19-ое 812-й год
Шрифт:
Их было много… Тонкой спичкой, прогоревшей в бытности, вселенским злом и причиной мирских несчастий, вынырнул Апокрис сквозь десяток одинаковых лиц. Свинские рожи исчезли, трусливо разбежавшись от облика рабочей бренности – городского театра.
Скоро будет концерт, спектакль «Нерокантская Ярмарка!»
После вечернего выступления зрители оставили много мусора. Крошки еды, быстро испеченной в буфете; какие-то бумажки и окурки. Кто-то, скорее всего подростки, разлил сахарный сироп между кресел. Отмыть
Нет! Ах, сука, нет же! А знаете, почему?
– Убирай, ты должен, – пузатый начальник вручил щеточку, изъяв швабру. – Ты у нас уборщик, да? Вот, давай, убирай за уважаемыми зрителями!
На коленях, ползая под сиденьями, он вычищал весь срам. Всё то, от чего открещивается приличный господин. Всю ту честь, высокую стать, благородство… растекшееся на ковролине дешевым завтраком или дорогими обедами. Говно убирать ведь так весело и приятно? Ха-ха!
Честь, благородство и успех здесь. Прилипло говном под ногами.
– Ссанину волосами протри! – начальник пнул Апокриса под зад. – Раз отрастил лохма…
Больше он ничего не сказал. И не скажет…
Мусор пришлось выносить в разных пакетах. С них стекало, оставляя след… Не всё ли равно? Если не убрать грязь с глаз долой, приличным господам будет неуютно. Пусть они сами это оставляют, пусть они сами этим и являются…
Работа закончена. До конца смены ещё 13 часов… Обычно остатков жизнедеятельности хватает на всю смену. Сегодня подозрительно мало дряни на полу. Может, чего починить? Или пора вынести иной мусор?..
– Ачехри! Привет! – Апокрис помахал рукой часовщику, ремонтнику, занятому работой с новым механизмом. – Помочь?
– Апокрис… Манучехри! Манучехри меня зовут! – ответил рентарец, карлик, радушно махая в ответ. – У тебя магазин часов же был? Слушай, да! Я и пружину натянул, и шестеренку от окисла прочистил… Ну встает стрелка минут на 12! Чего не так?
– Сейчас, дружище! Ну-ка… – Апокрис забрался на рабочее место, глянул в глубину механизмов. – Струна… Угу… Струнка сорвалась, её на молоточек надо. Зря ты чистил!
– Ну-у-у, голова!
Парень натянул струну, зафиксировал в нужном положении и проверил ударом пальца о подведшую штучку. Всё работает, тиканье ровное и безыдейное!
Рентарец, от чего-то очень низенький, метнулся в технические помещения и через несколько минут вернулся со свертком в руке. Залез обратно к часам, разложил мерцающий порошок по гнилой доске.
– Пробовал?
– Ну, было такое… Можно? – Апокрис взял немного на пальцы, принялся втирать в десны. – Механическая пыль, да?
– Натуральная! Хозяин всяко к вечеру придет… Легче? А то, понимаешь, смотрю – ты грустный какой-то, загруженный…
– Да, знаешь… О-о-ой, а ты в курсе? Тебе синтетику толкнули.
– Натуральная, говорю же!
– Не, врут… Синтетика. От меня как-то жена ушла, я год на этой дури сидел! Запомнил, где товар, а где подделка… Но дает, уже возит немножко. Мы потом помирились, хорошо всё.
Сперва замедлились звуки, тиканье часов стало ужасающе растянутым. Затем самоповторы, музыка дощечных скрипов и стук стрелок завернулись в себя. Стали материальны, их в прямом смысле видно… Пол сцены копировался, разошелся в стороны незримыми дверцами; оттуда вылетел сигнал о помощи и устремился во входные двери. После уличный отклик дал ответ о подмоге, глухие шаги прокатились по залу.
Между рядами катится колесо с лучами, в самом конце загнутыми по правую сторону. Его видно лишь наполовину… Но оно выжигает искры, что поднимают среди кресел черный огонь. И им можно управлять! Всё бы ничего, но в конце всюду выползли тараканы. Нематериальные, здоровенные… Они хотели откусить от Апокриса частичку кожи или даже залезть под глаза, выесть нерв с мышцей; забрать с собой извилины мозга и спрятать где-нибудь в скрипах трухлявой половицы.
– А я думал, ты не употребляешь!
– Так… Бросил. Что б с маленькой видеться. И пить тоже… Но сегодня, Ачехри, сегодня тошно так!
– Манучехри.
– Да, Ачехри… Нет, я сам-то знаю – хуже будет! Но вот… Не могу, друг. Тяжко, вроде, а вещество уносит всё. И плохое, и хорошее. Только добрая пустота зовет за пелену картин! Я там умру, Ачехри. Мне не страшно.
– Лечиться не пробовал?
– Пробовал.
По сцене заскользила белесая дымка, смутно принимая облик невесты о золотых косах и порванном рукаве. Вслед за ней шли полупрозрачные актеры: кот с пустыми глазницами, аморфная масса из тысяч щупалец, хищник и семь змей с цветными очами. Фарфоровая девочка на выданье танцевала, бесшумно пела неразличимые песни и манила за собой…
– Видишь? Кот.
– Не вижу… – покачал головой рентарец.
– А он есть.
– Так это ж хозяин!
И в самом деле. Подтянутый, спортивный мужчина в дорогом наряде: зеленый пиджак на одну сторону, закрепленный золотыми цепочками; полосатые брюки и накрахмаленная рубашка; статные карманные часы, лакированные туфли и блестящая укладка волос. Он действительно излучал красоту – что лица, что тела, что социального статуса…
Владелец театра подошел к лестнице, ведущей на механизм, с пинка уронил её. Апокрис рухнул следом, разбил лицо о пол… Рентарец же ехидно отодвинулся к часам.
– Наркотиками балуется! – кричит Манучехри, машет культяпками. – Я ни при чем!
– Апокрис, всё хорошо? – и с безразличием, и с заботой хозяин несколько раз стукнул кончиком трости по виску уборщика. – Встань, пожалуйста…
– Всё чисто, всё убрал, – поднялся парень.
– Апокрис… Я слышал, что сегодня к тебе приходили коллекторы. Тебя не сильно побили? Слушай… Понимаю, но давайте вы свои посиделки закончите? М-м-м… Сколько ты работаешь уже? Раньше не употреблял, не отлынивал. Если тебе нужна помощь – скажи. Я же, как и ты, начинал уборщиком в этом театре!
Конец ознакомительного фрагмента.