1920 год
Шрифт:
Мы, мол, добрые граждане Советской Республики, вышли себе в море прокатиться, но отнюдь не желаем выходить за запретную черту Наоборот, мы разделись и стали купаться, бросаясь с лодки в море вылезая из воды обратно, и еще раз в море. Ирина Васильевна нам не мешала, ибо вообще мы решили ее не показывать и потому запрятали ее на дно лодки и прикрыли мешком.
Так прошло столько времени, чтобы по моим расчетам большевикам надоело следить за этими резвящимися купальщиками Тогда мы оделись, сели на весла и как можно явственней запели "Стеньку Разина".
Под эти дозволенные звуки мы основательно налегли на весла. Я рассчитывал еще на то, что, если лодку повернуть прямо кормой к человеку (в данном случае к посту), то куда она идет, вперед или назад, и с какой скоростью, определить в течение некоторого времени довольно трудно.
Мы налегли на весла в течение, быть может, получаса, когда на берегу раздались выстрелы. Сначала в одном месте, потом в другом, потом затарахтел пулемет.
Мы продолжали нажимать, и в то же время у нас произошел спор: по нас или не по нас. Впоследствии оказалось, что по нас. Как бы то ни было, мы, по-видимому, хорошо гребли, потому что берег заметно удалялся.
Через некоторое время у берега "под постом" появился парус.
Он почему-то очень беспокоил Ирину Васильевну, но Ляля непрерывно повторял "ерунда", пока я ему не запретил. На море становишься суеверным: а вдруг судьба подслушивает.
Тем не менее, я рассуждал так. Ветерок с моря - слабый. Парус, если это погоня за нами, должен идти в лавировку. При таком слабом ветре, принимая во внимание, что мы уходим в четыре весла, нас не догонят или догонят к вечеру, когда, мы скроемся в темноте. И притом, неужели это за нами?
Впоследствии я узнал совершенно с точностью, что это действительно было за нами. Пост, наконец, увидел, что мы уходим, поднял трескотню из винтовок и пулеметов, а затем в первой лопавшейся рыбачьей лодке пустился в погоню.
Но ветер был такой слабый, а мы уходили так быстро, что, в конце концов, рыбаки определили: "У них не иначе, как мотор". После этого погоня вернулась обратно, - за мотором, ведь, не угоняешься.
У нас на "Speranza" царило полное удовольствие. Погода была дивная, берег куда-то уходил, как принято говорить, "в туманную дымку", и через несколько часов пропал из глаз.
Мы были в открытом море.
Тут младший сын Димка вдруг спросил меня дрожащим: голосом:
– Можно?..
Я посмотрел на его умоляющие и сверкающие глаза и понял, что он хочет.
– Можно ... можно...
Тогда они торжественно встали с братом в лодке, и "открытое море" огласилось:
Боже, царя храни ...
Бедные мальчики. У них совсем не было голоса... но зато сколько чувств...
Мы шли всю ночь. Иногда все спали, я греб один. Хорошо в море в такую ночь. И даже не очень жутко. Разве, если где-нибудь всплеснет, или, вернее,
"А ведь я могу наделать и гадостей". Но...
Нам звезды кроткие сияли . ..
По этим кротким звездам я "держал путь" ... Это очень просто: поставишь корму на звезду, которую определишь по компасу, и так и держишь. Гребешь, и даже оборачиваться не надо. Правда, звезда куда-то полезет, вследствие вращения земли, но, ведь, нас зато несколько сбивает в противоположную сторону легкий ветер. Значит, звезда как бы делает поправку на ветер. А, впрочем, иногда сверишься по компасу и меняешь звезду.
Все-таки удивительно, что при таких элементарных способах нахождения курса, когда рассвело, мы увидели как раз в нашем направлении дымки.
Мы знали, что там должна быть где-то около Тендры наша эскадра. Эти дымки не могли быть не чем иным.
Кроме того, что это такое?
Что-то торчащее на горизонте, в виде какой-то палки. Должно быть, от движения зыби казалось, что этот шест куда-то стремится с большой быстротой..
Мы решили, что, должно быть, это "мачта бешено несущегося за горизонтом контр-миноносца".
Но через некоторое время оказалось с несомненностью, что это быстро несущаяся мачта был - маяк, неподвижный, как все маяки.
Итак, мы подходим в заветному острову Тендра...
Маяк
...Он приближался медленно, этот маяк. Мы гребли сутки и выбились из сил.
Но все же он приближался, рос в небе, становясь из "мачты бешено несущегося за горизонтом миноносца" - высоким столбом, на котором появилось два черных кольца.
Он вырастал над низкой, низкой песчаной косой, за которой опять виднелось море. Под ним - какие-то домики, два дерева, - больше ничего. Koca бело-желтая тянется сколько глаз хватит. Еще бы. Ведь это коса - знаменитый остров Тендра "чуть заметны". Он имеет семьдесят верст длиной при ширине от полутора до двух. Говорят, что, когда господь создал Крым, то черт этому позавидовал. Ночью подкрался и ухватился тащить Крым в преисподнюю. Ангел господень отбил не дал. Но черт успел, выдирая Крым из рук ангела, вытянуть из полуострова эти две стрелки: Тендру и Арбатскую.
Неужели "то правда, что это Тендра? Не верилось ... И потом... в конце концов, кто его еще знает...
Там, на этом низком берегу, виднелись две группы живых существ.
Одна левее, - нарядная, ослепительно сверкающая белым, - это мартыны, большие морские чайки ... Они красиво неподвижны.
Другая правее, ближе к маяку - грязно-коричневая. Это люди. Они загадочно копошатся.
Чего нужно ждать от этого копошения? Правда, рыбаки говорили нам, что Тендра у добровольцев, но кто ж его знает... Сегодня у нас, а завтра у "них".