивать монахов ненавистных ему орденов капуцинов, кармелитов, намекая на их темные дела и грешки. Эрудиция и проповеднический дар нашли отклик в сердцах и душах местных жителей,
Однако, несмотря на всю привлекательность и образованность, священник вел далеко не безупречную жизнь. Он оказался большим охотником ухаживать за молоденькими девочками. Так, Урбан соблазнил дочь своего близкого друга, королевского прокурора Тренкана, и она родила ему ребенка. Грандье также состоял в связи с одной из дочерей королевского советника Рене де Бру, мать которой перед своею смертью вверила духовнику свою дочь, прося его быть духовным попечителем девочки. Урбан, чтобы сломить сопротивление своей юной возлюбленной, тайно обвенчался с ней, причем одновременно сыграл роль жениха и священника. Ему удалось убедить девочку в том, что безбрачие духовенства — это не церковный догмат, а простой обычай, нарушение которого не составляет смертного греха. (Урбан Грандье даже написал особую книгу против безбрачия духовенства.)
Именно эта моральная неустойчивость не позволила Грандье в 1631 г. занять должность священника престижного монастыря урсулинок, где находились женщины самых аристократических фамилий. Предпочтение было отдано патеру Миньону, с которым у Урбана были личные счеты: тот бесконечно критиковал его беспутное поведение. Скоро эта неприязнь переродилась в открытое противосточние. Дело дошло до епископского суда, который принял сторону Миньона.
Грандье, по убеждению горожан, решился прибегнуть к колдовству, с помощью которого намеревался соблазнить нескольких монахинь и вступить с ними в любовную связь. Он рассчитывал, что когда скандал обнаружится, всю вину свалят на аббата Миньона как единственного мужчину в монастыре. Очевидцы утверждали, что Грандье подкинул в монастырский сад заговоренную вещь — небольшую розовую ветвь. Монахини, найдя ее, нюхали цветы, в которых «сидели бесы». Прежде других почувствовала в себе присутствие злого духа игуменья Анна Дезанж. Вслед за нею порча обнаружилась у сестер Ногаре и госпожи Сазильи, родственницы самого кардинала Ришелье. В конце концов все монашки оказались во власти чар.
С весны 1632 г. в городе уже ходили слухи о том, что с монашками творится нечто неладное. Они вскакивали по ночам с постели и, как лунатики, бродили по дому и по крышам. По ночам им являлись привидения. Некоторых ночью кто-то жестоко бил, после чего у них на теле оставались знаки. Другие чувствовали, что к ним и днем и ночью постоянно кто-то прикасается, что ввергало их в ужас.
Они ощущали присутствие дьявола, видели страшные «звероподобные морды», чувствовали, как к ним прикасаются «мерзкие, когтистые лапы». У них начинались конвульсии, они бились в судорогах, впадали в летаргическое состояние, каталепсию.
Аббат Миньон, узнав об этих таинственных явлениях в своем подопечном монастыре, был очень обрадован. Это давало ему в руки могучее оружие для борьбы с Урбаном Грандье. Аббат стал утверждать, что на его монашек напущена порча, что они одержимы дьяволом. Не желая брать единолично на себя всю ответственность в таком щекотливом деле, он прибег к помощи патера Барре, который славился своею ученостью и высочайшими добродетелями, вместе с которым приступил к обряду экзорцизма (изгнанию нечистой силы).
Миньон также счел необходимым известить обо всем происходящем гражданские власти. Местный судья и гражданский
Урбан Грандье, понимая, какая гроза собирается над его головою, постарался отвести от себя беду. Он подал жалобу, утверждая, что его оклеветали. Благодаря епископу де Сурди ему удалось на время замять дело. Епископ оправдал Грандье и запретил Миньону производить обряды экзорцизма в монастыре, поручив их патеру Барре, он также запретил кому бы то ни было другому вмешиваться в это дело.
Но духовенство, производившее обряды изгнания дьявола, постоянно распространяло в народе слухи о том, что творится в монастыре. Народ стал требовать наказания служителя алтаря, предавшегося, как им говорили, дьяволу. Вести о луденских происшествиях дошли наконец до Парижа, а затем и до самого короля.
Король Людовик XIII отнесся бы к делу сдержанно, но на него, очевидно, оказал давление всемогущий кардинал Ришелье, который недолюбливал Грандье. Молодой, самонадеянный и дерзкий священник написал на него пасквиль. Раздраженный Ришелье отнесся к своему обидчику без всякой пощады. В Луден командировали провинциального интенданта Лобардемона, наделив его широчайшими полномочиями. Лобардемон рьяно взялся за исполнение поручения, поскольку игуменья монастыря была ему родственницей. К тому же он был горячим и преданным почитателем Ришелье и, зная о памфлете, решил хорошенько взяться за Урбана.
Тем временем проявления одержимости сначала немного утихли, а потом, летом 1633 г., вновь бурно возобновились и распространились по всему городу. Всюду появились женщины, проявлявшие признаки одержимости. Слухи об одержимых в Лудене разошлись по всей Франции. Многие приезжали из Парижа, Марселя, Лилля и других городов, чтобы посмотреть на «деяния дьявола». Даже брат короля, Гастон Орлеанский, прибыл специально, чтобы увидеть одержимых и поприсутствовать при процессе изгнания из них бесов.
На основании показаний монахинь молва продолжала обвинять во всем этом Грандье, люди говорили, что тот заключил союз с Асмодеем. Нашли даже письмо к нему, подписанное Асмодеем, в котором тот дает обещание мучить сестер в Лудене.
В декабре 1633 г. Лобардемон арестовал Грандье, приспособив для его содержания особое помещение в Лудене. Окна в тюрьме заложили кирпичами, а дверь заделали железною решеткой из опасения, что дьяволы могут явиться к нему на выручку и вызволить из тюрьмы.
Созвали комиссию врачей, которые должны были изучать явления беснования. Комиссия постановила, что дьявол обязан говорить истину, если его заклинают надлежащим порядком. Тех, кто не верил в этот тезис, могли притянуть к суду в качестве соучастников колдуна или еретиков, неуважительно отзывающихся о католических догматах. На всякий случай признано было уместным вывесить на всех перекрестках запрещение под страхом телесного наказания и большого денежного штрафа дурно отзываться о судьях, заклинателях и бесноватых. Угрозы эти привели к желаемому результату. Никто не осмелился выступить на защиту Грандье. Показания бесноватых были признаны имеющими силу законного доказательства.
Чрезвычайно важным для обличения колдуна считались «печати дьявола» — особые места на теле, где отсутствовала чувствительность. Врачи, назначенные комиссией, отыскали на теле несчастного места, нечувствительность которых к уколу иглой должна была неопровержимо свидетельствовать о договоре, заключенном им с сатаною. Один из членов комиссии, раскалив докрасна железное распятие, подносил его к губам Грандье, который каждый раз отдергивал голову. Было занесено в протокол, что чародей не посмел приложиться к кресту. Этим устранялись все сомнения в том, что Грандье — колдун.