1941, 22 июня
Шрифт:
Общей была и вражда к буржуазной демократии.
Но была и существенная разница: идеологией национал-социалистов был расизм, коммунистами двигали идеи интернационализма.
Еще со времен Рапалльского договора 1922 года Россия и Германия культивировали свои экономические, политические и военные связи. СССР вел интенсивный торговый обмен с Германией, получил в 20-е и 30-е годы существенную помощь и кредиты. Осуществлялось военное сотрудничество между Красной Армией и рейхсвером, там готовились кадры для будущих германских вооруженных сил. Версальский договор 1919 года наложил серьезные ограничения в части военного строительства на побежденную в первой мировой войне Германию. В обход установлений мирного договора рейхсвер готовил своих военных пилотов в Липецке, танкистов –
Среди немецких политиков и промышленников было немало приверженцев «восточной политики» – сотрудничества с СССР.
В Советском же Союзе наиболее влиятельным сторонником развития советско-германских отношений был сам Сталин. Его не пугало усиление в начале 30-х годов национал-социалистов. К националистам он относился вполне терпимо, если речь шла о националистах на Западе, разумеется. Кроме того, он рассчитывал, что если национал-социалисты придут к власти в Германии, то они выметут ненавистных социал-демократов, а в своей внешней политике будут поглощены ревизией Версаля, то есть их усилия будут направлены против западных стран, «Антанты», к выгоде Советского Союза. В 1931 году Сталин спросил Гейнца Ноймана: «Если к власти в Германии придут национал-социалисты, будут ли они поглощены всецело только Западом, чтобы мы могли строить социализм?» В результате такой, явно сумасбродной оценки социал-демократы были объявлены Коминтерном врагом № 1.
С начала 20-х годов Сталин привык смотреть на Германию как на естественного союзника. В конечном счете Германия, согласно указаниям классиков марксизма-ленинизма и директивам Коминтерна, должна была стать социалистической. Сталина, озабоченного превращением Советского Союза в мощную военную державу и утверждением собственной, никем не оспариваемой диктатуры, устраивала любая дружественная СССР Германия, вне зависимости от ее режима. Национал-социализм даже был лучше, чем любой другой режим, ибо начисто вымел демократию из Германии. Образ мышления немецкого диктатора был советскому диктатору куда ближе и понятнее, чем позиция государственных деятелей демократического Запада.
Сталин несомненно добивался дружбы и союза с национал-социалистической Германией. Ретроспективное рассмотрение предыстории пакта в 1933-1937 годах дает достаточное основание для этого вывода.
История советско-германского пакта от 23 августа 1939 года изучена на Западе довольно полно. Имеется обширная литература по этому вопросу.
В Советском Союзе долго существовало табу на изучение советско-германских отношений в гитлеровский период. Советская официальная историография едва начинает пробуждаться в связи с официальным осуждением пакта в декабре 1989 года. До этого времени она оперировала теми же аргументами в пользу заключения пакта, какие были санкционированы Сталиным при подготовке к печати «всеобъясняющего документа» Исторической справки «Фальсификаторы истории» в 1948 году, немного обновленными в 1959 году в связи с 20-й годовщиной начала второй мировой войны.
Сомнения и настойчивость
В январе 1933 года к власти в Германии пришла национал-социалистическая партия во главе с Гитлером.
Отношение ВКП(б) (Сталина) к национал-социализму в 1933 году и в первой половине 1934 года основывалось на характеристике, данной фашизму Исполкомом Коммунистического Интернационала как открытой террористической диктатуре финансового капитала, имеющей своей социальной опорой мелкую буржуазию. С этим были связаны и оценка социал-демократии как социал-фашизма, и – как практический вывод – отказ коммунистов от единого фронта с социал-демократами. XIII пленум ИККИ полагал, что быстро назревающий экономический и социальный кризис перерастет в революционный, что в свою очередь приведет к установлению диктатуры пролетариата. Чем скорее это произойдет, тем лучше. Взгляд на фашизм как на своего рода ускоритель революционного процесса был одной из коминтерновских химер.
