2. По сложной прямой
Шрифт:
– Викуууусик! – бодро заорал я, вытягивая перед собой вверх, как жрец майя свежевырванное сердце, банку с повидлом, – Это тебе!
– Викусик?! – оторопела девочка, останавливаясь с пробуксовкой. Нет, девушка, конечно, ибо «Викусику» уже пятнадцать годов стукнуло, но была она ко всей своей трехметровости настолько эээ… девочковая, что вот у меня язык не поворачивался.
– Викусик, – безапелляционно заявил я, подходя под угрожающее молчание бабы Цао к большой девочке и впихивая ей в руки банку. Та, автоматически её взяв, принялась растерянно стоять, сродняясь с новым именем. Или повидлом, тут уж я не знаток девичьих душ.
– Шипоголовый, – позади меня донеслось мрачное и, вроде бы, слегка смущенное, – Ты чего пришёл? Я же сказала
– Во-первых, любопытно, – не стал юлить я, – А во-вторых…
Обитатели «Жасминной тени» сейчас разделились на две фракции – те, кто куда-то пристроился на праздник и те, кому податься было либо некуда, либо нельзя. Либо не влезет, безжалостно добавил я, смотря на Викусика, которая тут же захотела потеряться. Мне с подобным положением вещей мириться было просто западло, о чем я китаянке и поведал. Старая перечница, выслушав меня внимательно, задала неожиданный, но крайне ехидный вопрос – с какого перепугу ей, Цао Сюин, помогать мне устраивать какую-то джигурду в общаге, если это будет неудобно? Лично ей?
– Так по комнатам же нажрутся, – развел я руками, – А так – в одном месте. И вы под боком со своими пузыриками…
– То есть меня ты приглашать не хочешь? – прищурилась старая карга.
– Почему не хочу? Очень хочу. На первую часть банкета, – слегка ошеломил я бабку. Новонареченная Викусик стояла с трехлитровой банкой повидла в ладошке и дышала через раз.
Демократии и равноправия не существует. Нет, конечно, если бы человечество изобрело бы какой-нибудь искусственный разум, способный управлять всем нашим стадом справедливо и карать анально каждого плохиша, тогда бы да. Но вот здесь и сейчас – нет. В «жасминке» проживают и те, рядом с которыми просто не расслабишься. А также те, кто просто не может с кем-либо контактировать ночью. Поэтому я внес предложение разделить событие на две части – раннюю официальную, дабы никто не ушёл обиженным, и полную для тех, кто не представляет опасности для окружающих. Кричащих, пьяных и бухающих. Бабуля получит возможность очень оперативно отреагировать на любого, кто слетит с нарезки, дети получат праздник, а на улицах Стакомска дружинники (которых будет реально много) арестуют меньше коморских. Ну, как вам?
– И Янлинь позовешь? – прокурорски прищурился на меня китайский глаз, – Она ведь еще…
– И шо? – еврейски переспросил я, косясь на шевелящиеся уши Викусика, – Это ждёт.
– А она может…, – вредная бабка не сдавалась.
– Почему может? – перебивал я её, – Она обязательно будет!
– И ты…
– А шо я?
Вот как-то так и договорились. Правда, это было лишь начало совершенно бессмысленной эпопеи, которую я взвалил на собственные плечи. Думаете, дурью маюсь, уважаемая, но несуществующая? Идите в пень, я почти двадцать лет в этом теле без общения был!
Получив высочайшее «добро» и уведомив растерянную Викусика, что та точно в деле, я пошёл обходить общежитие, смело стучась в каждую дверь. Конечно, с такой внешностью из меня дипломат аховый, но вся фишка была как раз в отсутствии этой самой дипломатии. Я не собирался приглашать на праздник – халявщики идут лесом! Я звал принять участие. Деятельное участие.
И у меня получалось. Убогие, сирые, хромые, все они выползали из щелей и из-под половиц… то есть ужасно сильные, нестабильные, злые и опасные неосапианты «Жасминной тени» высовывали свои жала в раскрытые двери, а потом начинали на них строить заинтересованные выражения. Я не врал, не обманывал, не преувеличивал, но объяснял политику партии открыто и честно. Нагло тряс одобрением администрации, хамски утверждал, что лепту вносить надо, а то че как неродные. Нет денег – украшаете выделенное помещение, тащите туда телевизоры, елку там и прочие палки. Есть деньги? На бочку! Вот запишу, роспись поставите. От каждого по наличности, каждому по потребности!
