1917: Государь революции

Петроград. Петропавловская крепость.

7 (20) марта 1917 года. Вечер

– Глазам своим не верю!

– И правильно делаете.

Человек, жестко зафиксированный на грубом деревянном стуле, мог лишь вращать головой, что с успехом и делал, глядя на то, как я усаживаюсь в кресло. Хотя нас и разделял стол, а мой «собеседник» был явно не в гостях, не было тут никаких дешевых приколов, типа света в глаза, стоящего за спиной допрашиваемого мордоворота в кожаном фартуке, многообещающе хрустевшего костяшками разминаемых перед «работой» пальцев, в общем, никакого антуража не было. В комнате вообще больше никого не было, только я и человек напротив.

Более того, я позаботился о том, чтобы нас тут никто не мог подслушать и за нами никто не мог подсмотреть. В общем, мы были одни.

Не спеша достал трубку, коробочку с табаком, набил чашу размеренными движениями и закурил, наслаждаясь ароматным дымом. Было видно, что сидящий напротив меня арестант жадно потянул воздух ноздрями и даже судорожно сглотнул.

Я просто сидел и с наслаждением курил. И молчал. Молчал, спокойно рассматривая сидящего передо мной. Рассматривал с тем спокойным интересом, с которым энтомолог рассматривает новый экспонат его коллекции. Причем рассматривает не как какое-то жуткое и редкое насекомое, а как интересную, хотя и достаточно заурядную бабочку. Эдак с легким любопытством, но без особых эмоций.

Что ж, определенное любопытство у меня действительно имелось, все же Сидней Рейли, он же Соломон Розенблюм, международный проходимец и лейтенант британской разведки, был фигурой колоритной. Во всяком случае, и в своем 2015 году я о его похождениях был наслышан, а теперь вот имею возможность, так сказать, познакомиться очно. Тем более что, в отличие от времен моей прошлой жизни в будущем, сейчас он для меня не персонаж исторических хроник, а человек, который за вчерашний день успел возглавить мятеж против моей персоны, а затем еще и устроил взрыв в Зимнем дворце, при котором я чудом уцелел. Так что интерес у меня к нему был не только академический.

Выкурив половину трубки, я вдруг поинтересовался у арестанта:

– Курить хотите?

Тот как-то замер на мгновение, затем, сглотнув, напряженно кивнул. Я достал из ящика стола пачку папирос, вытащил одну и, подойдя к сидящему вплотную, всунул папиросу ему в рот. Дождавшись, пока человек судорожными затяжками раскурит папиросу от поднесенной мной спички, я помахал спичкой в воздухе и все так же спокойно сел на свое прежнее место.

– Можете гордиться, вам дал прикурить сам император Всероссийский, – усмехнулся я. – Впрочем, господин Розенблюм, вы вряд ли об этом кому-то расскажете.

Я сделал несколько резких затяжек, возвращая силу огню в чаше, а затем откинулся на спинку кресла, глядя на Розенблюма сквозь клубы дыма. Тот попыхивал папиросой, пепел падал ему на рубашку. Он с этим ничего поделать не мог, а меня это не волновало.

– Итак, господин Розенблюм, что скажете?

Папироса у него во рту догорела, и, не имея возможности ее вытащить, он, изловчившись, выплюнул ее на пол. Правда, тут же сказал извиняющимся голосом:

– Простите мою неучтивость, ваше императорское величество, но поступить в соответствии с правилами приличий у меня не было возможности.

– Пустое, господин Розенблюм, пустое. Если мне потребуется содрать с вас живого кожу, я не буду искать поводов для этого. Так что оставим это. Итак, повторю вопрос: что скажете?

Тот несколько мгновений смотрел мне в лицо, а затем медленно произнес:

– Я думаю, да простит меня ваше императорское величество, что вы хотите меня купить.

С интересом смотрю на него.

– Аргументируйте.

Розенблюм пожимает плечами, насколько позволяют прижимавшие его к стулу ремни, и спокойно так (как будто он действительно в конторе, а я покупатель) отвечает:

– Простите, ваше императорское величество, но я не нахожу другого объяснения вашему нахождению здесь, да еще и без следователей и прочих помощников. Из этого я позволил себе сделать дерзкий вывод о том, что вам от меня что-то нужно и что я должен это сделать добровольно. И это «что-то» настолько большое, что для этого я должен буду получить такие гарантии, которых никто кроме вас дать не может. Но, ваше императорское величество, хочу сразу сказать, я подданный его величества Георга Пятого, и я не могу выступить против его интересов.

Я довольно продолжительное время его разглядывал, а затем все же усмехнулся.

– Если в вашем лице сейчас лейтенант Сидней Рейли, то спешу вас успокоить, мистер Сидней Рейли будет повешен во дворе Петропавловской крепости вместе с коммодором Кроми. Не исключаю, что компанию вам составит и мистер Локхарт…

– Но он же дипломат! – вырвалось у арестанта.

– Вот незадача, правда? Но вы-то не генеральный консул Великобритании в Москве и не обладаете дипломатическим статусом? И уж вами-то мой царственный собрат Георг Пятый пожертвует не задумываясь, и вы это прекрасно понимаете. Так что, если вы – мистер Сидней Рейли, подданный Георга Пятого, то на этом наш бессмысленный разговор заканчивается, а ваша недостаточно изворотливая шея начинает готовиться к петле. Естественно, перед этим вы нам все расскажете, что знаете и о чем только догадываетесь.

– А если не расскажу? – с неким вызовом бросил мой собеседник.

– Это Петропавловская крепость, а я не мой брат Николай, я не имею глупых предрассудков, а мои следователи очень изобретательны, так что можете поверить мне на слово: вы будете рассказывать все, изо всех сил, спеша и торопясь, боясь опоздать и что-либо из интересующего меня вдруг позабыть. Тем более после вчерашних-то событий. Но я не об этом сейчас. Итак, если вы Сидней Рейли, то наш разговор на этом окончен и вами займутся профессионалы, а если вы все же Соломон Розенблюм, уроженец солнечной Одессы и мой подданный, то мы с вами еще поговорим. Итак?