12 ступенек на эшафот
Шрифт:
Во второй половине дня я отправился на ЗКП. Примерно на полпути между Бранденбургом и Науеном шофер решил спрямить путь, и мы свернули на Ратенов. У въезда в город нам преградили путь отступавшие немецкие войска. Старший офицер доложил мне, что русские части вот—вот ворвутся в город, который подвергается массированному обстрелу вражеской артиллерии. Я не слышал характерной канонады и решил убедиться в происходящем своими собственными глазами. По абсолютно пустому шоссе мы въехали прямо в город. На Рыночной площади рота фольксштурма занимала позиции в окопах неполного профиля. Поле обстрела составляло какую—то сотню метров до близлежащих домов! Во дворах стояли взятые на передок орудия всех калибров — полевые гаубицы, пехотные орудия и 37–мм зенитные пушки. Все они были накрыты маскировочными сетями, похоже, были замаскированы от обнаружения с воздуха. Группы солдат слонялись
Я обнаружил коменданта, кадрового офицера инженерных войск, в окружении группы из 10–12 офицеров. Мое появление не только удивило, но и озадачило его. Он доложил мне, что сразу же после взрыва моста на восточном въезде вверенный ему гарнизон начнет отступление ввиду угрозы прорыва русских танков. Я наорал на него, как на новобранца: как можно удирать из города, испугавшись нескольких выстрелов; где боевое охранение, и почему до сих пор не проведена разведка боем; почему пушки стоят во дворах, а солдаты толпятся без дела… Вместе со всей честной компанией мы вышли на окраину и не увидели ничего, кроме разрывов одиночных снарядов. Комендант отдал приказ готовиться к бою, затем под моим наблюдением артиллеристы выкатили орудия на открытые позиции…
Я вернулся в наш лагерь в Ной—Рофене только к концу дня и сразу же приказал пилоту готовить самолет к ночному вылету в Берлин. Вскоре Йодль передал мне телефонограмму из рейхсканцелярии: аэродром Гатов не принимает, поскольку… находится под огнем вражеских батарей. В самом Берлине осталась одна—единственная «взлетно—посадочная полоса»: участок шоссе между Бранденбургскими и Шарлоттенбургскими воротами. С наступлением темноты здесь совершали посадку транспортные «Юнкерсы» люфтваффе — и это был единственный путь снабжения берлинского гарнизона оружием и боеприпасами. Именно по этому воздушному мосту в Берлин должны были прибыть 2 роты эсэсовских добровольцев, выразивших желание победить или погибнуть в осажденной столице.
Мой вылет был назначен в промежутке между полуночью и рассветом. С 24.00 на борту Ю–52 я ждал разрешения на взлет на аэродроме в Рейнсберге. Вместо разрешения последовал категорический приказ коменданта Берлина отменить все запланированные на эту ночь вылеты: многочисленные пожары в черте города накрыли район Тиргартена непроницаемой пеленой дыма, гари и копоти — посадить самолет в таких условиях невозможно.
Не изменил ситуации и мой телефонный звонок в рейхсканцелярию. Мне еще раз разъяснили: все вылеты отменены, из—за густой дымовой завесы разбились при посадке или потерпели аварию уже несколько самолетов. Вернувшись в лагерь, я связался с Берлином еще раз и попросил дать разрешение на дневной вылет. На этот раз мне передали личный запрет фюрера, так как вчера при дневной посадке потерпел аварию самолет с генерал—оберстом Греймом [93] на борту, а сам он получил ранения.
93
Генерал—оберст Роберт фон Грейм, командующий 6 воздушным флотом «Восток», 26.4.45 был доставлен в Берлин на «Арадо–60» пилота—инструктора люфтваффе Ханны Райч. Гитлер произвел его в фельдмаршалы и назначил новым главнокомандующим люфтваффе вместо смещенного со своих постов Германа Геринга.
Вечером у меня состоялся долгий разговор с генералом Кребсом. Он сообщил мне, что Геринг смещен со всех постов, лишен званий, наград и права считаться преемником фюрера в случае его смерти за то, что 24 апреля рейхсмаршал отправил из Берхтесгадена радиограмму, в которой просил у Гитлера полномочий на проведение переговоров с представителями вражеских держав. Гитлер был вне себя и приказал командиру роты охраны СС в Бергхофе немедленно арестовать Геринга и расстрелять на месте.
