1982, Жанин
Шрифт:
– Что там дальше в этой истории? – спрашивает Фрэнк.
Она делает вид, что зевает.
– Обычная дерьмовая женофобия. А это место, в которое мы едем, – ресторан, ночной клуб или отель?
– Ни то, ни другое, ни третье, и в то же время все вместе. Это комфортабельное ранчо, где несколько старых знакомых могут хорошо провести время, не стесненные никакими условностями.
– Отлично, – тихо отвечает Жанин.
Шерри бормочет:
– Скажи, Нина, ты быстро кончаешь? Только скажи правду, это важно.
Нине по-прежнему кажется, что все это большая шутка, и лучше она будет подыгрывать этим смешным
– Ну, это зависит от того, насколько мне нравится мужчина.
– В таком случае пусть тебе понравятся мужчины на «Скотном дворе». Новые девочки там всегда очень популярны, и эти ребята трахают их, широко раскрыв глаза, и не отпускают, пока те не кончат. У них есть все необходимые приспособления. Они умеют заставить женщину полностью сдаться. Моя семейная жизнь пошла совсем по-новому после того, как я начала ездить на «Скотный двор». Мы бы с Томом давно уже разошлись, если бы один знакомый не показал нам это место. Том был таким хилым…
Шерри превращает все в какую-то комедию, я не чувствую больше силы и злости, приближаясь к моменту, который должен стать ВЫСШЕЙ ТОЧКОЙ, РАЗВЯЗКОЙ, КУЛЬМИНАЦИЕЙ истории, давай-давай, не обращай внимания.
– Я уверена, что Фрэнк оставит меня себе, – говорит Нина. – Разве не для этого он меня арестовал?
– Ах, как ты жестоко ошиблась, милочка. Фрэнк не шериф, он СУТЕНЕР, ВОРЮГА. Разве он не предупредил? Когда он привезет тебя на «Скотный двор», то либо продаст с молотка, либо будет сдавать в аренду тому, кто больше заплатит. Фрэнк помешан на деньгах, а не на женских дырках. Но он поставляет товар тем, кто помешан на дырках, и сегодня он везет тебя.
При этих словах ледяная рука ужаса сжимает сердце Нины, фу, какое пошлое клише, хватит тут критику наводить, не мешай мне двигаться к ВЫСШЕЙ ТОЧКЕ, РАЗВЯЗКЕ, КУЛЬМИНАЦИИ, тут Фрэнк громко говорит, не поворачивая головы:
– Нина, не обращай внимания на болтовню Шерри. Наслаждайся поездкой.
Том поворачивается к Нине и смотрит на нее долгим тяжелым взглядом, в котором читается восхищение.
– Молодчина, Фрэнк, всегда привозит девочек, которые до последнего момента не верят в то, что с ними происходит, да еще умудряется доставить их в такой чудесной упаковке. Шерри, помнишь ту дамочку, что он привез в прошлый раз? Богатую сучку в кожаных бриджах. Как там ее звали?
– Жанин, – говорит Шерри.
На этих словах – а мне так хотелось представить Жанин, читающую про себя полуголую, и про то, как разные люди трогают и ласкают ее груди волосы и т. п. и говорят ей, какими способами и как долго они собираются ею наслаждаться, – на этих словах история должна закончиться, потому что теперь Жанин уже понимает, что она всего лишь персонаж этой истории. Она вдруг осознает, что ее неизбежная судьба – быть героиней повествования, в котором кто-то – кого она никогда не встретит и к кому никогда не сможет обратиться – диктует ей свою волю, руководит ее мыслями и эмоциями.Она так похожа на всех остальных людей но только не на меня. Я был свободен целых десять минут.
Целых двадцать пять лет накануне этих последних десяти минут я был персонажем истории, которую писала компания «Нэшнл секькюрити». Эта история руководила моими действиями, а соответственно, и моими эмоциями. Как мог я научиться любить свою жену, если больше половины ночей в неделю даже не спал с ней рядом? Я стал совершенно предсказуемым, чтобы фирма могла положиться на меня. Я перестал расти, перестал изменяться.
Хелен любила меня. Я только что осознал это. Она вышла за меня замуж потому, что любила меня. Отчасти сознательно, отчасти нет, она пошла на безрассудный риск и обман – только ради того, чтобы поставить своих и моих родителей в ситуацию, которая привела к нашей женитьбе. Никто не смог бы сделать такого, если бы им не двигала настоящая любовь, почему же я никогда не замечал этого? Почему, когда она отворачивалась после соития, словно я разгромил ее в неравной битве, я ни разу не поцеловал ее нежно в спину и не сказал ласково: «Это было чудесно, но я хочу больше, хочу нею тебя. Повернись ко мне. Дай обнять тебя»?
Такое никогда не приходило мне в голову. Я был поглощен мыслями вроде: «И это все, что ей нужно, черт бы ее побрал, ну что ж, она это получила, надеюсь, теперь она счастлива. Слава богу, завтра меня ждет СЕРЬЕЗНАЯ работа». Должно быть, она думала то же самое, но я был слишком одержим своей гордыней, чтобы заметить это. Неужели она бы отвергла мои чувства, если бы я зарыдал от того, что наши занятия любовью такие короткие и скучные? Наверное, нет, ведь она любила меня. Так почему же я не замечал этого?! Почему я всю жизнь считал себя дешевкой, в то время как Дэнни, Хелен, да по-своему и Диана, да, Брайан, да, Алан, да, Зонтаг и даже издательница были живыми свидетельствами того, что я способен на большее, чем просто зарабатывать ДЕНЬГИ? Я был окружен любовью, я скользил на ее волнах, но старательно не замечал ее, отвергал ее снова и снова. Сейчас от этой любви ничего не осталось, я это ясно вижу. Или, быть может, я смог разглядеть это, потому что целых десять минут был свободен? Теперь я больше не предсказуем, хотя у меня есть деньги и свой собственный чистенький дом.
Может, мне начать небольшое собственное дело? Что бы это могло быть? Или войти с кем-нибудь в долю, но с кем? Может, я найду какой-нибудь кооператив, организую театральную труппу или вступлю в коммуну?
Может, я что-нибудь изобрету? Или переквалифицируюсь в фермера и буду выращивать скот и пшеницу или разводить крабов? А может, я примкну к политическому движению? Ударюсь в религию? Или стану охотиться за женщинами с помощью журналов и клубов знакомств? А может, снова женюсь? Уеду за границу? Отправлюсь в кругосветное путешествие с компаньоном или без? Обнаружу, что я гомосексуалист или хладнокровный игрок, гравировщик часов, безумный убийца? Умру ли я на войне, или в борделе, или от голода, в кабацкой драке или вымаливая подаяние на Шри-Ланке, или на Фолклендских островах, или еще в каком-нибудь удаленном уголке Британской империи? Ведь я ничего больше не собираюсь делать. Нет, я ничего не стану делать.
Своим внутренним зрением я вижу Тебя, Боже. Ты голый старик, сгорбившийся посреди солнечного диска, у Тебя длинные волосы и борода, развевающиеся, словно хвост кометы, Ты похож на свое изображение на плакате, который появился несколько лет назад. На этом плакате Ты тычешь в мироздание под собой каким-то пинцетом или циркулем, но в моем воображении Твоя рука просто дотягивается до меня с пустой ладонью. И указательный палец не вытянут, чтобы сообщить мне, что я должен или не должен делать. Ты говоришь: