2008 25 (573)
Шрифт:
В конце мая Москва довела до сведения румынского правительства, что «готова решить все территориальные вопросы с Румынией и принять во внимание определенные пожелания относительно ревизии [границ], если Румыния присоединится к советской политике мира». Больше о Южной Буковине Сталин даже и не заикался. Но со стороны Бухареста никакого ответа так и не последовало.
Таким образом, экстраординарность поступка Сталина 6 апреля и последующее резкое изменение характера отношений с Германией свидетельствует о том, что после нацистской агрессии в Югославии советский лидер всерьез стал рассматривать возможность нападения
А надо сказать, что формированию такой позиции у Сталина в немалой степени способствовал английский посол в Москве Криппс, который намеренно распространял сведения о возможности заключения мирного договора между Англией и Германией. Так, например, в своем меморандуме советскому правительству от 18 апреля Криппс писал:
«Не исключена возможность, если война затянется надолго, что у Великобритании (особенно у некоторых кругов в Великобритании) возникнет соблазн закончить войну путем некоего урегулирования на основе вроде той, какую недавно вновь предлагал кое-кто в Германии, а именно: Западная Европа вернется в прежнее состояние, тогда как Германии не будут мешать расширять ее жизненное пространство на восток. Такое предложение может найти отклик и в Соединенных Штатах Америки.
В этой связи стоит напомнить, что В СОХРАНЕНИИ ЦЕЛОСТНОСТИ СОВЕТСКОГО СОЮЗА БРИТАНСКОЕ ПРАВИТЕЛЬСТВО НЕ ЗАИНТЕРЕСОВАНО (выделено мной. — Ю.Ж.) непосредственно, как в сохранении целостности Франции и некоторых других западноевропейских стран».
Этот явно провокационный шаг английского посла имел своей целью заставить Москву отказаться от торговли с Германией:
«Английское правительство при современных отношениях между Германией и СССР имеет достаточные основания рассматривать СССР как канал и источник снабжения Германии, что это определяет характер отношений к СССР со стороны Англии».
Однако, выдвигая требования к СССР о прекращении снабжения Германии стратегическим сырьем и угрожая в противном случае заключением мира с нацистами, Лондон не только ничего не предлагал Москве взамен, но даже отказывался выполнять ее вполне справедливые требования по урегулированию ранее возникших противоречий между нашими странами. Поэтому меморандум Криппса был воспринят Кремлем как доказательство наличия сговора между Лондоном и Берлином, обеспечивающего Гитлеру свободу рук в войне против СССР.
6 мая Сталин был назначен Председателем Совета Народных Комиссаров СССР. Назначение нового главы советского правительства в критический период времени мог означать только одно — ужесточение проводившейся до этого политики, направленное на интенсификацию подготовки к отражению нацистской агрессии и противодействие созданию антисоветского англо-германского блока.
Вскоре после этого произошло совершенно фантастическое событие, подтвердившее худшие предчувствия Сталина. 10 мая заместитель Гитлера по партии Гесс совершил свой знаменитый перелет в Англию, что было воспринято в Кремле как новое доказательство готовности Запада заключить мир с Гитлером. Вот как в своих мемуарах Микоян описывает реакцию советского руководства на этот
«Перелет первого заместителя Гитлера по руководству нацистской партией Гесса в Англию 10 мая 1941 г. вызвал большую тревогу у Сталина и у всех нас. Мы опасались, что Гесс договорится с англичанами и тогда немцы повернут против нас. Информация о том, с чем прилетел Гесс в Англию, была очень скудная, противоречивая. Вызывало беспокойство и то, что в Англии тогда были силы, которые могли пойти на сговор с Гитлером. А как будет вести себя правительство Черчилля, мы не знали».
В довершение ко всему прочему, 12 мая Шуленбург при встрече с Деканозовым тоже заявил о возможности скорого заключения англо-германского мирного договора:
«По его убеждению, никакая американская помощь Англии не в состоянии изменить чего-либо в тех более выгодных стратегических позициях, которые занимает Германия против Англии. Кроме того, по его мнению, недалеко то время, когда они (воюющие стороны) должны прийти к соглашению и тогда прекратятся бедствия и разрушения, причиняемые городам обеих стран».
Разумеется, в этой сложнейшей ситуации Сталин не мог игнорировать угрозу создания англо-германского союза.
Таким образом, по крайней мере, к середине мая Сталин был уже твердо убежден в том, что немецкой агрессии можно ожидать буквально в ближайшие месяцы. Эта его новая позиция видна, скажем, из директивы ГЛАВПУРА «О состоянии военно-политической пропаганды», в которой прямо говорилось, что война может начаться в любой момент:
«Международная обстановка крайне обострилась, военная опасность для нашей страны приблизилась, как никогда. В этих условиях ленинский лозунг «на чужой земле защищать свою землю» может в любой момент обратиться в практические действия…
В современной международной обстановке, чреватой всякими неожиданностями, переход от мирной обстановки к военной — это только один шаг. «Война может вспыхнуть неожиданно. Ныне войны не объявляются. Они просто начинаются» (Сталин)».
В соответствии с этой директивой в последние мирные дни о возросшей угрозе войны стали уже открыто говорить с партийных трибун. Об этом, например, пишет начальник штаба 4-й армии ЗапОВО полковник Сандалов в своей книге «Боевые действия войск 4-й армии в начальный период Великой Отечественной войны»:
«19 июня, состоялся расширенный пленум областного комитета партии, в котором участвовало большое число армейских политических работников. На пленуме первый секретарь обкома тов. Тупицын обратил внимание на напряженность международной обстановки и ВОЗРОСШУЮ УГРОЗУ ВОЙНЫ (выделено мной. — Ю.Ж.). Он призывал к повышению бдительности, но одновременно указал, что по этому вопросу не нужно вести открытых разговоров и проводить какие-либо крупные мероприятия, которые могут быть замечены населением».
Кроме того, степень озабоченности Сталина возможностью скорого конфликта с нацистской Германией хорошо просматривается из того факта, сколько времени он уделял в том или ином месяце обсуждению чисто военных вопросов с руководством НКО. С января по май на совещания с наркомом обороны и его заместителями, включая начальника Генштаба и его первого заместителя, Сталин тратил от 10 до 13 часов в месяц. А только за 21 день июня на совещания с военным руководством страны у Сталина ушло более 22 часов.