Шрифт:
У каждого поколения своя правда…
и своя ложь.
Сэмуель смотрел в зеркало и размышлял. Господи! Кажется прошло так немного времени, а так много изменилось! Уже не висят на каждом углу портреты Старшего Брата, да и сам он исчез куда-то из поля зрения. Телекран в углу уже больше никуда ничего не сообщает, а висит мертвым предметом, тихо поблескивая грязными боками. Из зеркала на Сэмуеля смотрела грустная исхудавшая физиономия, которая упорно терла себя бритвой. Лезвие было старое, тупое, и неимоверно царапало кожу. Самуэль приобрел его на рынке, поскольку только там еще попадались старые и относительно дешевые лезвия времен англсоца. В магазинах же они были в основном из далекой Азии, причем не сильно лучше, но цены на них взлетали на неимоверную для среднего обывателя высоту, поэтому приходилось искать их на толкучках и блошиных рынках. Подумать только, казалось все так незыблемо, и вдруг… Все в прошлом. Страх перед Системой, ложь, насилие, тоталитаризм, постоянные войны с Евразией и Океанией… Все смела волна изменений, восстановив в Британии подлинную демократию, которая ей и была всегда присуща.
Кончив бриться, Сэмуель хотел ополоснуть лицо водой, но из крана раздалось урчание, и на руки капнуло лишь немного грязной, дурно пахнущей жидкости. Видимо опять перекрыли воду в связи с одной из бесчисленных последнее время аварий на теплотрассах. Трубы прокладывались давно, а в связи с изменениями и трудностями переходного периода средств на ремонт и замену труб было не достать, поэтому они часто прорывались, оставляя без горячей, а часто и без холодной воды многие кварталы Лондона. Сэмуель протер лицо не слишком свежим полотенцем и вышел в комнату. Сильно болел желудок. Собственно, было хорошо известно, что это гастрит, перерастающий в язву под воздействием отвратительного питания и плохих условий жизни, но лечение серъезных болезней было не по карману большинсту людей, а останки бесплатной медицины полностью перепрофилировались на выписку бюллетеней, для более удачливых пациентов, и свидетельств о смерти для всех остальных. Да и посещение больницы в рабочее время не поощрялось начальством. Так что ничего не оставалось делать, кроме как хоть как-то заглушить эту боль. Сэмуэль вынул заветную бутылку джина, налил себе полстакана и, задержав дыхание, выпил залпом эту гадость. Джин обжег горло, и подискуссировав с желудком о месте своего назначения, все-таки улегся там, согрев тело и приглушив боль. С исчезновением монополии государства на производство и торговлю спиртным рынок оказался заваленным дешевыми подделками, полными сивухи и неизвестно чего настолько, что старый джин казался уже достижением. Но с этим в принципе можно было мириться. Главное было не купить случайно подделку на основе метилового спирта, смертельного яда очень похожего на обычный питьевой. Теоретически, в стране попадались и приличные, относительно чистые крепкие напитки, однако во-первых, они поражали недосягаемой для простого смертного ценой, а во-вторых, цена отнюдь не гарантировала приобретения чего-то достойного. Поэтому вдвойне обидно было тратить безумные деньги лишь для того, чтобы получить бутылку все того же общедоступного пойла.
Быстро закочив свой завтрак оставленным с вечера бутербродом из куска хлеба с маслом, Сэмуэль оделся и пошел на работу. Маслом это вещество называли по привычке, оставшейся от каких-то неизвестно когда бывших времен. На самом деле эта вязкая желтая масса лишь напоминала масло, а реально была продуктом гидролиза растительных и еще каких-то жиров, добытых на радиоактивных просторах Евразии. С падением занавеса и концом этой бессмысленной войны оказалось, что Евразия лучше и дешевле других умеет производить этот странный, но тем не менее достаточно жирный продукт, и вскоре евразийское масло заполнило рацион британцев.
