1812 год в жизни А. С. Пушкина
Шрифт:
В середине мая Александр Сергеевич приехал в Екатеринослав (Днепропетровск), где находилась канцелярия генерала И. Н. Инзова, председателя Попечительного комитета по устройству колонистов южной России. Купаясь в Днепре, поэт заболел, о чём позднее так писал брату: «Приехав в Екатеринослав, соскучился, поехал кататься по Днепру, выкупался и схватил горячку. Генерал Раевский, который ехал на Кавказ с сыном и двумя дочерьми, нашёл меня в жидовской хате, без лекаря, за кружкою оледенелого лимонада. Сын его предложил мне путешествие к Кавказким водам, лекарь, который с ним ехал, обещал меня в дороге не уморить. Инзов благословил меня на счастливый путь – я лёг в коляску больной; через неделю вылечился».
Лежал
– Ехал, – вспоминал Пушкин, – в виду неприязненных полей свободных горских народов. Вокруг нас ехали 60 казаков, за нами тащилась заряженная пушка с зажжённым фитилём. Хотя черкесы нынче довольно смирны, но нельзя на них положиться; в надежде большого выкупа они готовы напасть на известного русского генерала. И там, где бедный офицер безопасно скачет на перекладных, там высокопревосходительный легко может попасться на аркан какого-нибудь чеченца.
На Кавказских Минеральных водах Раевские остановились на два месяца, в середине августа переехали в Крым. «Мне вспоминается, – писала позднее Мария Раевская, – как во время этого путешествия, недалеко от Таганрога, я ехала в карете с Софьей – нашей англичанкой, русской няней и компаньонкой. Завидев море, мы приказали остановиться, вышли из кареты и всей гурьбой бросились любоваться морем. Оно было покрыто волнами, и, не подозревая, что поэт шёл за нами, я стала забавляться тем, что бегала за волной, а когда она настигала меня, я убегала от неё; кончилось тем, что я промочила ноги. Пушкин нашёл, что эта картина была очень грациозна, и, поэтизируя детскую шалость, написал прелестные стихи; мне было тогда лишь пятнадцать лет».
Как я завидовал волнам,Бегущим бурной чередоюС любовью лечь к её ногам!Как я желал тогда с волнамиКоснуться милых ног устами!В Гурзуфе Пушкин пробыл три недели. В середине сентября Раевские, отец и старший сын, выехали на север, Александр Сергеевич – в Кишинёв, откуда писал брату о времени, проведённом с поздней весны до начала осени: «Мой друг, счастливейшие минуты жизни моей провёл я посереди семейства почтенного Раевского».
Встречи с Николаем Николаевичем ещё были: в имении Каменка (ноябрь 1820 года), в Киеве (январь – февраль 1821-го) и в Кишинёве (июнь 1821-го). В 1824 году Раевский вышел в отставку и проживал в своём киевском поместье в селе Болтышка, с удовольствием занимаясь садоводством. Тем не менее был на подозрении у властей предержащих. Александр I писал брату Николаю: «Есть слухи, что пагубный дух вольномыслия или либерализма разлит или по крайней мере сильно уже разливается и между войсками; что в обеих армиях, равно как и в отдельных корпусах, есть по различным местам тайные общества или клубы, которые имеют притом секретных миссионеров для распространения своей партии. Ермолов, Раевский, Киселёв, Михаил Орлов, граф Гурьев, Дмитрий Столыпин и многие другие из генералов, полковых командиров» (68,51).
На подозрении были и сыновья Раевского. 5 марта 1826 года Александр и Николай были доставлены в Петербург, но вскоре освобождены. Хуже обстояло дело с зятьями Николая Николаевича – С. Г. Волконским и М. Ф. Орловым. Первый из них был приговорён к двадцатилетней каторге, второй – до конца жизни находился в опале. В Сибирь был сослан родной брат Раевского В. Л. Давыдов.
Следующим ударом для престарелого ветерана наполеоновских войн стала судьба третьей из его четырёх дочерей – Мария Волконская уехала в Сибирь, чтобы хоть в какой-то степени облегчить участь мужа. Там узнала о смерти сына, оставленного на попечение родителей. По просьбе убитого горем деда Пушкин написал эпитафию на смерть ребёнка:
В сиянье, в радостном покое,У трона вечного творца,С улыбкой он глядит в изгнание земное,Благословляет мать и молит за отца.Сам Николай Николаевич прожил 58 лет и два дня. Умирая, он сказал, глядя на портрет дочери Марии: «Это самая удивительная женщина, которую я знал».
Похоронили Раевского в семейной усыпальнице родового имения Болтышка Чигиринского уезда киевской губернии. На надгробной плите Героя Отечественной войны 1812 года было выбито:
Он был в Смоленске щит,В Париже – меч России.«Друг друга мы любили» (Н. Н. Раевский-младший). Николай был сыном и полным тёзкой генерала Раевского. В 1812 году широкую известность получило сражение под Салтановкой. В нём Николай вместе с отцом и братом вдохновляли солдат. Раевский-старший рассказывал позднее: «…Николай даже под самым сильным огнём только шутил. После окончания сражения я спросил:
– Знаешь ли ты, зачем я водил тебя с собой в дело?
– Знаю, – ответил одиннадцатилетний отрок, – для того, чтобы вместе умереть».
Об этом эпизоде недолгой жизни героя-подростка Пушкин писал в поэме «Кавказский пленник»:
Мы в жизни розно шли: в объятиях покояЕдва, едва расцвёл и вслед отца-герояВ поля кровавые, под тучи вражьих стрел,Младенец избранный, ты гордо полетел,Отечество тебя ласкало с умиленьем,Как жертву милую, как верный свет надежд.В мае 1814 года Николай был пожалован в подпоручики, а в апреле 1819-го – в ротмистры лейб-гвардии Гусарского полка. Вскоре после получения первого офицерского звания состоялось его знакомство с Пушкиным. Молодых людей прочно соединили сердечная тяга друг к другу и общность литературных интересов; последние были сильно развиты в семье Раевских.
Первое упоминание поэтом имени друга мы находим в шутливой «Записке к Жуковскому» (1819):
Раевский, молоденец прежний.А там уже отважный сын,И Пушкин, школьник неприлежныйПарнасских девственниц-богиньК тебе, Жуковский, заезжали…