2012 Хроники смутного времени
Шрифт:
Новости закончились, и Палыч стал щелкать пультом в поисках подробностей, но на всех каналах шли ток-шоу для домохозяек, где напудренные до крахмального хруста блондинки оживленно и со знанием дела обсуждали гороскопы, проблемы генетически-модифи-цированных продуктов, методы воспитания щенков Лабрадора, технологию строительства безопасных ядерных реакторов и еще что-то, не оставившее и следа в моей немедленно загудевшей голове.
— Ладно, я поехал. Мне еще техосмотр делать,— пожаловался Палыч на прощание.
—А чего его делать?—удивился я.— Дай баксов сто, и
— Ага, «денег дай»! — возмущенно загудел Палыч. — Я сегодня с утра занимался этим в родном МРЭУ. Так они, не поверишь, денег не берут. Говорят, привези нам…
— …цветочек аленький,— сострил я.
— Хрен угадал! Портрет президента им нужен, в деревянной раме, шестьдесят на восемьдесят.
— Чего-чего? — не поверил я.
— Портрет президента, в кабинет начальнику! А президента нет нигде, я уже запарился по магазинам бегать… — простонал Палыч и ушел, крикнув на про-щание, что к вечеру доставит мне на смену Васильева.
Я достал последний пирожок и уселся смотреть телевизор. Новостей так нигде больше и не было, хотя мне
ужасно хотелось узнать, с чего вдруг случилась в Татарии такая серьезная заварушка.
Увы, сначала я набрел на спортивный канал и было обрадовался отсутствию в кадре озабоченно кудахтаю-щих блондинок. Но там, сразу после рекламного блока, принялись звенеть железом и тягать штангу, причем делали это женщины. Я смотрел на них минут десять, пытаясь разгадать ту самую загадку. Ну, вы наверняка знаете: если каждая женщина — это загадка, то самая большая в жизни загадка — это женщина, поднимающая штангу… Впрочем, ничего я там не разгадал, кроме суммы призовых. Довольно скромных, кстати.
За окном послышался шум, и я встал со стульев.
К мокрой от затяжного дождя ограде нашего сквера бежали какие-то странные в своей общности люди: лысоватый грузный мужик с портфельчиком, худенькая женщина лет сорока с двумя пакетами в каждой руке, несколько субтильных юношей. Раньше всех ограду перемахнули молодые люди — они спрыгнули в садик поликлиники и без оглядки рванули мимо моих окон дальше в глубь сада.
Солидный мужик лезть через забор не стал. Он уперся в него лбом, тяжело дыша. Женщина встала рядом, затравленно оглядываясь, и тут же обоих настигли доселе невидимые мне преследователи — люди в черной форме с надписями «ОМОН» спереди и сзади — и принялись яростно избивать мужика дубинками. От первого же удара мужик рухнул на асфальт, а женщина закричала так, словно били ее. Впрочем, ей тут же досталось дубинкой, и она закрыла лицо руками.
Милиционеры сгрудились вокруг лежавшего' на асфальте мужика, покопались в портфеле и его карманах, явно обнаружив какую-то добычу. Потом я увидел, как черная рука потянулась к пакетам, и женщина безропотно отодвинулась. Из пакетов выпала упаковка сосисок, но все те же руки вернули сосиски на место, а потом подняли оба пакета и понесли…
Уходя, один иэ омоновцев пнул ботинком лежавшего мужчину, но тот по-прежнему молчал, и над садиком раздался торжествующий гогот победителей.
Я поймал себя на том, что обгрызаю на правой руке третий ноготь подряд. Этой дурацкой привычки у меня не было со школьных времен…
Когда я вышел на улицу, избитый мужчина уже сидел на мокром асфальте, а женщина, сдержанно всхлипывая, сидела перед ним на коленях и вытирала его лицо носовым платком.
Я подошел и стал разглядывать их в упор сквозь прутья забора, но они даже взгляда не бросили в мою сторону, слишком занятые собой.
— За что оня вас ?..— спросил я, оглядывая улицу у них за спиной. Там было видно несколько прохожих, которые жались к стенам домов, не решаясь идти по тротуару.
— Интересно тебе, да?—с неожиданной злобой вдруг отозвался мужик.— На, смотри!..— Он повернул ко мне окровавленное лицо, и я увидел его сломанный нос и огромный, на глазах набухающий фингал под левым глазом.
— Жорочка, родненький, ну что ты ругаешься…— запричитала женщина, испуганно поглядывая на меня.— Молодой человек ведь не виноват, что тебя побили.
— Я точно не виноват,— сказал я мужику, но он отвернулся от меня, подставляя грязное лицо под струйки дождя.
— Мы даже не участвовали в этой демонстрации,— принялась объяснять женщина.— Мы просто вышли в магазин. За покупками шли, понимаете?
— Да кому ты это объясняешь! — Мужик попытался встать, но не смог. Я пригляделся к неестественно вывернутому ботинку и понял почему — у него была сломана голень левой ноги.
Я вытащил из кармана штанов трубу и набрал «112». Там было занято. Я попробовал набрать «03», но там не брали трубку.
Уходя, один из омоновцев пнул ботинком лежавшего мужчину, но тот по-прежнему молчал, и над садиком раздался торжествующий гогот победителей.
Я поймал себя на том, что обгрызаю на правой руке третий ноготь подряд. Этой дурацкой привычки у меня не было со школьных времен…
Когда я вышел на улицу, избитый мужчина уже сидел на мокром асфальте, а женщина, сдержанно всхлипывая, сидела перед ним на коленях и вытирала его лицо носовым платком.
Я подошел и стал разглядывать их в упор сквозь прутья забора, но они даже взгляда не бросили в мою сторону, слишком занятые собой.
— За что они вас?..— спросил я, оглядывая улицу у них за спиной. Там было видно несколько прохожих, которые жались к стенам домов, не решаясь идти по тротуару.
— Интересно тебе, да? — с неожиданной злобой вдруг отозвался мужик.— На, смотри!..— Он повернул ко мне окровавленное лицо, и я увидел его сломанный нос и огромный, на глазах набухающий фингал под левым глазом.
— Жорочка, родненький, ну что ты ругаешься…— запричитала женщина, испуганно поглядывая на меня.— Молодой человек ведь не виноват, что тебя побили.
— Я точно не виноват,— сказал я мужику, но он отвернулся от меня, подставляя грязное лицо под струйки дождя.
— Мы даже не участвовали в этой демонстрации,— принялась объяснять женщина.— Мы просто вышли в магазин. За покупками шли, понимаете?
— Да кому ты это объясняешь! — Мужик попытался встать, но не смог. Я пригляделся к неестественно вывернутому ботинку и понял почему — у него была сломана голень левой ноги.