1356 (др.перевод)

Корнуэлл Бернард

Он никогда не видел, что делают люди, когда дают волю жестокости, так что побрел дальше, вверив судьбу свою Господу и крепкому посоху пилигрима, который был с ним на всем пути из Карлайла.

Пожары были сконцентрированы у западных ворот, и пламя осветило громаду замка, который возвышался на холме к востоку. Это был замок лорда Вийона, как сказал ему аббат Павиль, а лорда Вийона осадила армия под предводительством епископа Лаванса и графа Лабруйяда, которые наняли отряд наемников Бастарда.

– Почему они враждуют?
–

спросил брат Майкл аббата.

– По двум причинам, - ответил тот, сделав паузу, чтобы слуга налил вина.
– Лорд Вийон конфисковал повозку со шкурами, принадлежащую епископу. Или так говорит епископ, - он скривился, потому что вино было незрелым.

– Правда в том, что Вийон - безбожный мерзавец, и епископ хочет получить нового соседа, - он пожал плечами, как будто признавая банальность причины этого сражения.

– А вторая причина?

Аббат помедлил.

– Вийон забрал жену графа Лабруйяда, - наконец признался он.

– А, - брат Майкл не знал, что еще сказать.

– Мужчины постоянно ссорятся, - сказал аббат, - но женщины делают их еще хуже. Взгляни на Трою! Все эти люди были убиты из-за красивого личика!

Он строго поглядел на молодого английского монаха.

– Женщины принесли в наш мир грех, брат, и никогда не прекратят приносить его. Будь благодарен, что ты монах и принес обет целомудрия.

– Благодарю Господа, - сказал брат Майкл, хотя и не очень убежденно.

Теперь Вийон был полон горящих домов и мертвых людей, и все из-за женщины, ее любовника и повозки со шкурами.

Брат Майкл приблизился к городу по дороге, ведущей из долины, пересек каменный мост и подошел к западному входу в Вийон, где помедлил, потому что ворота были вырваны из арочного проема с такой силой, что он не мог даже представить, что могло к этому привести.

Петли были выкованы из железа, и каждая прикреплялась к воротам скобами длиннее посоха епископа, шире ладони и толщиной в большой палец, однако две оставшиеся в воротах висели криво, выжженная древесина ворот рассыпалась, а массивные петли закрутились в причудливые узлы.

Как будто сам дьявол ударил своим чудовищным кулаком по арке ворот, чтобы проделать вход в город. Брат Майкл перекрестился.

Он пробрался мимо почерневших от огня ворот и снова остановился, потому что сразу за ними горел дом, а в двери напротив лицом вниз лежало нагое тело молодой женщины, по ее бледной коже стекали струйки крови, казавшейся черной в свете пламени.

Монах взглянул на ее, слегка нахмурившись, пытаясь понять, почему его так возбудил зад женщины, а потом устыдился таких мыслей. Он снова перекрестился.

Дьявол, подумал он, этой ночью был повсюду, но особенно здесь, в горящем городе, под освещенными пламенем адскими облаками.

Двое мужчин, один в порванной кольчуге, а другой - в болтающейся кожаной куртке без рукавов, оба с ножами в руках, переступили через тело мертвой женщины.

Они были встревожены, увидев монаха, и быстро повернулись, вытаращив глаза и приготовившись нанести удар, но потом узнали грязную белую рясу, заметили деревянный крест на шее брата Майкла и убежали в поисках более богатой жертвы.

Третьего солдата рвало в сточную канаву. В горящем доме обвалилась балка, выпустив наружу порыв горячего воздуха с кружащимися искрами.

Брат Майкл пошел вверх по улице, держась на расстоянии от трупов, а потом увидел человека, сидящего у бочки с дождевой водой и пытающегося остановить кровотечение из раны на животе.

Молодой монах когда-то помогал в монастырском лазарете, поэтому подошел поближе к раненому солдату.

– Я могу это забинтовать, - сказал он, становясь на колени, но раненый огрызнулся и бросился на него с ножом, удара которого брат Майкл смог избежать, опрокинувшись на бок. Он вскочил на ноги и отпрянул.

– Сними свою рясу, - сказал раненый, пытаясь преследовать монаха, но брат Майкл побежал вверх по холму. Человек снова упал, изрыгая проклятия.

– Вернись, - прокричал тот, - вернись!

Под кожаным жилетом он носил стеганный жиппон с изображением золотого сокола на красном поле, и брат Майкл, пытаясь в потрясении разобраться в хаосе, творящемся вокруг, понял, что эта золотая птица была символом защитников города и что раненый хотел сбежать, украв монашеское одеяние для маскировки, но вместо этого был схвачен двумя солдатами в бело-зеленом, перерезавшими ему глотку.

Некоторые мужчины носили эмблемы с изображением желтого посоха епископа, окруженного четырьмя черными тевтонскими крестами, и брат Майкл решил, что это, должно быть, солдаты епископа, а те войска, что носили изображение зеленой лошади на белом поле, служили графу Лабруйяду.

Большинство мертвецов были в одежде с золотым соколом, и монах отметил, сколько этих тел было насажено на длинные английские стрелы с забрызганным кровью белым оперением.

Сражение прошло в этой части города, предоставив ему гореть. Огонь перебирался с одной соломенной крыши на другую, а в тех местах, куда не добрался огонь, орды пьяных и утративших дисциплину солдат занимались грабежом и насилием в клубах дыма.

Заплакал ребенок, пронзительно закричала женщина, а потом слепой с источающими кровавые слезы глазницами вместо глаз пошатываясь вышел из переулка и столкнулся с монахом. Человек отпрянул и заскулил, держа руки так, чтобы отгородиться от возможного удара.

– Я не причиню тебе боль, - сказал брат Майкл по-французски, на языке, который он выучил, будучи послушником, чтобы продолжить обучение в Монпелье, но ослепленный не обратил внимания на его слова и спотыкаясь побрел вниз по улице.