2012. Дерево Жизни
Шрифт:
– Тебе надо уезжать, – говорит Оман.
– Я не могу. Завтра должна прилететь Она, – отвечаю я и чувствую, что начинаю проваливаться в сон. – Оман, мы смогли что-то изменить? А? – спрашиваю я тихо.
– А разве мы должны были что-то изменить? Мы сделали то, что должны были сделать…
Я размазываю по щекам грязь и слезы… я понимаю, что опять оказался лишь пешкой в чьих-то очень умелых руках… я понимаю, что конец света по Вильяму Херсту не отменить. И возможно, он – не уничтожение, а Перерождение. Сикарту хотел начать новую историю… хотел начать писать новые судьбы… новый просвещенный мир. И ему нужны были картины Херста, чтобы запустить механизм перерождения, который конфликтовал с написанной ранее судьбой… и ему нужно было хотя бы на время отключить ее… заблокировать ее действие… Потому что люди не могли выдержать такой нагрузки, и их души могли бы начать взрываться, словно электрические лампочки, и для этого нужен был
Я открываю глаза и вижу, что Омана нет. Машина припаркована прямо на пляже. Пляж пустынен, песок черен. Солнце недавно встало. По его расположению я понимаю, что я на восточном побережье. Время отлива. Я открываю дверь и выхожу из машины. Вдыхаю прохладный свежий воздух океана. Я смотрю на себя и понимаю, что как-то успел переодеться. А возможно, это Оман зачем-то переодел меня. И я чувствую себя так легко, как, наверное, не чувствовал еще никогда в жизни. Я не ощущаю больной ноги. Я вприпрыжку бегу по пляжу и забегаю иногда в воду, поднимая множество брызг вверх. Я кричу «УРРАААА!», потому что я знаю, что все закончилось. Все. Конец истории! Я свободен! И так легко от этого! А на песке сидит Сикарту. Сидит своей аборигенской задницей на черном песке. Он в шортах-«камбджийках» и майке Rip Curl. На руках куча фенечек. На груди какой-то замысловатый амулет. Он бос, загорел и очень вальяжен. Больше похож на хиппи, чем на хитрое божество-интригана. Я думал, что если еще раз встречу его, то накинусь с кулаками, а тут почему-то я не испытываю никакой ненависти… я тихо подхожу к нему и плюхаюсь рядом на песок.
«Ну и что теперь?» – спрашиваю я.
«Сигару будешь?» – говорит Сикарту хрипло и достает из кармана здоровую сигару ручной скрутки.
«Не откажусь…» – отвечаю я.
Сикарту «взрывает» сигару при помощи серебряной Zippo. Делает несколько глубоких вдохов и протягивает ее мне. Я затягиваюсь и чувствую вкус табака – крепкого и горького.
«Теперь все будет иначе, – отвечает Сикарту. – Ну не то чтобы совсем все… Но мир начнется меняться. Мы все запустили это колесо обновления. Мы все включили в небе Шестое Солнце. Я предполагал, что так будет, но не был до конца уверен… все-таки мы это делали в первый раз».
«Кто мы?» – спрашиваю я.
«Ну а ты сам посмотри!» – говорит Сикарту и жестом показывает куда-то вдаль.
«Как я могу это посмотреть?»
«Ты что, еще не понял? – улыбается Сикарту. – Ты теперь опять можешь летать во сне!»
Эта новость приводит меня в щенячий восторг, и я подпрыгиваю вверх и замираю метрах в трех над Сикарту. «Я могу летать! – звучит у меня в голове. – Значит, я могу опять видеть сны!»
Недолго думая, я взмываю вверх в облака. Пробираюсь сквозь них, зачерпывая руками чуть влажный белый пар, поднимаюсь выше и выше, пока не оказываюсь над всем миром. Так высоко, что могу видеть сразу всю Землю. И то, что я вижу, заставляет меня улыбаться. Ведь это здорово! Я наконец-то окончательно сошел с ума, и меня положат в какую-нибудь клинику, признают недееспособным, и мне ничего не будет за мои выкрутасы. Мне не нужно будет отдавать кредиты и куда-то бежать от самого себя! Я спятил! Потому, что то, что я вижу, не может видеть здоровый человек. Я вижу Землю, упакованную в пузырчатую пленку, типа той, во что заворачивают хрупкие предметы в магазинах, и в каждом воздушном пузырьке целый мир, множество людей, и там что-то происходит. И почти в каждом пузырьке в растерянности стоит кто-то, похожий в своем недоумении на меня. Такой же «последний герой» Пятого Солнца. И он так же, как и я, спас мир. Кто-то только что сжег дерево, а кто-то отправил самое важное письмо своей жизни, а кто-то дописал песню, а кто-то просто наконец-то сказал «Нет» там, где всегда говорил «Да!». Я вижу, как на зеленый лужайке застыл красно-белый поезд метро, и удивленные люди вышли из вагонов и собирают ярко-фиолетовые цветы. Я вижу, как мир меняется, наполняется светом. Потому что мы все сделали что-то. Что-то… Очень важное для нас самих… мы прервали цепь событий, перешагнули через страх и прорвались на новый уровень. И таких как я никак не меньше миллиона в этих бесконечных воздушных пузырьках. И мне начинает казаться, что теперь мир наверняка станет лучше. Не сразу, конечно, но точно станет лучше. Иначе и быть не может. Все не зря.
Я решаю спуститься вниз и вновь оказываюсь на том же самом пляже. Падаю на песок, отпечатывая в нем глубокий след, в точности повторяющий форму моего тела.
