1949 год

Нигро Дон

ДЖОННИ. Бекки, тебе просто нужно расслабиться.

БЕККИ. Почему мужчины постоянно советуют мне расслабиться? Сам расслабляйся, самодовольный сукин сын. Действительно красивая куртка. Где ты ее взял?

ДЖОННИ. Купил в магазине неподалеку. Это вельвет.

БЕККИ. Круто! Я пытаюсь протолкнуть арбуз через замочную скважину, а ты ходишь по магазинам.

ДЖОННИ. Док предложил мне прогуляться.

БЕККИ. Поэтому ты пошел по магазинам? Ты не думаешь, что я тоже хочу пройтись по магазинам. Ты хоть раз спросил меня, хочу ли я пройтись по магазинам?

ДЖОННИ.

Сможешь ходить, сколь влезет, после того, как родишь.

БЕККИ. Не говори мне, что я смогу. Господи, я ненавижу мужчин. Я их ненавижу. А особенно ненавижу тебя. Хотя это красивая куртка. Я не просто тебя ненавижу. Я хочу тебя убить. Ничего, если я тебя убью?

ДЖОННИ. После того, как родишь.

(Входит МЕДСЕСТРА и слышит гневную тираду БЕККИ).

БЕККИ. РОДИШЬ! РОДИШЬ! РОДИШЬ! ПОЧЕМУ ВСЕ ТОЛЬКО И ГОВОРЯТ О РОЖДЕНИИ ЭТОГО ЧЕРТОВА ДУРАЦКОГО РЕБЕНКА? НА ХРЕН РЕБЕНКА! (От изумления МЕДСЕСТРА замирает. БЕККИ обращается к ней). ЧЕГО ВЫТАРАЩИЛАСЬ, РЫБЬЯ ХАРЯ? УБИРАЙСЯ ОТСЮДА К ЧЕРТОВОЙ МАТЕРИ!

(МЕДСЕСТРА поворачивается и уходит).

ДЖОННИ. Бекки, ты пугаешь медсестер.

БЕККИ. На хрен медсестер. Небось, трахаешь их, когда выходишь из моей палаты. Хватит болтать со мной. Уходи. Не хочу больше тебя видеть.

ДЖОННИ. Хорошо. Я буду рядом.

БЕККИ. МНЕ БЕЗ РАЗНИЦЫ, ГДЕ ТЫ БУДЕШЬ! МОЖЕШЬ ОТПРАВИТЬСЯ В ВУНСОКЕТ И ТРАХАТЬСЯ ТАМ С АИСТОМ. НО НИКОГДА, НИКОГДА БОЛЬШЕ НЕ ПРИКАСАЙСЯ КО МНЕ СВОИМИ ГРЯЗНЫМИ ЛАПАМИ. ДУМАЮТ ТОЛЬКО О ТОМ, КАК БЫ ОТРАХАТЬ ТЕБЯ, А КОГДА ТЫ РОЖАЕШЬ РЕБЕНКА, БРОСАЮТ ТЕБЯ И ОТПРАВЛЯЮТСЯ ПО МАГАЗИНАМ!

ДЖОННИ. Я тебя не бросал.

БЕККИ. Тогда почему ты сейчас уходишь?

ДЖОННИ. Потому что ты сказала мне уйти. Я посижу в комнате ожидания. Если только ты не хочешь, чтобы я остался.

БЕККИ. Я не хочу, чтобы ты остался. Я хочу, чтобы ты умер.

ДЖОННИ. Мне очень, очень жаль, что у тебя такие тяжелые роды. Я готов на все, лишь бы тебе стало полегче.

БЕККИ. Круто. Как насчет того, чтобы потужиться и высрать «бьюик»? Хочу посмотреть, понравится тебе или нет.

ДОК ВОЛЬФ (возвращается). Кое-то должен родить в самое ближайшее время, а не то мне придется посылать за выпивкой.

БЕККИ. Сами и рожайте. А мне отдайте одежду. Я уезжаю в Питтсбург.