Выйдя на улицу он направился к громадному зданию в центре города, в котором раньше размещалось министерство правды. Теперь министерство было разогнано, и его место заняли десятки самых разных газет и других независимых средств массовой информации. До начала работы еще оставалось очень много времени, поэтому Сэмуель мог не торопиться и идти спокойно. В самом начале возрождения демократии поговаривали о восстановлении системы городского транспорта, но денег не было, и идея осталась нереализованной, снабжая многих горожан обязательными пешими прогулками с работы и на работу.
Со стороны парламента доносились тяжелые удары танковых орудий. Правительственные войска добивали народных избранников, которые пытались спровоцировать беспорядки и неповиновение власти демократически избранного Президента. Президент честно пытался их урезонить и удержать от подобных шагов, а за пару дней до открытого неповиновения пошел даже на последнюю меру по предотвращению возможных ужасных последствий безответственных действий депутатов – он распустил парламент. Но палата общин закрылась в здании и попыталась внести раскол в общество, объявив Президенту импичмент. Что было потом, Сэмуель знал нетвердо. Вроде бы по всему городу буйствовали бандиты, по утверждению правительственных источников, нанятые парламентариями для дестабилизации обстановки и создания криминального террора, потом толпа двинулась от парламента к зданию старой, уже неработающей телебашни (центральная распределительная была уже давно совсем в другом месте и легко переключалась на любые передатчики в городе). По дороге ей встретились несколько кордонов полиции, из которых первые два, в соответствии с указанием руководства и дабы не проливать кровь, отступили перед толпой, оставив ей табельное оружие. В конце концов толпу разогнали, и теперь парламент доживал последние часы своего существования. Вероятно, в завтрашних выпусках газет появятся броские заголовки о безответственности погибших, с радостью, что демократию удалось защитить, от недобросовестных политиков.
Когда Сэмуель пришел на работу, большинство сотрудников было уже в редакции. Все молча столпились вокруг телекрана, передававшего последние сводки о действиях вокруг парламента. Шел прямой репортаж, транслируемый компанией Океании с привычной для нее хорошей работой операторов. Так случилось, что оффис этой компании был как раз напротив парламента, поэтому вид был очень качественный и полностью передавал картину происходящего на месте. Парламент горел в нескольких местах, а стоящие напротив него танки посылали в него снаряд за снарядом. Операторы, для пущей достоверности включили и звук, и грохот выстрелов сотрясал воздух. Где-то на заднем плане слышался разговор на языке Океании, обсуждающий сцену. Оживленный женский голос, с легким эротичным смехом, общался за кадром с мужским, явно занятый этим куда больше, чем открывающейся картиной. Парламент пылал, и над ним чуть пониже нынешнего государственного и исторического флага Британии, висели флаг, использовавшийся во времена англсоца и еще какой-то синий с двойным красно-белым крестом.
Однако пора было приниматься за работу. Разумеется, гвоздем программы завтра будет разгром мятежников. На это надо выделить всю первую полосу, а то газету могут закрыть в связи с отсутствием патриотизма, нелояльностью к Президенту и еще много чем… Самуель грустно взглянул на торчащий над его рабочим местом приемник пневмопочты. В свое время по ней разносились указания, что следует писать и что следует исключить из уже написанного, во избежание противоречий. Потом, в начале демократизации ее было приспособили для рассылки заказов из буфета, что позволяло легко получить прямо на рабочем месте упакованный бутерброд или пластиковый пакетик с джином. Но потом цены подскочили и буфет стал никому не нужен. Да-а-а, сейчас никто не давал указаний, что надо писать. Сэмуель не считал, что это сильно облегчает жизнь, поскольку взамен все равно приходилось догадываться о том, что же следует написать, а что лучше не писать. Конечно, теперь это не грозило слишком серъезными последствиями. Газеты писались в основном для пролов, частично для среднего слоя, а и на тех, и на других власть имущим было настолько глубоко наплевать, что их не беспокоило, кто и что там читает. В конце концов, газеты могли писать что угодно, ничто не мешало на другой день поместить прямо противоположную информацию, поскольку народ не стремился запоминать, что же ему говорят. В худшем случае мог найтись какой-нибудь зануда, который откопав откуда-нибудь пачку старых
газет, начал бы пытаться показывать противоречия. Но ведь его никто бы не напечатал, так что и это было безопасно. А кроме того, даже если бы его и напечатали, никто бы этому не удивился, максимум возможной реакции было бы равнодушное пожимание плечами и констатация, что "эти газеты всегда врали…".
