1972. ГКЧП
Шрифт:
Я снова помотал головой, потрогал уши, поморщился… почему же мне так досталось взрывной волной? Хмм… так я же был выше, чем те, кого сбил – считай, на их спинах лежал. Вот мне больше и досталось.
А вот тем, кто остался на ногах не повезло. Снаряды из взрывного устройства изрешетили их так, как если бы несчастных расстреляли из пулемета. Один из снарядов лежал рядом с охранником Шелепина, мужчиной лет сорока, его вроде как звали Володей. Охраннику снесло верх черепа вместе с мозгом, и ролик от подшипника лежал рядом с черепной коробкой. Видимо при ударе снаряд погасил скорость движения, изменил
Даже удивительно, как мы сумели уцелеть при такой интенсивности обстрела элементами бомбы. Понятно… они почти все прошли над нашими головами на уровне около метра над полом – это нас и спасло. Чуть бы ниже… Могу сделать только одно предположение – смертница несла ящик как раз на высоте примерно метр над полом. Бомба была начинена роликами и шариками по бокам от тротилового заряда, так что и полетели боевые элементы почти горизонтально над полом. Только некоторые по каким-то причинам изменили траекторию движения и едва нас не прикончили. Почему изменили? Да кто их знает… что-то значит помешало. Например – те же доски ящика. Чуть-чуть подправили траекторию – и все, пишите письма из рая! Или из ада… это уж как получится.
Снова оглядываюсь по сторонам. За те минуты, что я занимался с выжившими, дым поднялся на достаточную высоту, чтобы можно было увидеть картину разрушений. А их хватало. Ближайшие к эпицентру взрыва прилавки раскололо ударной волной на куски и отбросило на несколько метров. Те, что были подальше – сдвинулись и треснули, завалившись назад. Те, что остались на месте – все в щербинах от попаданий начинки взрывного устройства.
Люди, везде люди – разорванные на части взрывной волной и снарядами, изрешеченные так, что трудно даже понять – мужчина это, или женщина.
Почему-то яркой картинкой высветилось – густая лужа чернеющей, уже застывающей крови, и в ней три апельсина – блестящие, яркие под лучами солнца, пробившимися через раскрытые взрывом окна на крыше рынка.
Я поднял голову… да, дым улетучился, ветер, ворвавшийся в лишенный стекол купол будто нарочно выдул ядовитый дым, оберегая нас, уже слегка отравленных продуктами горения взрывчатки. В горле першило, подташнивало – то ли от контузии, то ли от проникшего в легкие ядовитого дыма, но в принципе чувствовал я себя вполне неплохо. Да, начала болеть рана, да, я практически ничего не слышал, да, в горле першит и тянет закашляться, но двигаюсь не хуже, чем до взрыва, контролирую свои действия и размышляю вполне спокойно, быстро и четко.
И первое, что приходит в голову – отсюда надо убираться, и быстрее. Куда? В аэропорт. Никсона надо увозить. Если его убьют – высока вероятность начала войны. И это будет последняя война в жизни человечества.
Потом буду думать – кто это сотворил и зачем, сейчас не до того. Хотя… и так ясно – кто. Те, кому очень не понравились преобразования в стране. Те, кто мечтает вернуть все на ортодоксальный путь. Те, кому не нравится сближение США и СССР, кому надо, чтобы эти страны постоянно были в состоянии холодной войны. «Ястребы» с той и с другой стороны. Не удивлюсь, если в заговоре участвуют и недобитки из ФБР.
В машины! Уезжать!
Шагаю к Семичастному, говорю ему, стараясь не кричать
– Срочно президента в аэропорт! Дело пахнет керосином! Это только начало!
– Что это вообще было?! – Семичастный, похоже что до конца так и не соображает. Досталось ему крепко. Вон, еще и на виске рана, которую я не заметил. Похоже, что роликом приложило. Возможно череп подломало. Как он вообще еще на ногах держится, после такой-то контузии?! Крепкий мужик, ничего не скажешь.
– Это была террористка-смертница! – говорю-кричу я, и вдруг понимаю, что слышу Семичастного и себя! Слышу! Глухота отступает! Ну слава тебе господи… без слуха трудновато будет отсюда выбраться.
– Вставайте! Все вставайте! – кричу я Никсону и остальным – Господин президент, нам нужно покинуть это место! В машину! Все – в машину! Ваш лимузин бронирован?
– Н-нет! – после некоторой задержки отвечает Никсон – Не бронирован.
– Тогда в нашу машину! Товарищ Семичастный, наша… ваша машина бронирована?
– Да… кроме крыши – после небольшой паузы отвечает Семичастный – Но зачем сразу в аэропорт? Сейчас мы разберемся! Уверен, сюда уже едут!
– Я тоже уверен – мрачно сообщаю я – Только вот КТО едет, это большой вопрос. В машину! Все – в машину! Потом разберемся!
Шелепин пытается что-то сказать, не трогаясь с места – то ли хочет оказать помощь раненым вокруг нас, то ли отдать какое-то распоряжение, но я тут же перебиваю, не до сантиментов и разногласий. Сейчас я командую, боевой офицер!
– Вперед, скорее! Вперед! – кричу я, и схватив Ольгу за руку толкаю ее к выходу. Она неуверенно шагает, потом ускоряется и уже почти бежит. Я дергаю с пола Никсона, потом его жену, и обняв их обеими руками толкаю вперед, кричу, преодолевая муть, застывшую в их широко раскрытых глазах – Скорее, в машину! Надо уезжать! Скорее!
Шелепин и Семичастный уже не ждут команды, они оклемались гораздо быстрее своего зарубежного коллеги, и тоже ковыляют к выходу, неуверенно осматриваясь по сторонам, явно еще не до конца ориентируясь в ситуации, повинуясь моему приказу. Идут, потому что альтернативы нет – я вожак, они стадо. И я гоню свое стадо в безопасное место, туда, где их не смогут загрызть волки.
Мы уже были у самого выхода, когда послышались выстрелы – частные одиночные и короткие очереди.
– Стоять! Не двигаться! – завопил я, и вся моя тяжело дышащая группа не сразу, но послушно остановилась – Я первый выйду, осмотрюсь!
И бросился вперед.
Глава 3
Я чуть не погиб. Автоматная очередь врезалась в стену рядом с входом, и одна пуля рванула и так уже драную рубашку с левого бока. Спасло то, что стрелявший не учел, что при стрельбе длинными очередями АК уводит вверх и вправо. То есть получилось так, что первая пуля прошла справа на уровне паха, вторая уже слева, зацепив рубаху, все остальные (очередь патронов на десять) наискосок и выше.
Кто именно стрелял – я не понял, но сразу определил, что стрелок неопытный и «калаш» у него в руках бывает вовсе не часто. Это точно не спецназ, и точно не «профессиональный» автоматчик. Возможно – кто-то из гэбэшников, с какого-то хрена решивших палить по всему, что шевелится.