Жизнь, однако, не подтверждала правильности установок ИККИ. Коммунистическая партия Германии своей борьбой против германской социал-демократии оттолкнула от себя значительную часть рабочего класса в сторону национал-социализма. Раскол в среде рабочего класса Германии, вызванный установками Коминтерна и политикой КПГ, облегчил переход власти в руки национал-социалистической партии Гитлера вполне законным путем – в результате всеобщих выборов, на которых она собрала 11,7 млн голосов (социал-демократы – 7,2; КПГ – около 6 млн).
С приходом Гитлера к власти началось охлаждение, а затем и обострение советско-германских отношений.
На всемирной экономической конференции 1933 года Гугенберг, немецкий министр экономики и сельского хозяйства, объявил Восточную Европу, включая Украину, полем германской экспансии. В Германии штурмовики и эсэсовцы начали нападать на советских граждан. Советские журналисты подвергались гонениям.
Германские нацисты своей программой экспансии на Восток, антисоветскими речами, хулиганскими выходками штурмовиков сделали невозможным в то время осуществление стремления Сталина к широкому политическому урегулированию отношений с Германией.
То, что такое намерение у Сталина действительно было, подтверждается многочисленными фактами. В первой половине мая 1933 г., спустя три месяца после прихода Гитлера к власти, группа высокопоставленных немецких офицеров во главе с генералом фон Бокельбергом посетила Москву по приглашению советского генерального штаба. Нарком обороны Ворошилов в своей речи на приеме в честь немецкой военной делегации специально подчеркнул желание Красной Армии сохранить прежние дружественные отношения с рейхсвером. Примерно в это же время Сталин прочел русский перевод «Майн Кампф». Если он и не был окончательно убежден в антисоветских планах Гитлера, полагая, вероятно, что изрядная доля высказываний Гитлера является не более чем пропагандой, то во всяком случае должен был как-то реагировать. Сношения с рейхсвером были прекращены, а его сооружения на советской территории закрыты.
Однако вся проблема будущих отношений между Германией и СССР оставалась неопределенной. Советское руководство продолжало надеяться, что после того, как острый период в установлении власти национал-социалистов пройдет, станет возможно восстановление прежней гармонии. Об этом откровенно говорил секретарь ЦИК СССР А. Енукидзе своему гостю, германскому послу в Москве фон Дирксену 16 августа 1933 года. Он говорил это в присутствии других гостей, среди которых были двое заместителей наркома иностранных дел – Крестинский и Карахан – и советник германского посольства фон Твардовский.
В течение многих лет Енукидзе был близок к Сталину. По свидетельству посла Германии в СССР фон Дирксена, в 1934 году Енукидзе был сторонником сохранения дружественных отношений с национал-социалистической Германией. Енукидзе откровенно высказывался в том смысле, что руководящие деятели СССР прекрасно отдают себе отчет в развитии событий в Германии. Им ясно, что после взятия власти «пропагандистские» и «государственно-политические» элементы в партии разделились. Енукидзе подчеркивал, что Германия и СССР имеют крупные общие интересы, заключающиеся в ревизии Версальского договора в Восточной Европе. Енукидзе высказывал надежду, что в скором времени оформится «государственно-политическая линия» и в результате внутриполитического урегулирования германское правительство приобретет свободу действий в сфере внешней политики. Для понимания образа мыслей советского руководства и его оценки национал-социализма особенно важны слова Енукидзе, что подобной свободой внешнеполитических действий «советское правительство располагает уже много лет». Енукидзе, таким образом, проводил прямую параллель между тем, что происходило в России после революции, и тем, что происходит в Германии после прихода к власти Гитлера, то есть тем, что сами нацисты называли национал-социалистической революцией.