Я был потрясен этим известием и сказал Кребсу, что, по всей видимости, это недоразумение. Вечером 22 апреля фюрер в моем присутствии сказал, мол, это даже хорошо, что Геринг в Берхтесгадене, — рейхсмаршал проведет переговоры лучше, чем он сам. В этот момент совершенно неожиданно для меня в трубке раздался вкрадчивый голос Бормана: «Помимо всего прочего, Геринг смещен и с поста имперского егермейстера…»
Ситуация была слишком серьезной, чтобы реагировать на это глумливое замечание, поэтому я промолчал. Теперь для меня окончательно прояснилась и причина вызова в рейхсканцелярию генерал—оберста фон Грейма: Гитлер решил назначить его преемником
В ту страшную ночь я так и не смог сомкнуть глаз и уже не сомневался в том, что за кулисами этой грязной истории стоит Борман. В душной атмосфере рейхсканцелярии «серый кардинал» умело пользовался угнетенным состоянием духа фюрера и искусно плел интриги, как паук — паутину. Если Гитлер ищет смерти в Берлине, неужели он хочет дотянуться до Геринга из могилы и увлечь его за собой? Я решил встретиться с фюрером при любых обстоятельствах и вылететь в столицу не позднее вечера 26 апреля. Раз уж это удалось сделать фон Грейму, почему бы не попробовать и мне?
26 апреля в первой половине дня в штаб—квартиру ОКВ прибыл гросс—адмирал Дениц. Он отправил радиограмму Гиммлеру и от моего имени пригласил его в Ной—Рофен для обсуждения положения на фронтах. Я, Йодль и прибывшие господа не сомневались в том, что Гитлер будет продолжать упорствовать в своем желании остаться в Берлине, но нам следует предпринимать попытки вызволить его оттуда до тех пор, пока существует хоть маломальская возможность. Американцам так и не удалось форсировать Эльбу под Магдебургом, по крайней мере, особых приготовлений для этого они не предпринимали; позиции Шернера были достаточно прочны для того, чтобы командующий группой армий «Центр» мог проводить перегруппировку сил и даже перебросить несколько дивизий со своего южного фланга на северный — к Берлину. Мы пришли к единодушному и довольно парадоксальному выводу: насколько бесперспективно и катастрофично положение наших войск в целом, настолько не безнадежно оно на берлинском фронте. С тем мы и расстались…
Я был преисполнен решимости уже сегодня ночью поставить фюрера перед альтернативой: покинуть Берлин или передать командование Деницу (северное направление) и Кессельрингу (южное направление). Хотя в подчинении Кессельринга находился генерал—лейтенант Винтер из ОКВ, исполняющий обязанности начальника штаба группы армий «Италия», в создавшемся на фронтах положении обоим командующим требовалась большая самостоятельность и свобода маневра.
Вылететь в Берлин не удалось и на этот раз: по метеорологическим условиям полеты, а точнее посадка на шоссе, были невозможны и в эту ночь. Не только транспортники, но и истребители, и разведчики возвращались на свои базы. Из—за тумана и низкой облачности главный ориентир — Бранденбургские ворота — не удавалось обнаружить даже пилотам штурмовой авиации.
В этой ситуации я принял решение связаться с фюрером и предложить ему хотя бы разделить командные полномочия с вышеупомянутыми командующими. Гитлер отклонил мои предложения как необоснованные. Думать об этом преждевременно, по крайней мере до тех пор, пока русские не перерезали линии правительственной связи. Нецелесообразным, с его точки зрения, было мое предложение о подчинении Восточного фронта — групп армий Шернера, Рендулича и Лера — Кессельрингу. У него достаточно забот на западном театре. Оборону Берлина он возлагает на себя. Я должен позаботиться о снабжении берлинского гарнизона оружием, боеприпасами и продовольствием — большего он от меня не требует. Я не стал уговаривать его покинуть Берлин — да это и было бы бесполезной тратой времени.
Сразу же после отъезда Деница и Гиммлера я выехал на КП командующего группой армий «Висла» генерал—оберста Хайнрици. До сих пор оборона Берлина и общее командование одерским оборонительным фронтом находились в ведении генерала Кребса. Ранее оборона столицы находилась в компетенции группы армий, а в эти последние дни Гитлер назначил командующим Берлинским фронтом бывшего командира 58 танкового корпуса генерала артиллерии Хельмута Вейдлинга, который получал приказы непосредственно от него.
Несколько дней подряд Хайнрици настойчиво требовал подчинить ему танковую группу СС Штайнера и в особенности корпус Хольсте для прикрытия южного фланга. Йодль был категорически против, справедливо возражая Хайнрици, что не может обеспечить охранение его флангов за счет тылового прикрытия армии Венка. Около 13.00 я был на КП Хайнрици в лесу севернее Бойценбурга. Он и начальник его штаба генерал—майор Иво Тило фон Трота доложили обстановку, обострившуюся в результате прорыва русских севернее Штеттина. Резервов для того, чтобы отрезать ударную группировку от главных сил противника, у них не было. Я пообещал изучить вопрос и, возможно, оказать им посильную помощь. В очередной раз я отклонил просьбу о переподчинении им корпуса Хольсте, в свою очередь, потребовав подчинения группы армий «Висла» непосредственно ОКВ — с докладами о положении на КП «ОКВ—Норд» и пр. На том мы распрощались, если и не в полном согласии, то как старые боевые друзья.