1905-й год
Шрифт:
Хотя по паспорту большинство рабочих числились крестьянами, фактически к концу XIX в. 56 % промышленных рабочих были таковыми уже во втором поколении. По отдельным отраслям и районам страны этот процент поднимался еще выше.
Потомственное пролетарское ядро в крупной промышленности служило костяком, вокруг которого объединялись миллионы эксплуатируемых лиц наемного труда в городской и сельской промышленности. Пролетариев и полупролетариев («наемных рабочих с наделом»), по определению В. И. Ленина, в конце XIX в. насчитывалось 3,7 млн. человек (из них городских и деревенских пролетариев не менее 22 млн.){7}.
Высокая концентрация российского рабочего класса и формирование потомственного пролетарского ядра облегчали работу социал-демократической партии, распространение среди
Возникновение в России сразу крупных промышленных предприятий с высокой степенью концентрации средств производства имело и другое важнейшее последствие: Россия одновременно с передовыми странами Западной Европы вступила в высшую стадию капитализма — империализм. Это не только усилило противоречие между трудом и капиталом, но в крайней степени усугубило и обострило существовавшее ранее в стране другое противоречие: противоречие между развитием капитализма и пережитками крепостничества.
Остатки крепостничества крайне отрицательно сказывались на развитии российской промышленности. Царская Россия значительно отставала от более развитых капиталистических держав по показателям производства стали, угля, железа, нефти на душу населения. В результате пауперизации и обнищания основной части населения России — крестьянства — резко сужался внутренний рынок страны. Избыточный рынок рабочей силы понижал заработную плату российского пролетариата и его жизненный уровень.
В конце наиболее продолжительного и самого бурного периода развития промышленности России, в 1899 г., В. И. Ленин писал: «Если сравнивать докапиталистическую эпоху в России с капиталистической… то развитие общественного хозяйства при капитализме придется признать чрезвычайно быстрым. Если же сравнивать данную быстроту развития с той, которая была бы возможна при современном уровне техники и культуры вообще, то данное развитие капитализма — в России действительно придется признать медленным. И оно не может не быть медленным, ибо ни в одной капиталистической стране не уцелели в таком обилии учреждения старины, несовместимые с капитализмом, задерживающие его развитие, безмерно ухудшающие положение производителей…»{8}.
Тормозящее влияние остатков крепостничества особенно заметно сказывалось в сельскохозяйственном производстве. Известна точная формула В. И. Ленина: «1861 год породил 1905»{9}.
Реформа 1861 г., сохранив колоссальные латифундии помещиков, обезземелила основную массу крестьянства. 30 тыс. помещиков Европейской России принадлежало почти столько же земли, сколько 10,5 млн. беднейших крестьян. В среднем на одно помещичье имение приходилось свыше 2300 десятин, а на крестьянский двор — от 7 до 15 десятин. В связи с ростом населения размер надела на мужскую душу уменьшился с 4,8 десятин в 1861 г. до 2.6 десятин в 1905 г.
Только 155 крупнейших помещиков имели в совокупности 16,1 млн. десятин земли, т. е. свыше 20 % всего частного земельного фонда страны в 1905 г. Еще более кричаще выглядят подобные цифры, если учесть, что крупнейшие собственники были связаны родственными узами. Клан помещиков Шуваловых владел земельной площадью в 7,2 млн. десятин, а 13 собственников, состоящих в родстве с помещиками Мещерскими, обладали 2,7 млн. десятин. Эти подлинные государства в государстве обрабатывались десятками тысяч сельскохозяйственных рабочих и сотнями тысяч «рабочих с наделами» — малоземельными крестьянами, которых не мог прокормить нищенский надел в несколько десятин. Значительная часть подобных латифундий сдавалась в аренду и субаренду, принося их владельцам-паразитам колоссальные барыши. «В общем и целом, — указывал В. И. Ленин в 1906 г., — современное помещичье хозяйство в России больше держится крепостнически-кабальной, чем капиталистической системой хозяйства»{10}.
