15 лет русского футуризма
Шрифт:
Ф. Сологуб схватил шапку П. Северянина, чтобы прикрыть свой облысевший талантик.
Василий Брюсов привычно жевал страницами «Русской Мысли» поэзию Маяковского и Лившица.
Брось, Вася, это тебе не пробка!..
Не затем ли старички гладили нас по головке, чтобы из искр нашей вызывающей поэзии наскоро сшить себе электро-пояс для общения с музами?..
Эти субъекты дали повод табуну молодых людей, раньше без определенных занятий, наброситься на литературу и показать свое гримасничающее лицо: обсвистанный ветрами «Мезонин поэзии», «Петербургский глашатай» и др.
А рядом выползала свора адамов с пробором — Гумилев, С. Маковский, С. Городецкий, Пяст, попробовавшая прицепить вывеску акмеизма и аполлонизма на потускневшие песни о тульских самоварах и игрушечных львах, а потом начала кружиться пестрым хороводом вокруг утвердившихся футуристов…
Сегодня мы выплевываем навязшее на наших
1) Все футуристы объединены только нашей группой.
2) Мы отбросили наши случайные клички эго и кубо и объединились в единую литературную компанию футуристов:
Давид Бурлюк, Алексей Крученых, Бенедикт Лившиц, Владимир Маяковский, Игорь Северянин, Виктор Хлебников.
Как и встарь [мы (окутанные) в облаках] стоим на глыбе слова МЫ.
Минул год со дня выпуска первых книг футуристов «Пощечина общественному вкусу», «Громокипящий кубок», «Садок судей» и II и др.
Семь папаш добивались чести быть для нас обезьяной Дарвина [Старый Гомер]. Ловкие старички продевают скозь наши пути нити старых имен: Уитмана, Даниила Заточника, А. Блока и Мельшина. К. Чуковский развозил но всем городам [возил на рыдване но городам и весям России] имена Бурдюков, Крученых, Хлебникова [наши имена]. Ф. Губосал и Василий Брюсов выдвигали, как щит для [пользовались для своего] своего облысевшего творчества [как посохом беднягой Игорем… ном].
2
Подлинник писан рукою А. Крученых, в прямых скобках текст и почерк Хлебникова, в круглых скобках — написанное и зачеркнутое Хлебниковым.
Но на этом не остановились. Толпа молодых людей без определенных занятий создает разные эго футуризмы «Мезонины Поэзии» и проч. [созерцали нас из-за угла и перед зеркалом растерянности повторяли наши лица].
А рядом выползала новая свора [толпа] метров адамов с [наглым] пробором, попробовавшие прицепить вывеску [и се! спешный плотничий труд] акмеизма и аполлонизма на потускневшие песни о тульских самоварах и игрушечных львах [и Аполлон, выросший из Ивана, был перекован в петербургского адама под потускневшей…] песней, а потом начала кружиться пестрым хороводом [рой мошек] вокруг утвердившегося футуризма [адамов… беззастенчивыми кружевами лжи сшил нам кружевные штаны и кружевную рубашку. Пора цыкнуть на них]. По если наши имена вызывают зависть [пушечные выстрелы современной печати] этих Дуровых [ослиноголовых простынь] литературы, то пусть духовная чернь [читающая Дни, Речи] не забудет, что мы живы [и наше живио обращено к себе самим]. (Ты, вселенная…) . . . . . . . . . . . . . . .
Сегодня мы окончательно порываем с прошлым [заявляя: только мы утес времени. Прошлое бьется у наших подножий].
Сегодня мы выплевываем навязшее на наших зубах прошлое.
Разин
Перевертень… Казалась бы, шутка, забава Помяловских семипаристов:
«Я иду с мечем судия».
Читайте справа налево, или слева направо — получается одно и то же. Никакой черной магии, одна ловкость рук. Такое вот, примерно, отношение к перевертню было, пока не появился огромные Хлебников. Он подкрался к перевертню мягкой поступью «Пумы» и поймал мышку перевертня — и сделал из него большое и настоящее.
150 строк — перевертней — поэма «Разин». Перевертень — прежде игра детей — стал игрой гигантов. И даже не игрой, а серьезным делом. Поэма Хлебникова — единственная в литературе большая вещь, построенная на приеме перевертня.
Справа налево и слева направо гремит огромный бунт Степана Разипа:
Утро чорту сетуй утес, мы низари летели Разиным.Этот прием дает максимум звуковой насыщенности, поэма — сплошная рифма: все время одна половина строки является обратной рифмой другой половины (стык).
Как хорошо заметил Артем Веселый:
— «Хлебников — зеркало звука».
Эта лучшая характеристика перевертня.
Мы приводим отрывок из поэмы.
Эту вещь не читать даже, а, пожалуй, петь, ибо напев волжской вольницы вложен в каждый ее стих. В каждой букве сидит нота громкая и грозная: рык, рев, заря.
Мы низари летели Разиным!И чем дальше, тем шире.
Пусть в конце —
УМеч умер.
Председатель земного шара поднимает знамя Лобачевского. Меч — приспешник бунтов дикого прошлого. Точная наука — сподвижница революций современья.
Разин — одна из любимых тем Хлебникова. Кроме перевертня, известен хлебниковский «Уструг Разина»; он был напечатан в журнале «Леф» № 1,1923 г. с пропуском некоторых строф. Восстанавливаю особенно характерные строчки.
…Их души точно из железа о море пели, как волна. а шляпой белого овечьего руна скрывался взгляд головореза. …«Наша вера — кровь и зарево, наше слово — государево».(Хорошо это в глотках «головорезов»! А. К.)
«Нам глаза ее [3] тошны, развяжи узлы мопшы». «Иль тебе в часы досуга шелк волос милей кольчуги.» Нечеловеческие тайны закрыты шумом, точно речью. Tax на Днепре, реке Украины, шатры таились Запорожской сечи, и песни помнили века свободный ум сечевика. Его широкая чуприна была щитом простолюдина, а меч коротко-голубой боролся с чортом и судьбой.3
Персидской княжны.