2009_33 (581)
Шрифт:
Просто потому, что эти отпуска, оставшиеся в законодательстве от советского времени, на практике работодатель в большинстве случаев и так уже не предоставляет. За исключением сугубо государственных учреждений, работодатели просто внятно дают понять работникам, что если они хотят работать в данной фирме, им не надо просить таких отпусков. В лучшем случае дают возможность в сессионное время получить отпуск за свой счет либо очередной оплачиваемый.
Вообще, это давно замеченная манера российской власти последних десятилетий — она сначала не исполняет законодательство сама и создает условия для неисполнения его другими субъектами, а потом объявляет: «Так оно же все равно не действует! Давайте уж отменим неработающие законы!».
Так было, в частности, в случае с «монетизацией льгот» и во многих других.
А вообще эта ситуация описана еще в «Записках о кошачьем городе» Шэ Лао. Там, скажем, начинают жители города употреблять наркотики — а власть, вместо борьбы с наркоманией, объявляет: «Растет количество нарушений закона. Отменим закон, запрещающий их употребление — не будет и нарушений». Кончилось все это для города довольно печально. Как и для режима горбачевщины, также любившей забавляться этим приемом.
Причем среди доводов для отмены учебных отпусков представители власти называют предельно абсурдные: например, ссылаются на то, что некой крупной корпорации пришлось оплачивать непрофильное хореографическое обучение для своих сотрудников.
Ну и что? Если корпорация хочет оплачивать профильное обучение в целях подготовки для себя профессиональных кадров, она не учебные отпуска должна давать сотрудникам, она должна брать перспективных из их числа и направлять на платную учебу за свой счет на дневном отделении.
Предоставление платного отпуска вечернику или заочнику — это не программа подготовки кадров для данной корпорации, это реализация конституционного права гражданина России на образование — за которое, в частности, должен платить и работодатель негосударственной сферы.
Откуда в стране возьмется технологический прорыв, если все больше и больше будет сужаться реальная возможность получения реального образования?
А этот процесс уже идет в стране. Выпускники школ подготовлены все хуже и хуже. А когда чудаковатому министру образования Фурсенко (никогда не работавшему в сфере образования) объясняют, что нововведения лишь разрушают то лучшее, что ранее было и в старой русской императорской, и в советской системе образования, он заявляет: «Так ведь все равно советская школа разрушена! Давайте проводить наши реформы!». То есть действует по тому же принципу — сначала разрушает на деле, а потом предлагает разрушение узаконить.
…Довод «Да, я не выучил, потому что работал!» становится универсальным. И в том случае, когда студент действительно работал, и в том, когда он просто просидел это время в баре. Теоретически, даже если он работал, это его не оправдывает. И в ответ на эту фразу преподаватель должен был бы сказать: «Успешной работы! Но только без того, чтобы числиться в нашем вузе», поставить неуд и запустить механизм отчисления. Все равно работающий студент-дневник на самом деле в большинстве случаев никогда и ничего не выучит. Но даже выводя за скобки специфические возникающие в этом положении ситуации, преподаватель, который и сам получает гроши, понимает, насколько существующие условия отличаются от того положения, в котором он сам находился во время своей учебы.
Ведь основное отличие студента современного, если он не выходец из социальной группы, где родители берутся полностью покрывать его текущие потребности во время учебы или если он просто не хочет оказываться в финансовой зависимости от родителей в силу юношеских комплексов и фобий, заключается в том, что при всей невеликости советской студенческой стипендии на нее все же можно было прожить (пусть и достаточно стесненно), тогда как на современную стипендию студент прожить практически не может.
Советская студенческая стипендия составляла 30–40 рублей. Нынешняя еще недавно была равна 400 рублей. Потом выросла до 600 и в последнее время составляла 1000 рублей.
Если сравнивать в долларовом исчислении, советская составляла около 50–70 долларов — сегодня это было бы от 1200 до 1300 рублей: уже больше сегодняшней тысячи. Однако в последние годы, в связи с особенностями изменения структуры цен и падающим долларом (не забудем, что в реальной покупательной способности в России в последние лет пять доллар упал примерно в два раза, то есть сегодняшний доллар — это не более полудоллара 70-80-х гг., того, который стоил 60 копеек), это исчисление стало более чем ненадежным. По большому счету, твердый «брежневский» рубль — это примерно 150 рублей нашего времени. В любом случае — не менее ста, но в целом действительно тяготеет к 150.
Значит, студенческая стипендия в 30 рублей сегодня была бы адекватна 4500 рублям. А в 45 рублей — повышенная — примерно 7000 рублей.
Это — действительно та цифра, при которой студент, во всяком случае, имел бы возможность жить, сосредоточившись на учебе.
Конечно, кто-то все равно шел бы на подработку — но именно на подработку, как шли на нее студенты советского времени. Но это была бы подработка к уровню, достаточному для жизни, как и тогда это была подработка именно к имеющемуся невысокому, но минимально достаточному уровню.
И разница здесь заключалась бы в том, что это было бы реализацией выбора — подрабатывать и жить лучше или не подрабатывать и жить на минимум, но освобождать время для учебы, тогда как сегодня у студента такого выбора нет — он не может не работать, если не остается на иждивении родителей, если те имеют еще возможность его содержать.
И при такой стипендии — в 4500–7000 — преподаватель имеет полное право сказать студенту, заявившему как причину незнания свою работу: «Коллега, это Ваши проблемы, меня это не интересует», а сейчас он этого сказать не может — потому что знает, что студент не имеет выбора — работать или не работать во время своей учебы на дневном отделении.
Государство наносит удар по образованию, вынуждая студента вместо учебы зарабатывать себе деньги на пропитание. Предприниматели наносят удар по образованию, отказывая студентам-вечерникам в оплачиваемых учебных отпусках и лоббируя перед государством узаконивание своего беззакония.
А вместе они делают общее дело: обрекают страну на исчезновение квалифицированных кадров, если они не являются выходцами из элитарных и материально высокообеспеченных семей.
То есть, по существу, современная образовательная практика, отношение к молодежи в этой сфере по сути оказывается формой классовой сегрегации, запрета на полноценное образование для определенных классовых и социальных групп.