1984. Скотный двор. Да здравствует фикус!
Шрифт:
Южную сторону площади уже блокировала плотная толпа. Обычно Уинстон избегал мест скопления людей, но сейчас пихался, толкался, лез в самую гущу. Вскоре он очутился на расстоянии вытянутой руки от девушки перед здоровенным пролом и его не менее необъятной женщиной, вероятно, женой, которая встала намертво. Уинстон подергался из стороны в сторону и мощным рывком умудрился вклиниться между парочкой. Он словно попал в жернова из плоти, грозившие размолоть его в труху, и все же прорвался, лишь слегка вспотев. Он таки пробился к девушке! Они стояли плечом к плечу, глядя прямо перед собой.
По улице медленно двигалась длинная вереница грузовиков, в кузовах которых по углам застыли вооруженные солдаты с каменными лицами.
– Слышишь меня?
– Да.
– Сможешь выбраться в воскресенье?
– Да.
– Тогда запоминай! Поедешь с вокзала Паддингтон…
Девушка расписала ему маршрут с поразительной военной точностью: полчаса на электричке, выйти со станции налево, пройти два километра по дороге до ворот без верхней перекладины, потом по грунтовке через поле, затем по заросшей травой тропинке между кустов, до сухого дерева, покрытого мхом. Такое чувство, что в голове у нее была карта.
– Запомнил? – наконец шепнула она.
– Да.
– Сверни влево, потом вправо и снова влево. Ворота без верхней перекладины.
– Когда?
– Около пятнадцати. Может, придется ждать. Я приду другим путем. Все запомнил?
– Да.
– Теперь скорее уходи!
Этого она могла бы и не говорить, только пока выбраться из толпы им вряд ли удалось бы. Мимо все ехали грузовики, люди продолжали глазеть на пленных. Поначалу раздавались крики и свист (то бушевали члены Партии), потом стихли и они. Преобладало в основном любопытство. На иностранцев, хоть из Евразии, хоть из Востазии, глазели как на невиданных зверей. Жителям Океании доводилось их видеть лишь в качестве военнопленных, да и то мельком. Никто не знал, что случалось с ними дальше. Некоторых за военные преступления вешали на площадях, остальные просто исчезали – скорее всего в трудовых лагерях. Круглолицых монголоидов сменили более привычные европеоиды – грязные, бородатые, изможденные. Уинстон чувствовал их взгляды, иногда неожиданно пристальные. Колонна подходила к концу. В последнем грузовике стоял заросший по самые брови старик, привычно скрестив запястья перед собой. Уинстон понял, что пора расходиться, и вдруг почувствовал, как девушка нащупала его руку и слегка сжала.
Вряд ли это длилось долее десяти секунд, и все же он успел запомнить ее кисть в мельчайших подробностях. Уинстон ощупал длинные пальцы, ровные ногти, натруженные ладони, гладкую кожу запястья. И тут он спохватился, что не обратил внимания, какого цвета у девушки глаза. Скорее всего карие, хотя у темноволосых людей встречаются и синие. Но повернуть голову и удостовериться было бы немыслимой глупостью. Так они и стояли, тайком держась за руки посреди массы людских тел, глядя прямо перед собой, а вместо глаз девушки на Уинстона из косматых глазниц скорбно взирали глаза старика-военнопленного.