«Гвоздем борьбы, — писал В. И. Ленин, — являются крепостнические латифундии, как самое выдающееся воплощение и самая крепкая опора остатков крепостничества в России»{11}. Но уничтожать помещичье землевладение было нельзя без уничтожения его опоры — царизма. Именно в силу этого крестьянство в целом как класс явилось мощным и надежным союзником Пролетариата в приближающейся революции.
Так в экономической жизни России сложилось противоречие, которое, по словам В. И. Ленина, «глубже всего объясняет русскую революцию: самое отсталое землевладение, самая дикая деревня — самый передовой промышленный и финансовый капитализм!»{12}.
Острые социальные противоречия, возникшие в результате экономического развития России (противоречие между трудом и капиталом в промышленности и сельском хозяйстве и противоречие между помещиком и безземельным крестьянином), дополнялись и третьим типом противоречий. Царская Россия была колоссальной тюрьмой народов. По переписи 1897 г. население ее говорило на 146 языках. «Нигде в мире, — отмечал В. И. Ленин, — нет такого угнетения большинства населения страны, как в России: великороссы составляют только 43 % населения, т. е. меньше половины, а все остальные бесправны, как инородцы»{13}.
Царизм сознательно разжигал рознь между народами, действуя по принципу «разделяй и властвуй». Национальный вопрос стал неотъемлемой частью буржуазно-демократической революции. Возглавляемые В. И. Лениным большевики объясняли угнетенным народам России, что их единственное спасение от национального гнета — в дружной борьбе всех народов во главе с российским пролетариатом против самодержавия.
Большевики взяли твердый курс на объединение в мощный революционный поток под руководством пролетариата борьбы крестьянства и национально-освободительного движения народов России. Социально-экономическая обстановка, сложившаяся в стране, давала надежду на успех их тактики.
Накануне взрыва
Для того чтобы произошла в стране революция, недостаточно только одних социально-экономических предпосылок.
«Для марксиста, — писал В. И. Ленин, — не подлежит сомнению, что революция невозможна без революционной ситуации, причем не всякая революционная ситуация приводит к революции. Каковы, вообще говоря, признаки революционной ситуации? Мы наверное не ошибемся, если укажем следующие три главные ее признака: 1) Невозможность для господствующих классов сохранить в неизменном виде свое господство; тот или иной кризис «верхов», кризис политики господствующего класса, создающий трещину, в которую прорывается недовольство и возмущение угнетенных классов. Для наступления революции обычно бывает недостаточно, чтобы «низы не хотели», а требуется еще, чтобы «верхи не могли» жить по-старому. 2) Обострение, выше обычного, нужды и бедствий угнетенных классов. 3) Значительное повышение, в силу указанных причин, активности масс, в «мирную» эпоху дающих себя грабить спокойно, а в бурные времена привлекаемых, как всей обстановкой кризиса, так и самими «верхами», к самостоятельному историческому выступлению»{14}. Если эти объективные изменения, не зависимые от воли отдельных групп лиц, партий и даже классов, соединяются с субъективным фактором — со способностью «революционного класса на революционные массовые действия, достаточно сильные, чтобы сломить (или надломить) старое правительство»{15}, то революционная ситуация перерастает в революцию.
Рассмотрим теперь высказанные В. И. Лениным положения о революционной ситуации применительно к России начала XX в. и именно в той последовательности, которую определил Ленин. При этом, конечно, будем помнить, что в реальной действительности все три признака революционной ситуации переплетаются и тем усиливают друг друга.
Итак, «кризис верхов». Что под этим следует понимать? Для него необходимы по меньшей мере два отличительных признака: во-первых, отчаянные, по безуспешные поиски правящими кругами выхода из тупика, созданного их упрямым нежеланием изменить формы и методы своего политического господства; во-вторых, столкновения правящих кругов с другими эксплуататорскими группами, предлагающими иные «рецепты» управления страной, чем те, которые применяют стоящие у кормила власти.