12-й Псалом сестры Литиции
Шрифт:
– Я – ОН, – откатываюсь в сторону. Костра, к сожалению. Юбка тут же вспыхивает. Встаю на одно колено и прицеливаюсь в самого–похожего–на–главаря мужика. Он выше, умнее мордой и не машет оружием, как гибидедешник на перекрестке. И нажимаю курок.
А ружье стреляет.
Опа.
Что там насчет оружия, которое стреляет в конце каждой пьесы? Или я два дня с заряженной пушкой по городу мотался?!
А у него предохранителей нет.
Короче, даже я в ахуе. Не то что бандиты.
Для
Я промокаю насквозь за полсекунды и радостно смеюсь.
Да это ж кара небесная!
И лучший дождь в моей жизни!
Я когда-то хотел умереть?
Забудьте!
Жизнь – офигенная штука!
– Валим, братва! Она одержимая! – делает правильный вывод распластанный подо мной грабитель и ползет наутёк.
Вожак кивает и подхватывает:
– Валим!
Сумасшедшая монашка без зонтика уже не так соблазнительна?
Зажимаю ружье подмышкой, складываю руки рупором и добиваю комментарием:
– Жду вас в воскресенье на покаянии, мудаки!!!!!
Как же много нехороших жестов прилетает мне в ответ.
Я абсолютно счастлив.
Когда возвращаешься в монастырь, как домой, это довольно грустно.
Когда тебя встречают, как героя, это довольно приятно.
Когда Лукреция с разбегу впечатывается в тебя всем телом и радостно прижимается обоими достоинствами, это Рай!
Алиса, я влюбился! Тащи шампанское, гусары гуляют!
В этот день отпрошены все запреты. Почти. На стол подают мясо, Жозефина поет, вечерний молебен отменен.
Даже выдают немного вина, исключительно во благих намерениях. Я прям бутылки две за вечер уговариваю. И намерения становятся настолько благими, что готов осчастливить сразу троих, нет, пятерых сестренок. Тащат меня до кельи тоже трое. И одна из них Жозефина, так что приходится спрятать намерения поглубже. Лукреция вызывается переодеть мое тело. Но я этого уже не помню. Со слов ее узнаю. Утром, обнаружив спящей со мной в одной кровати.
Одетую.
Черт, такой шанс упущен! Неподготовленное тело боевой монашки вырубилось раньше моего мозга!
Что ж ты, Алиса, будильник мне не поставила?! Как на работу. Так всегда. А как в нужном месте в нужное время, так слилась?!
– Дмитрий Геннадиевич, вы меня раздавите.
Ох, уж этот нежный голос неприступности! Милая Лукреция – ты единственное, что задерживает меня в этом шизанутом мире демонов и фунтов. Ну, и еще Богомол немного. Он забавный.
– Просто Дима, дорогая, – нежно целую ей руку.
Монашка вздрагивает и пытается освободиться. Совсем одичала без меня, бедняжка.
– Сестра Аврора запретила потакать вашей болезни.
– Да, да, я уже рассказывал, как тяжело мне пришлось? – картинно тру плечо,
– Три раза! – заверяет милашка. Но остается рядом, чем несказанно меня радует.
– Ну, полежи еще немного, а я в четвертый расскажу.
Может, ну её эту экзорцизную практику? Соблазню Лукрецию. Увезу далеко–далеко. В Россию… там сейчас Пушкин, Гоголь.
Гоголь, это же Вий. А у Пушника – мужики из вод выходят.
ВЫХОДЯТ ИЗ ВОД!
Вод=Река=Темза=Бездна=Ад.
На родине тоже не спокойно?!
Как так-то?!
Что за время то такое?
Смутное?
– Сестра Литиция! – как нельзя вовремя барабанят в дверь.
– Ну, что опять!?
– Вас просит подойти мать–настоятельница.
Да куда угодно! Лишь бы от этих мыслей.
Старушка Аврора начищает крест. Огромный и походу золотой. Потерев в одном месте, тут же проверяет работу на свет. Заметив меня, она не прерывает своего увлекательного занятия, но интересуется:
– Сестра Литиция, вы зачем всех подряд к нам тащите?
– Всего-то бедную женщину привел.
Что за наплевательское отношение к кадрам?! Стараешься, пропагандируешь их орден на лево и направо, а в ответ одни претензии.
– Она постоянно пьет.
– У каждого свои недостатки. Скажите спасибо, что не мужик.
– Сестра, Литиция! Я позвала вас серьезно поговорить.
– А сигарой угостите?
– Обнаглели совсем? – Аврора, наконец, откладывает крест.
– Верхний ящик стола, – подсказываю, нисколько не смущаясь.
– Откуда?! – кроме Жозефины, о том, что старушка Аврора смолит как паровоз, никто не знает. Со мной толстушка поделилась секретом за ночным жором. Строго между девочками. Директриса закатывает глаза, крестит меня и достает табачное изделие. – Ладно, держите. Вам может понадобиться.
Она ждет, пока я раскурю сигару, и удивляет:
– Приехал ваш муж. Он хочет вернуть вас в мир.
Вот мать, ты даешь! Тут не сигару, тут водочку предлагать надо.
– Я же монах. Монашка. Ай! Чёрт! На кой мне муж? – откашляться получается только на третьем слове. Туман перед глазами не рассеивается даже к концу фразы.
Аврора достает сигару и для себя:
– Не поминайте лукавого, сестра. Вы совсем не помните ничего?
Я пожимаю плечами. Что там сейчас будет? Слезливая история несчастной любви? Бразильская мыльная опера? Балет?
– Вы почти убили вашего законного мужа. Десять лет назад, – говорит старушка и выжидающе смотрит на меня.
Я театральную паузу игнорирую. У меня кусочек счастья дымится в ротовой полости. Не надейся, старушка.
Мне офигенно.
– И только отец Джонатан смог вас оправдать и добиться заключения в монастыре святого Павла. Вы с радостью направились на путь истинный, ни разу не оступившись и не…