Наверное, мне тоже нужно начать совершенно новую жизнь. Ведь я больше не смогу жить как раньше.
«Круто. Круто, что мы это сделали! – говорю я Сикарту. – И круто, что я опять могу видеть сны».
«Угу…» – отвечает мудрый абориген, который вдруг опять появляется рядом.
«Прощай», – говорит он. Встает и идет по береговой линии от меня. Я долго смотрю ему вслед, пока он не превращается в маленькую черную точку.
Я смотрю на фиолетовое небо с подсвеченными розовыми, похожими на летающие ножи облака и решаю написать еще раз гигантское слово на песке. Я бегаю по приснившемуся мне пляжу и вывожу огромные буквы. Которые никто не прочтет, кроме меня. Потому что это сон. Мой сон. Но я пишу эти буквы для себя. Чтобы окончательно поверить в случившееся. Я вывожу на песке слово «счастье». А потом танцую, как тогда, и в конце слова ставлю двухметровую точку на песок своими босыми ногами. Я зажмуриваюсь. Потому что солнце вдруг начинает светить очень ярко… И… просыпаюсь.
– Приехали, – говорит мне Оман и открывает мою дверь.
Машина припаркована на улице Бату-Белик недалеко от моего жилища.
– Спасибо, – говорю я. Жму его огромную лапу и ковыляю к себе в комнату. За спиной слышится звук отъезжающего автомобиля. Я открываю дверь ключом, захожу в комнату и вижу компьютерные диски-болванки, оставленные кем-то для меня на тумбочке.
– Миа! – восклицаю я и выбегаю на улицу. Старик китаец подметает пол в дворике и приветливо улыбается мне.
– Скажите, ко мне в номер заходила девушка?! Вы наверняка видели. Может, она что-то просила передать или просто сказала что-нибудь? Та самая девушка, с которой я ужинал недавно. Помните? Вы видели нас вместе. Она заезжала за мной на черной машине. Она должна была что-то сказать… или оставить какую-нибудь записку.
Но китаец делает вид, что совсем не понимает, о чем я. Хитрец играет в какую-то игру, всем видом показывает, что личная жизнь его постояльцев его не касается. Старый проныра включил актерский талант и очень реалистично изображает неподдельное удивление. Он говорит, что никогда не видел со мной никакой девушки, никакой машины, и вообще ко мне никто не заходил. Ясно, что бессмысленно бороться с подобной восточной деликатностью. Я возвращаюсь к себе в номер, сажусь на кровать и беру оставленные Миа компакт-диски в руки. На них нет никаких подписей, но откуда-то я точно знаю, что на них сохранена вся моя огромная коллекция фотографий «Дерева Жизни».
Я вспоминаю Миа. Ее грустную улыбку. Я знаю почему-то, что никогда ее больше не увижу. Но мне кажется, что с ней все в порядке. Мне хочется, чтобы у нее все было хорошо. Мне хочется верить, что я успел.
о. Бали, Юго-Восточная Азия Конец истории
Я стою в аэропорту Денпасара у зала прилета. Вокруг меня множество людей. Они оживленно разговаривают о чем-то… Обсуждают свои планы на день или просто треплются ни о чем, коротая время ожидания. И они не знают, что еще вчера они все были на волосок от гибели. Что теперь не будет никакого конца света. Что всех их спасли. Они не знают этого и скорее всего никогда и не узнают…
Среди толпы встречающих представителей туроператоров меня легко заметить – у меня фингал на пол-лица и даже самые большие темные очки не скроют его. У меня нет в руках никакой таблички. Как, впрочем, у меня нет никаких подтверждений, что ты прилетишь. Есть только вера. Слепая вера… Я мог без труда проверить, узнать, есть ли на рейсе пассажир с такой фамилией, или позвонить маме, ведь, проснись ты вчера, все бы были в курсе этого, и все бы с ума бы посходили и только бы и твердили что об этом… Но мама бы мне названивала или выслала счастливых смс… Конечно, она могла бы этого не делать, у нее на это было множество причин… Но позвони я ей сам, она бы сразу же рассказала мне все новости… И тогда… Тогда бы я знал точно. Но я слишком сильно боюсь… Ведь, если ты не летишь, то тогда все напрасно… или вообще, все это было не более чем моей больной фантазией. Пусть я из тех людей, кто предпочтет до последнего не знать плохого и надеяться на лучшее. Ведь что может быть лучше, чем стоять вот так в толпе людей в аэропорту и ждать прилета близкого человека, после почти годовой разлуки? Лучше только встретить ее уже наконец-то, обнять крепко-крепко, будто хочешь вжать прямо в себя, чтобы уже никогда не отпускать ни при каких обстоятельствах, поцеловать… долго и нагло… так, что окружающие будут смотреть на вас и даже, возможно, показывать пальцами… а потом взять за ручку чемодан и покатить к такси. Это несложно представлять себе, стоя среди встречающих. Ведь все они встретят кого-то? И не может быть так, что только ко мне одному не прилетит ожидаемый мною пассажир. Так не может быть. Так не должно быть… Так хочется, чтобы наступил уже какой-то хеппи-энд… так хочется… что веришь в него без оглядки. А если так веришь, то даже Земля начнет вращаться в нужную тебе сторону… обычное дерево станет Деревом Судьбы, и Сад Сирен откроет свои ворота. Если верить… и идти по пути своей веры до конца, мир преобразится. Мир уступит. Потому что нет ничего сильнее веры. Даже судьбу перепишут под тебя. А потому я знаю точно, что рейсом SQ 785 летит она. И мне не надо сверяться со списком пассажиров. Мне достаточно просто быть уверенным в этом.