И торопитесь, товарищи неосапианты! Новый Год близко!
– Че хотел, Изотов? – хмуро и с подозрением на меня уставилась выглянувшая из своей хаты Дашка Смолова, злая и не очень красивая девчонка, как-то наговорившая мне гадостей. А еще у неё была гипертрофированно обостряющаяся паранойя в ночное время, что делало празднование Нового Года в компании невозможным.
– Смотри сюда…, – объяснял я Дашке на пальцах возможность если не полноценно отпраздновать, но посидеть по-человечески в первую фазу застолья, погреметь бокалами, пожрать и поулыбаться. Дашка кочевряжилась, водила носом, чуть не зарычала, когда я безапелляционно упомянул, что Янлинь мы позовём обязательно (с намеком уставившись в камеру, находящуюся в дашкиной комнате), но в конечном итоге сдалась, купившись, что будет далеко не единственным прекрасным цветком на клумбе этих безнадежных неудачников пацанов.
Утряся с ней пару деталей, я увидел просыпающийся энтузиазм, а потом понял его причину – «подруги» дашкиных суровых дней под предлогом, что ей всё равно не отмечать, вытянули из девчонки все деньги. В принципе-то логично, что она с ними, обниматься в комнате будет? Или слезки ими вытирать, плакая? Но так-то, конечно, обидно.
Ладно, у меня теперь есть какая-никакая начальница местной дурки, которая скоро примется за дело. Идём дальше.
Проблемы возникли только с Вадимом. Товарищ Юсупов, привыкший к своей одинокой жизни, никак не мог поверить, что ради него целая компания (на первой половине движухи) будет вести себя спокойно и аккуратно, но мне всё-таки удалось его убедить, правда, рассказав немного о себе и своей молодости, а заодно предупредив, что в первую часть баба Цао будет с нами, так что даже если что пойдет не так, то Вадима закатают в шар и он никому не навредит. Парень-то он хороший, замечательный даже, только вот со способностями сильно не повезло. А вот с деньгами – наоборот, так что пришлось вступить с ним в ооочень мягкий и даже нежный спор, уверяя, что 25 рублей – это отличное вложение, поэтому убери-ка ты, Вадик, остальную пачку. Нафиг.
Дальше.
– Приду, – коротко ответила мне высунувшаяся из своего логова Янлинь, чрезмерно одетая в майку под горло и даже штаны, – Но ты…
– Мы с бабой Цао уже, – отрезал я.
– Я видела. Слышала. Приду.
Ни денег, ни иного вклада я с молодой китаянки брать не собирался. Она вместе со своей бабулей тут работают, плюс Янлинь меня уже многому научила. В плане секса и программирования, конечно.
– Ну всё, Викусик, настало твоё время! – радостно заорал я на бедного ребенка, чуть не пнувшего меня с перепугу. Большая девочка стояла, мирно слушая бурчащую Смолову, а я подкрался незаметно.
– Изотов, козёл, ты че?! – испугалась резко повернувшейся гигантессы Смолова.
– Найди себе кого-нибудь своих размеров! – сварливо объяснил политику партии я, хватаясь за руку опешившей девочки, – А мы с Викусиком пойдем по магазинам! Где список?!
– Гад…, – озвучила Дашка, тут же интересуясь, – Почему она?
На лице у новенькой большими буквами был написан тот же вопрос.
– Во-первых, я обаятельный и привлекательный, – не стал зажиматься я, –
Во-вторых, мы с ней силовики, Журкова и Никитиной тут нет и не будет, они нашли, где отмечать. А в-третьих, что гораздо важнее, мы с Викусиком можем свободно гулять, потому что она из-за своего роста не будет цеплять меня боковым зрением. Ясно?
Логика в очередной раз победила женщин, от чего моё настроение скакнуло на пару пунктов выше. Пришлось чуть позже объяснить потерявшейся во времени и пространстве новенькой, с чего я тут веселый такой и почему так важно на меня не смотреть (особенно молодым девочкам), но это удалось без проблем. Когда ты весишь под 250 кг и способна закинуть расстроившего тебя человека на трёхэтажку, то обычно нормальные люди, не желающие быть заброшенными на трёхэтажку, стараются тебя не расстраивать. Это называется инстинкт самосохранения и работает он постоянно. Так что Викусика большая часть граждан побаивалась.