2048
Шрифт:
Марек обогнул печь и помахал Бассу, торопя его. Они прошли по узкому коридорчику вокруг задней стены печи примерно четверть круга, а затем — метров пять по такому же коридорчику, ведущему в самый центр печи. Уж не в голографическом ли огне они пекут свою пиццу, подумал Басс: по его прикидкам, они с Мареком находились сейчас как раз на месте пекла.
Марек приложил ладонь к одному из кирпичей. Часть стены отъехала. Внутри оказалась ниша с металлическим столом посередине и пылающим адом позади стола. Из стола вылезла механическая рука и сунулась в огонь. И тут же вернулась, бросив на стол знакомую пиццу. Правда, теперь пицца представляла собой знак вечной борьбы
— Давай сюда, быстрей! — крикнул Марек и прыгнул под стол, на котором покоилась гастрономическая версия любимого символа всех буддистов.
После секундного замешательства Басс пригнулся и тоже втиснулся под стол, где места было не более чем на двух человек — но только не таких толстых, как Марек. Стена, которая пустила их в нишу, снова закрылась. Отвратительное ощущение, накатившее в следующий миг, сложно было спутать с чем-то другим. Так бывает, только когда летишь.
К счастью, это тут же закончилось. Стена опять отодвинулась, Марек толкнул Басса, и они вылезли из-под стола. Перед ними снова был кирпичный коридорчик, но другого цвета. Басс оглянулся.
Механическая рука, высунувшись из стола, подцепила сыро-обугленную пиццу и бросила её куда-то вправо. Слева тем временем высунулась другая механическая рука и поставила на стол другую пиццу. Она выглядела и пахла так, что откусить от неё хотелось как минимум дважды. Стена задвинулась, но можно было легко представить, как стол с фальшивой пиццей летит обратно в фальшивую печь, рядом с которой поджидает фальшивый повар.
# # # # #
Cкоростной лифт уронил их на уровень улицы всего за две секунды тошноты. Тем не менее, когда они вышли в зал, их тарелки с лазаньей и спагетти точно так же стояли на одном из крайних столиков, словно сам столик тоже пролетел сотню этажей.
— Показушник багов, — пробурчал Басс. Он не сомневался, что демонстрация «кухонных тайн» с заменой якобы натуральной пиццы на синтетическую — специальный трюк, предназначенный для тех, кому Марек хотел бы показать особую расположенность.
На первый взгляд этот зал понравился Бассу гораздо больше. Здесь были стены, и всего лишь пяток столиков с раздражающими красно-белыми скатертями.
Увы, в отношении вида на улицу зальчик «для своих» представлял собой другую крайность. Прохожие шли мимо на расстоянии вытянутой руки от Басса, словно он сидел в открытом кафе прямо на тротуаре. Из замечаний Марека, брошенных по дороге к столу, стало ясно, что прохожие не видят ни ресторана, ни его обитателей. А видят лишь сплошную бетонную стену, защитный голографический облик. В этом и был замысел элитного зальчика — спускаться с вершин и подглядывать за простейшими.
Но попробуй обмануть инстинкты, если у тебя перед носом останавливается толпа туристов, и половина из них глядит прямо на тебя с идиотскими улыбками! Нужна привычка, а Басс был здесь впервые.
— Так на чем мы остановились? — Марек скептически разглядывал остатки лазаньи. — Кажется, ты спросил, почему моя мамочка…
— Саймон, — отрезал Басс.
— А-а, так я про него и рассказывал, пока ты меня не сбил! Суть в том, что Саймон — никто. Ни рыба, ни соя. Бывший священник зашарил скрипт, который переводит искин из активного режима в режим психозеркала. И все! Назвал своим именем отнюдь не своё изобретение. Потом открыл сеть кладбищ и стал миллиардером. Неужто ты не видел этих рекламных бабочек? «С любимыми не расставайтесь — в Сад Саймона селите их!»
— Убивал бы таких священников, — резюмировал Басс, понявший наконец, к чему Марек плёл про «шару» и неизвестных изобретателей.
Действительно, вряд ли кто помнил сейчас имя человека, впервые похоронившего искин вместе с хозяином. Как-то раз у себя дома в гигиенной Басс зацепил краем уха историю, которая доносилась из выброшенного Марией и ещё не растаявшего тампон-журнала. В то время Мария увлекалась танатологией, и тема журнала была соответствующей. Из всего потока аудио-статей Басс запомнил лишь, что тысячи лет назад в гроб погибшего воина кидали его оружие и жену. Продолжая плавать в унитазе, тампон-журнал сообщил Бассу, что в прошлом веке та же участь постигла мобильные телефоны. Далее некий знатный гробокопатель тех времён рассказывал в интервью тампон-журналу, как поседел от неожиданных звуков Бетховена, раздавшихся в полночь из свежевыкопанного гроба. На этом месте тампон окончательно растворился и перестал болтать. Но Басса так позабавило интервью, что он нашёл записи этого шутника Бетховена и зашил одну в собственный будильник.
Но кто первый оставил покойнику не телефон, а комп? Кто первый снабдил оставленный в гробу комп программой-автоответчиком? Наконец, кто первый догадался, что лучший автоответчик — это персональный искин, который провёл с человеком многие годы и знает о нем столько, что может с успехом имитировать умершего хозяина?
На счёту Басса было с десяток взломанных кладбищ, но он никогда не интересовался экономикой погребального бизнеса. И до сих пор не знал о тонкостях вроде «шары». Стало быть, все отстёгивают одному попу только за то, чтобы переключить шкурку в режим автоответчика и оставить на кладбище? Хорошо устроился папаша!
— Убивать его поздно, — заметил Марек. — А вот его искин меня ещё интересует.
— Так он уже помер?
— На прошлой неделе. — Марек прикрыл один глаз и процитировал дикторским голосом: «Отец Саймон, глава Церкви Теофоники и основатель сети элитных учреждений загробной жизни „Сады Саймона“, похоронен позавчера в „Эдеме“, лучшем саду своей сети».
— Это который на полуострове? Очень неудобное место, все просматривается.
— Точно. Там самых жирных кабанчиков хоронят. А в качестве гарнира — винегрет из самых мощных искинов. У Саймона был «алеф-M5». Говорят, таких в мире всего штук двадцать.
— Врут. Хотя редкая шкурка, верно. Я сам видал всего два раза.
— Видал или ломал? — Марек усмехнулся, но глаза цвета соуса «Тун-тун» смотрели внимательно, а рука как бы невзначай коснулась нэцкэ на поясе.
«Эмпатрон включил, сволочь, — понял Басс. — Щас, буду я тебе экзамены сдавать, жди больше…»
— Защита какая у садика? — быстро спросил он, не давая Мареку и его искину отследить реакцию на предыдущий вопрос.
— От атак снаружи — никакой, — снова усмехнулся Марек. Неужели все-таки успел отследить?
— Да ну? Видно, я крепко спал в тот день, когда всему населению этого континента делали прививки от любви к халяве.
— Не расстраивайся, я бы не допустил такого фашизма. Но в «Эдеме» особый случай. Даже не знаю, как начать…
— Что, терраформщики опять лопухнулись? — Басс невольно расправил плечи, вспоминая кладбище моряков, на которое ему пришлось добираться вплавь с осмотической маской. — Если садик потонул, это отдельная цена. Ненавижу работать под водой. Одно неверное движение, и о тебе знают все сторожевые касатки.