1918. Хюгану, или Деловитость

Брох Герман

Оба первых тома представляют конечную фазу этого процесса распада, они показывают, как человек, предчувствуя и боясь грядущего, пытается еще раз найти внутри старых ценностных представлений смысл жизни и жизненную позицию, избежать грозящего и неизбежного;

если еще в 1888 году в "Пазенове" столкновение с фикциями национального и евангелического долга является актуальной проблемой заносчивого класса, осознающего свою собственную консервативную задачу, то в 1903 году как задача, так и главный герой теряют остаток того, чем они еще обладали, от старых ценностных позиций остается не более чем название смутной "порядочности" и— в качестве прочнейшего состава— основывающаяся на девственности и ревности сексуальная мораль, фикции, в которых стремится найти свое спасение приказчик Эш, поскольку его анархистская совесть начинает терять почву под ногами.

В "Хугюнау" процесс распада ценностей дошел до своего конца, началась переоценка мира, одновременно с внешней революцией свершилась "ужасная революция познания"' на повестку дня выходит "свободный от ценностей" (в старом смысле) и лишенный морали человек и становится мстительным палачом для сущего.

Тогда как в "Пазенове" автор еще придерживается стиля старого семейного романа (мастерски владея, впрочем, и модернизмом), в "Эше" уже заявляет о себе— в строгой параллельности к историческому процессу распада жизненных форм — тот распад и гибель искусства повествования, которые в "Хугюнау" находят свое неожиданное свершение. Вокруг "Распада ценностей" разворачиваются события, происходящие в романе, собственно, нескольких романах, на различных уровнях сознания и отображения, которые, поднимаясь от чисто лирического до чисто познавательного в точной контрапунктике, и как принимают мотивы обеих предшествующих частей, так и, внутренне переплетаясь, касаются проблемы ставшего в процессе распада ценностей одиноким и охваченного мировым страхом человека, чтобы в конечном итоге в мощном обобщении дать возможность проявиться предчувствию грядущего духовного склада.

В этом объединении познавательных и чисто поэтических средств отображения роман "Лунатики" создает новый, совершенно новый тип романа, он означает не только веху и поворотный пункт в развитии немецкого искусства повествования, но в значительной степени и гораздо больше: в своем историко-философском содержании, в своем поэтическом показе, в своей научной и пророческой точности он достигает высоты, превращающей своего создателя в указующий перст этого времени.

Издательство "Райн-ферлаг" со всей ответственностью ставит этот роман в один ряд с произведениями величайшего ирландского писателя Джойса; рядом с монументальностью "Улисса" ставит "Лунатиков" Германа Броха.