17 рассказов (сборник)
Шрифт:
– Что это значит? – кричал он высоким, визгливым голосом. – Что означает это вторжение? Ведь я велел вам сказать, чтобы вы пришли завтра утром.
– Простите, – сказал я, – но это дело неотложное. Мистер Шерлок Холмс…
Имя моего друга произвело удивительное действие на маленького человечка. Гнев моментально исчез, лицо сделалось напряженным и внимательным.
– Вы от Холмса? – спросил он.
– Я только что от него.
– Что с Холмсом?
– Он очень, очень болен. Поэтому-то я и приехал к
Хозяин указал мне на стул и повернулся к своему креслу. В зеркале над камином мелькнуло его лицо. Я мог бы поклясться, что на нем появилась отвратительная, злобная усмешка. Но я тут же убедил себя, что это нервная судорога; через минуту, когда он снова повернулся ко мне, его лицо выражало искреннее огорчение.
– Мне больно слышать это, – сказал он. – Я встречался с мистером Холмсом только на деловой почве, но очень уважаю его как за талант, так и за человеческие достоинства. Он знаток преступлений, а я знаток болезней; он занимается злодеями, я – микробами. Вот мои заключенные, – продолжал он, указывая на ряд бутылей и банок, стоящих на столике у стены. – В этих желатиновых культурах отбывают срок наказания весьма опасные преступники.
– Зная вашу эрудицию, Холмс прислал меня к вам. Он чрезвычайно высоко ценит вас и считает, что во всем Лондоне только вы в силах оказать ему помощь.
Маленький человечек вздрогнул, и его кокетливая шапочка свалилась на пол.
– Почему же? – спросил он. – Почему мистер Холмс думает, что я могу помочь ему?
– Потому что вы знаток восточных болезней.
– Но почему он думает, что болезнь, которой он заразился, восточная болезнь?
– Потому что ему пришлось работать в доках, среди китайских матросов.
Мистер Кэлвертон Смит любезно улыбнулся и поднял свою шапочку.
– Ах вот как… – сказал он. – Я надеюсь, что дело не так опасно, как вы полагаете. Сколько времени он болеет?
– Около трех дней.
– Он бредит?
– По временам.
– Гм! Это хуже. Было бы бесчеловечным не откликнуться на его просьбу. Я очень не люблю, когда прерывают мою работу, доктор Уотсон, но тут, конечно, исключительный случай. Я сейчас же поеду с вами.
Мне припомнилось указание Холмса.
– Меня ждут в другом месте, – сказал я.
– Хорошо, я поеду один. Адрес мистера Холмса у меня записан. Через полчаса я буду у него.
С замиранием сердца входил я в спальню Холмса. За это время могло произойти самое худшее. Однако я с огромной радостью увидел, что его состояние значительно улучшилось. Правда, лицо его все еще было мертвенно-бледным, но от бреда не осталось и следа: он говорил хотя и слабым голосом, но даже сверх обычного ясно и живо.
– Вы видели его, Уотсон?
– Да, он сейчас приедет.
– Замечательно, Уотсон, замечательно. Вы лучший из вестников.
– Он хотел вернуться со мной.
– Этого не
– Я сказал ему про матросов в Ист-Энде.
– Правильно! Вы сделали все, что только мог сделать настоящий друг. Теперь, Уотсон, вы можете исчезнуть со сцены.
– Я должен подождать и выслушать его мнение, Холмс.
– Конечно. Но я имею основания полагать, что он выскажет свое мнение гораздо откровеннее, если будет думать, что мы с ним одни. За изголовьем моей кровати как раз достаточно места для вас, Уотсон.
– Дорогой Холмс!
– Боюсь, что у вас нет выбора, Уотсон. В комнате негде спрятаться, и это к лучшему: это не возбудит подозрений. Но здесь, Уотсон, здесь, я думаю, мы ничем не рискуем.
Он внезапно сел на кровати. Его осунувшееся лицо было полно решимости.
– Я слышу стук колес, Уотсон. Скорее, если только вы меня любите. И не шевелитесь, что бы ни случилось. Что бы ни случилось, понятно? Не говорите, не двигайтесь. Только слушайте как можно внимательнее.
Столь же внезапно силы оставили его, и четкая, повелительная речь перешла в слабое, неясное бормотание человека, находящегося в полубреду.
Из своего убежища, в котором я так неожиданно оказался, я услышал шаги по лестнице, потом звук открываемой и закрываемой двери в спальню. А затем, к моему удивлению, последовало долгое молчание, прерываемое только тяжелым дыханием больного. Я представил себе, как наш посетитель стоит у кровати и смотрит на страдальца. Наконец это странное молчание кончилось.
– Холмс! – воскликнул Смит настойчивым тоном, каким будят спящего. – Холмс! Вы слышите меня?
Я уловил шорох, как будто он грубо тряс больного за плечо.
– Это вы, мистер Смит? – прошептал Холмс. – Я не смел надеяться, что вы придете.
Смит засмеялся.
– Ну еще бы, – сказал он. – И все же, как видите, я здесь. Воздаю добром за зло, Холмс, добром за зло.
– Это очень хорошо, очень благородно с вашей стороны. Я высоко ценю ваши знания.
Наш посетитель усмехнулся.
– К счастью, только вы во всем Лондоне и способны их оценить. Вы знаете, что с вами?
– То же самое, – сказал Холмс.
– Вот как! Вы узнаете симптомы?
– Да, слишком хорошо.
– Что ж, очень возможно, Холмс. Очень возможно, что это оно и есть. Если так, то дело ваше плохо. Бедный Виктор умер на четвертый день, а он был здоровый, молодой. Вам тогда показалось очень странным, что он в сердце Лондона заразился этой редкой азиатской болезнью, которую я к тому же специально изучаю. Удивительное совпадение, Холмс. Вы ловко это подметили, но не очень-то великодушно было утверждать, что здесь можно усмотреть причину и следствие.
– Я знал, что это ваших рук дело.