200 тысяч маленьких удовольствий

Митрофанова Галина Васильевна

Семен Филиппович уже полчаса ходил из угла в угол, ломая голову - куда бы запрятать дипломат с деньгами так, чтобы жена не обратила на него внимания и ни одна сука (теща) не нашла его. Самым недоступным местом для суки невысокого роста оказалась книжная полка, верхний ее ряд. Даже со стулом он едва дотянулся до нее.

Оставив дипломат на верхней полке, Семен Филиппович завалился спать и неожиданно быстро заснул. Проснулся он среди ночи от шума падающих книг, полки и некоего тела. На грохот сбежалась вся семья, даже соседские дети. Дипломат - вот что больше всего волновало Семена

Филипповича. Он лежал на полу обособленно, недалеко от кучи книг, из которой торчала чья-то морщинистая рука - рука Клавдии Лаврентьевны. Ее-то и не хватало среди окружающего семейства, сонно щурящегося от света лампы, до конца не разобравшегося, что же все-таки произошло. И лишь она знала все.

Дипломат в руке зятя, конечно, не мог заинтересовать столь почтенную женщину, как она... Дождавшись, когда все заснут, Клавдия Лаврентьевна со стулом в руках оказалась перед полкой. До дипломата она, само собой, дотянуться не сумела. И тогда воздушная Клавдия Лаврентьевна решила достичь цели, используя полки как ступеньки. Книжная полка рухнула мгновенно, не выдержав такую тушку, сорвав крепления с потолка. И хотя при падении Клавдия Лаврентьевна сгруппировалась, избежать участи быть погребенной под книгами ей не удалось.

Рука медленно зашевелилась, убив зародившуюся надежду в душе Семена Филипповича. Просканировав окружающую обстановку, рука засекла цель и, подрагивая, двинулась к дипломату. Но не дремал Семен Филиппович. В тот момент, когда руке оставалось преодолеть каких-то несколько сантиметров, он точно и уверенно наступил на нее, потом забрал дипломат и покинул комнату.

Скорая, как назло, приехала быстро. С вывихом руки и сотрясением головы Клавдию Лаврентьевну отвезли в одну из самых дальних больниц (не без вмешательства Семена Филипповича) для оказания первой помощи.

Семен Филиппович, положив под подушку дипломат, сладко заснул и увидел сон в высшей степени эротический - с двумя мулатками, бассейном, виллой, которую он наяву видел в каком-то глянцевом журнале, а главное - деньги, деньги, кругом деньги: они росли на деревьях, валялись на полу, плавали в бассейне...

День первый

Семен Филиппович проснулся довольным, когда сон подошел к своему логическому завершению - чего еще можно ожидать от двух жгучих мулаток.

– Вещий, - сказал торжественно он и услышал доносящееся с кухни чавканье. Мулатки ушли в сторону.

Клавдия Лаврентьевна не переставала поражать взыскательную публику своими новыми достижениями. Сполна получив первую медицинскую помощь, она, не дожидаясь рассвета и начала движения общественного транспорта, кряхтя, на ослабших ногах, помолясь, поковыляла домой, преодолев пятнадцать километров за час сорок. И сейчас, тщательно пережевывая, доедала заблаговременно приготовленный завтрак Семена Филипповича.

– Это ж надо, не померла, - сделал вид, что удивился Семен Филиппович.

– Нет, - бодренько ответила пожилая женщина, - я еще некоторых переживу.

– Ну, это вряд ли, - как можно более убедительно произнес Семен Филиппович, подумывая о том, что все же будет немного жаль денег, потраченных на киллера, хотя чего только не сделаешь для хорошего человека. От этой мысли у него побежали мурашки по спине, а внутри потеплело, как от ста граммов коньяка - теща мертвая, в гробу, вся в черном, молчит и не шевелится. Эх, хорошо!

Мужчина даже не расстроился, что остался без завтрака. Наскоро собравшись, взяв дипломат и кухонный нож для обороны, отправился на работу.

Работа для Семена Филипповича была чем-то вроде наказания, он ее не любил. Мысль о том, что у него в дипломате лежит целое состояние, а он продолжает работать за ничтожную зарплату, возымела свое действие. Правда, он не стал со скандалом увольняться, бить морду начальнику или зажимать в углу секретаршу, нет, это он делал на прежних местах. Сейчас он просто накатал заявление "о предоставлении отпуска за свой счет" и был таков, получив целую неделю в свое распоряжение.

Семен Филиппович сидел на скамейке в сквере. Мимо проходили молодые мамы с колясками, школьники с туго набитыми портфелями, пожилые пары, придерживающие по-стариковски друг друга за локти, но все так же нежно, как сорок лет назад, студенты и служащие, вечно решающие на ходу хитросплетенные проблемы, и просто прохожие, которых судьба занесла сегодняшним днем в этот сквер. Каждый из них владел своим миром, был наделен своей судьбой, имел прошлое и будущее, радости и печали, надежды, мечты, привычки, друзей, интересы и каждый для чего-то жил. Семен Филиппович вдруг поразился - насколько все же глубок и многогранен этот непростой мир, включающий в себя миллиарды других, своих, непохожих; как все явления закономерны и в равной степени необъяснимы; насколько тонка грань между чуждым и нелепым; прозрачна граница между добром и злом.

– А ведь как прекрасно жить. Вот так вот просто - жить. Вкушать каждое мгновенье, наслаждаться каждым вздохом. Да...
– произнес вслух Семен Филиппович.
– Особенно когда у тебя двести штук зелени в кармане. Это новые горизонты, новая степень свободы.

На душе стало светло. Хорошо так, уютно.

– Так, - он решительно поднялся со скамьи, - беру от жизни все.

Расфасовав деньги по четырем пакетам и запрятав их в надежных местах (есть такие места у каждого мужика), Семен Филиппович, с двумя купюрами в кармане, предвкушая сладостные моменты, шел навстречу приключениям, которые, безо всякого сомнения, имели место в ближайшем будущем.

На минуту забежал домой - нужно было отмазаться перед родней - "на рыбалку еду, с ночевкой, может, на несколько дней". Клавдия Лаврентьевна недоверчиво повернула глазом вдоль оси хрусталика: "Утоп бы, падлюка", - подумала она. Хотела смолчать - не удалось, язык у Клавдии Лаврентьевны всегда на стреме:

– Знаю я ваши рыбалки, сама не раз была. Нажретесь как свиньи и давай стыдобу творить. Срам. И как вам не совестно. Паскуды вы едакие, козлы неугомонные, сволочи прохиндейские.
– Чем старше женщина, тем шире ее познания о мужчинах и тем каскаднее ее выражения.
– Слышь, дочка, не пущай его на рыбалку, пусть лучше по дому, по хозяйству что починит. Я-то вон уж сколь лет не езжу и ничего - жива-живешенька.