Но думать все равно надо было. Газета была небольшой, и поступлений от продажи тиража катастрофически не хватало на покрытие даже основных расходов. Так что, хотя никто теперь за плохой материал и не "распылит", но от отношения власть имущих, а точнее просто имущих, зависело получение рекламы. А на средства от рекламы как-никак и издавалась вся газета, давая средства к существованию всем ее сотрудникам, большинство которых было отягощено семьями с детьми. На этот день как раз была назначена встреча с одним потенциально очень выгодным рекламодателем. Один из бесчисленных новых банков высказал пожелание напечатать заказную статью, а это означало немалую сумму сразу и, возможно, новые заказы, если руководству банка понравится статья. На вторую половину дня была назначена аудиенция с председателем правления, поэтому закончив основные дела и дождавшись прояснения ситуации с парламентом, Сэмуель просмотрев материал отдал его на доводку помощнику, который должен был доправить его и поставить на первую полосу, а сам пошел на встречу.
Банк был невдалеке, поэтому Сэмуель пришел с запасом, и пройдя систему охраны благодаря заранее заказанному пропуску, оказался в приемной председателя правления. Яркая, словно с обложки океанского журнала, секретарша оценила его не слишком богатую одежду и, посмотрев на него как на пустое место, удалилась в кабинет шефа с визиткой. Через минуту она вышла и бросив: "Вам было назначено позже, подождите немного, он сейчас занят", уселась за стол и снова стала приводить в порядок свои ногти. "Стерва!" – подумалось Сэмуелю. Не то, чтобы его сильно задела необходимость подождать, как раз к этому он был готов. Но к такой красивой молодой женщине – нет, тем более, что она обратила на него внимания не более, чем на стоящую вокруг мебель. "И в самом деле, кто я для нее такой?" – продолжал он травить себя, – "Никто. Для нее тот – человек, кто может за нее заплатить." У самого Сэмуеля личная жизнь как-то не сложилась. То не было подходящей по его мнению женщины, то ему было некогда, а потом выяснилось, что не особенно он, такой нищий, и нужен кому бы то ни было. Поэтому каждый раз видя красивую женщину, которая принадлежала другому по приземленным причинам, он испытывал жгучую неприязнь к самому себе и этой женщине. "Взять бы ее за эти длинные черные волосы, поцеловать, не спрашивая, этот развратный яркий рот, содрать одежду, и…", но на этом месте фантазии Самуеля затормозились перехваченным дыханием. А девица продолжала сидеть в вызывающей позе, закинув ногу на ногу и обнажив их почти до талии, слегка покачивая бюстом, поворачиваясь в кресле из стороны в сторону, и по-прежнему не обращая никакого внимания на посетителя.
Примерно через четверть часа председатель освободился, и секретарша, приводя Сэмуеля в полное отупление своими формами, проводила его в кабинет. Шеф был молод, и хотя был одет в цивильный костюм, но при взгляде на его прическу "ежик", на его холодные бесцветные глаза убийцы, создавалось ощущение, что он совсем недавно переоделся из черного кожаного костюма. "Деньги внутренней партии," – пронеслось в голове у Сэмуеля. Одной из тайн демократизации было исчезновение значительных сумм из партийных средств. Предположительно на эти средства создавались доверенными людьми коммерческие структуры, которые оборачивая эти средства зарабатывали огромные доходы, и при этом сберегли их от конфискации. Судя по всему этот банк существовал как раз на такие деньги. И это было хорошо, потому что такой банк мог позволить себе дорогую рекламу. Встреча прошла на редкость удачно, получив указания о стиле статьи, и некоторые цифры, которые необходимо было упомянуть в ней, Сэмуель вернулся в редакцию, чтобы проверить состояние подготовки завтрашнего номера.