II
Уинстон шагал по дорожке в пятнах света и тени, ступая в золотые лужицы там, где расступались ветви. Под деревьями слева дикие гиацинты затянули землю синей дымкой. Теплый воздух нежно ласкал кожу. Из глубины леса доносилось воркование вяхирей. Было второе мая…
Он пришел чуть пораньше, трудностей с дорогой не возникло. Судя по всему, девушка имела большой опыт в таких делах, и Уинстон боялся гораздо меньше, чем следовало бы при подобных обстоятельствах. Пожалуй, в выборе надежного места ей можно доверять, хотя на природе расслабляться стоит не больше, чем в Лондоне. Разумеется, на телеэкран здесь не наткнешься, зато могут быть микрофоны, которые способны записывать и распознавать голоса, к тому же путешествовать в одиночку считается подозрительным. Хотя для перемещений менее ста километров штамп в паспорте не нужен, на железнодорожных станциях иногда дежурят патрули, проверяют документы у всех членов Партии и задают каверзные вопросы. Сегодня патрули Уинстону не попались, от станции он шел, сторожась, оглядываясь, убеждаясь в отсутствии слежки. В электричку набилось полно пролов, радовавшихся по-летнему теплой погоде. В деревянном вагоне, где ехал Уинстон, расположилось многочисленное семейство, начиная от беззубой прабабки и кончая месячным младенцем, которое собралось провести воскресный денек у родни в деревне и, как с готовностью объяснили Уинстону, прикупить на черном рынке немного масла.
Узкая дорожка расширилась, и вскоре Уинстон вышел на петлявшую среди кустов тропу, о которой говорила девушка. Часов у него не было, но по ощущениям до пятнадцати еще оставалось время. Дикие гиацинты росли густым ковром. Он присел и начал собирать цветы, отчасти чтобы скоротать ожидание, отчасти загоревшись странной идеей вручить букет девушке. Он набрал целую охапку и вдохнул тонкий, сладковатый аромат, как вдруг за спиной хрустнул сучок. Уинстон продолжил неторопливо собирать гиацинты. Либо это девушка, либо за ним все-таки следили. Обернуться значило признать вину, а потому он сорвал еще один цветок и еще. И тут на плечо ему опустилась легкая рука.
Уинстон поднял взгляд. Девушка покачала головой, давая понять, что разговаривать нельзя, раздвинула кусты и зашагала по узкой тропинке прямо в лес. Судя по тому, как привычно она обходила болотистые участки, ей доводилось бывать здесь не раз. Уинстон следовал за ней, все еще сжимая в руках букет. Поначалу он испытал облегчение, но теперь, глядя на ее стройное, сильное тело, на затянутый на бедрах алый пояс, особенно остро ощутил свою неполноценность. Ему казалось, что девушка вот-вот обернется, смерит его взглядом и отвергнет. После лондонской копоти упоительно-свежий воздух и зелень леса ошеломили Уинстона. Уже по пути со станции, под лучами майского солнца он почувствовал себя грязным и тщедушным, жалким узником четырех стен. Ему пришло в голову, что девушка впервые видит его при свете дня и на просторе. Они подошли к упавшему дереву, о котором она говорила. Девушка перепрыгнула через ствол и раздвинула кусты, стоявшие плотной стеной. За ними оказалась крошечная полянка, поросшая травой и окруженная высокими молодыми деревцами.
– Вот мы и пришли, – произнесла она.
Он стоял к ней лицом на расстоянии нескольких шагов. И все же не смел приблизиться.
– Болтать по дороге я не рискнула, – продолжила она, – вдруг там микрофон спрятан? Сомневаюсь, но кто знает. Всегда есть шанс, что этот свинтух опознает тебя по голосу. Здесь-то мы в безопасности.
У него все недоставало мужества подойти к ней. Лишь тупо переспросил:
– В безопасности?
– Да. Погляди на эти деревца! – Их окружали молодые ясени, проросшие из пней некогда срубленных деревьев. – Стволы слишком тонкие, микрофон в таких не спрячешь. К тому же я бывала тут раньше.
Девушка стояла перед Уинстоном очень прямо, с чуть ироничной улыбкой, наверное, удивлялась, почему он медлит. Дикие гиацинты посыпались на землю. Он подошел и взял ее за руку.
– Представляешь, я только сейчас разглядел, какого цвета у тебя глаза! – Они были карие, довольно светлого оттенка, обрамленные темными ресницами. – Теперь, при свете, ты все еще можешь на меня смотреть?
– Легко.
– Мне тридцать девять. Есть жена, от которой никак не избавиться. Вдобавок у меня варикоз и пять вставных зубов.