ДЖОННИ. Не можешь ты ехать в Питтсбург.

БЕККИ. Если ты можешь свалить в Нью-Йорк, я могу поехать в Питтсбург.

ДЖОННИ. Я никуда не поеду, пока ты не родишь.

БЕККИ. Хорош папаша! Оставляет только что родившегося ребенка, чтобы сбежать в Нью-Йорк. И зачем? Чтобы участвовать в какой-то идиотской игре!

ДЖОННИ. Бекки, у меня есть шанс стать питчером «Янкис» в Мировых сериях.

БЕККИ. Да мне плевать, даже если ты едешь, чтобы оттрахать королеву! Если я должна сидеть здесь с этим младенцем, сиди и ты!

ДОКТОР ВОЛЬФ. Юная дама, если ты и дальше будешь так выражаться, нам придется попросить

тебя уйти.

БЕККИ. Круто. Может, мне поучаствовать в стипль-чезе во Франции. Или в собачьих бегах. В роли зайца. Меня от всех вас тошнит. Убирайтесь отсюда, все. Просто убирайтесь.

ДОКТОР ВОЛЬФ. Льда тебе принести?

БЕККИ. Что мне нужно, так это большой чертов сталагмит, чтобы я засунула его в ваш большой костоправный зад. Почему вы не можете принести мне этого чертова «Джек Даниэлса»?

БЕН (на Кони-айленде, 2015 г. Свет, падавший на БЕККИ, гаснет, а ДЖОННИ идет на авансцену, к столу, за которым пьет РИС). Моя мать, конечно, была на взводе, но справедливости ради, отмечу, что в силу особенностей ее организма, обезболивающие практически не действовали. Я склонен думать, что док Вольф познакомил ее со своим коллегой, Джеком Даниэлсом, поскольку она каким-то образом расслабилась, и я таки появился на свет, желтый и весь в слизи, но с одной головой, а мой отец успел вернуться в Нью-Йорк к Мировым сериям. Вечером перед первой игрой он обедал с Рисом Пендрагоном, родственником моей матери, репортером, который писал о Мировых сериях для одной из нью-йоркских газет. Я не помню, какой именно, потому что его нанимали многие газеты. Думаю, он и сам потерял счет.

2

(ДЖОННИ и РИС, бар в Нью-Йорке, начало октября 1949 г.)

РИС. Так у тебя сын.

ДЖОННИ. Да. Его зовут Бен.

РИС. Назвали в честь кого-то из твоих родственников?

ДЖОННИ. Нет. В честь Бенджамина Франклина. Бекки хотела назвать сына в честь умного человека, долго не могла найти достойного кандидата, но в ее любимой детской книге мышонок жил в шляпе Бена Франклина и она всегда подавала ему хорошие идеи. Бекки полагает себя глупой и волновалась, что он тоже будет глупым, родившись весь в слизи.

РИС. Бекки не глупая.

ДЖОННИ. Я знаю. Она очень даже умная. И очень веселая. Часто и нежная. Она жутко разозлилась на меня из-за того, что я уехал чуть ли не сразу после рождения младенца. Я ее понимаю, что мне оставалось делать? У нее есть тетя Лиз, и тетя Молл, моя мать и сестры тоже готовы помочь. Я уехал на какую-то неделю или чуть больше, а потом Серии закончатся, и я вернусь домой на всю зиму, буду работать на кондитерской фабрике.

РИС. Я уверен, она поймет.

ДЖОННИ. Не думаю. Она несчастна.

РИС. А когда было по-другому? Мне она всегда казалась потерянной. Но, разумеется, не так много времени я провел в ее компании.

ДЖОННИ. Иногда я тревожусь, а не сделает ли она что-то безумное.

РИС. Например?

ДЖОННИ. Не знаю. Убежит из дома. Бросится под паровоз. От нее можно ждать всякого. Сегодня она в отличном расположении духа, нежная и ласковая, а на следующий день становится совершенно другой. Меня мучает совесть из-за того, что я здесь. Будто убежал от нее.

РИС. Она знала, за кого выходила.