20:12. Начало
Шрифт:
Первую неделю было интересно. Показав себя с хорошей стороны перед учителями, я имела желание больше знать, получать хорошие оценки, но мало общалась
с одноклассниками. Им это явно не пришлось по вкусу, и, спустя пару недель, они дружно перестали со мной разговаривать.
Потом мне влетело ластиком в голову. Обидно
и больно. На следующий день весь класс несколько часов ругали за жвачку в волосах одной девочки. Спустя месяц я поняла: подобная свистопляска не кончится. Это нормальное поведение здешних учеников. Дети
На физкультуре запретили лазать по канату без разрешения. И катать мяч на всех четырёх лапах – тоже нельзя. Возмутительно!
А когти так и чесались, ноги сами несли прыгать
и бегать, кувыркаться, гонять мяч. Но всё оказывалось неправильным, всё было не так, как надо.
Музыка оказалась вовсе не той, кем себя выдаёт. Мы ни разу не посмотрели на живые инструменты, приходилось разглядывать их чёрно-белые изображения в нудной книге с кучей текста, пока вокруг меня разрастался бедлам, сотворённый одноклассниками.
Математика стала сущим адом, каждый новый урок выворачивал меня наизнанку, заставлял считать каждую секунду до звонка. Ни одна контрольная не была написана хорошо.
В один из дней учитель опаздывал на урок; мало кого это волновало – галдеть было интереснее. Собравшись, я предложила позвать кого-то, чтоб не терять времени зря, и тут же получила хороший подзатыльник
и приказ от пухлого паренька в чёрном школьном пиджаке, заботливо выстиранным его мамой:
– Сиди тихо, скотина!
Он был племянником здешней географички. Мальчиком, привыкшим к тому, что можно всё, что пожелаешь. Осознающим: здесь тебе никто ничего не сделает. Жан состоял в компании задиристых мальчишек, и знал, что его боятся.
А за такое поведение на моей родине принято было наказывать, потому, через пару секунд после содеянного, одноклассник получил укус на руке, которой сделал мне больно.
И мы оба оказались в учительской, где душная преподавательница зачитала обоим лекцию, что нужно жить в дружно.
Я очень хотела, чтоб было дружно, очень!
Как жаль, что поговорить с девочками мне было совершенно не о чем: косметика и журналы показались мне до жути скучными, общих с ними тем у меня не нашлось, как и интересных секретов, и потому мы были слишком далеки друг от друга.
На обидчика было написано заявление, потому что терять – нечего. У него появились проблемы, а у меня – ещё больше взаимной ненависти.
А ещё я поняла, что кусать людей в школе – тоже нельзя.
Да и вообще, нам упорно внушали, чего на территории учебного заведения мы делать не должны, ведь это портит её репутацию. И учиться надо так, чтоб рейтинги не падали по сравнению с другими школами.
Год в школе пролетел, словно день, а мнение моё становилось лишь хуже. Ещё страшнее было осознавать, что этот год первый, но не последний.
Глава 3
«Проспала!»
На
Пришло же в голову кому-то вдруг взять и поставить семиклассникам учёбу с утра, прямо посреди года, да ещё и после бурных новогодних каникул. После них наоборот хочется подольше погреться в теплой кроватке, напиться чайку и плотно покушать, а потом уже – ползти на уроки.
Ан нет, я не успела даже позавтракать, оставались несчастные минуты до звонка, тут не до доброго утра.
Последняя книга исчезла в глубинах рюкзака, и я быстро накинула пуховик и поплыла по сугробам прочь из дома, держа в голове, что кроме расписания, нам поменяли ещё и кабинет: с уютного и светлого географического на унылый и холодный кабинет физики в самом конце крыла.
Добрая половина урока уже пролетела, и хищная математичка отыгралась на мне за всех и сразу, отчитав за опоздание и заставив писать объяснительную.
С позором и горячим желанием превратиться прямо сейчас в маленький атом, я прошмыгнула к своему месту, но вот не задача: всегда пустая парта вдруг возымела для меня соседа.
Проклиная весь этот день, я плюхнулась на своё место, демонстративно отодвинувшись от незнакомого мальчика, который не удосужился даже форму на себя надеть. Всё понятно: новенький.
«Ишь, особенный. Нам, значит, ходить в этом клоунском холодном наряде, а ему можно и не носить» – промелькнуло в голове, и дрожь, на которую я усиленно не обращала внимания, напомнила о себе.
Выдрав из тетради листочек, я было начала писать объяснительную:
«Я опоздала, потому что…» – нет.
Зачеркнула.
«Я, Янис Грин, пришла на урок с опозданием…»
«Потому что тут холодно и тошно, а теперь – ещё и рядом усадили какого-то дурачка. Что, места другого не нашёл, или однокласснички смеха ради подсказали расположиться именно здесь?» – рука остановилась и стеклянный взгляд уставился в окно, пока я думала эту мысль. Да ну эту объяснительную.
На бумажке стала вырисовываться мордочка Каце. Вот он улыбается, спит себе там дома, на моей тахте у окошка. А может, его сейчас гладит Вальмонт. Вот бы мне на его место.
Нос уловил приятный запах какао и корицы, и тут же дал команду животу, чтоб тот урчал сию минуту, и никак не позже.
Посылая второе проклятье, я скрутилась в комочек, жалея, что не прогуляла дурацкий урок в пользу чего-нибудь вкусного.
А пахло от мальчика. И, вместо того, чтоб учиться, он сложил на парту руки и, уложив на них голову, отвернулся к окну.
Только чёрная взъерошенная макушка освещалась безразличными солнечными лучами, которые даже не грели толком в середине зимы.