210 шагов

Рождественский Роберт Иванович

Мир

Мы – жители Земли – богатыри. Бессменно от зари и до зари, зимой и летом, в полднях и в ночах мы тащим тяжесть на своих плечах… Несем мы груз промчавшихся годов, пустых надежд и долгих холодов, отметины от чьих-то губ и рук, нелепых ссор, бессмысленных разлук, случайных дружб и неслучайных встреч. Все это так, да не об этом речь! Привычный груз не весит ничего… Но, не считая этого всего, любой из нас несет пятнадцать тонн!.. Наверно, вы не знаете о том? Наверно, вам приятно жить в тепле?.. А между тем на маленькой Земле накоплено так много разных бомб, что, сколько их, не знает даже бог!.. Пока что эти бомбы

мирно спят. И может, было б незачем опять о бомбах вспоминать и говорить… Но если только взять и разделить взрывчатку, запрессованную в них, на всех людей – здоровых и больных, слепых и зрячих, старцев и юнцов, на гениев, трудяг и подлецов, на всех – без исключения – людей в их первый день и в их последний день, живущих в прокопченных городах, копающихся в собственных садах, на всех людей! – и посчитать потом, на каждом будет по пятнадцать тонн! Живем мы. И несет любой из нас пятнадцать тонн взрывчатки. Про запас… Светло смеется женщина в гостях. Грустит в холодном доме холостяк. Рыбак по речке спиннингом стегнул. Матрос за стойкой кабака уснул. Пилот мурлычет в небе голубом. Пятнадцать тонн на каждом! На любом!.. Плисецкая танцует вечный вальс. Богатыри! Я уважаю вас… Охотник пробирается тайгой. Шериф бездумно смотрит на огонь. Студент готовится спихнуть зачет. Хозяйка пудинг яблочный печет. Рокочет на эстраде баритон. На каждом из живых – пятнадцать тонн!.. Прыгун дрожит не потому, что трус: «Как вознести над планкой этот груз?!.» Старик несет из булочной батон в авоське. И свои пятнадцать тонн он тащит за плечами, как рюкзак. И дым усталости в его глазах… Без отдыха работает роддом. Смешное, слабенькое существо едва рождается, а для него уже припасено пятнадцать тонн. Пятнадцать тонн на слабеньких плечах! Вот почему все дети так кричат… …Сквозь смех и боль, сквозь суету и сон мы эту ношу медленно несем. Ей подставляем плечи и горбы, влачим ее по жизни, как рабы! Ее не сбросить, в землю не зарыть. не утопить, врагу не подарить… А ноша эта – черт ее возьми! – придумана и создана людьми! Людьми самими произведена. В секретные бумаги внесена. Нацелена и взвешена уже… Ну как теперь? Живет у вас в душе надежда этот шар земной спасти?.. Шлагбаумом, застывшим на пути, – протянутая детская рука. Взрывчатки – вдоволь. Хлеба – ни куска. Взрывчатки – вдоволь. По пятнадцать тонн… Земля утробный исторгает стон! Ей хочется забыться поскорей. Ей страшно за своих богатырей!.. Пока – пятнадцать тонн. А завтра – что? А через десять лет? А через сто? Пусть даже без войны, без взрывов пусть… Богатыри, да разве это – путь?!. …И снова ночь висит над головой. Бездонная, как склад пороховой.

Шаги

Для сердца любая окраина – близко. Границей очерчена наша Земля. Но в каждом селенье стоят обелиски. похожие чем-то на башни Кремля… Стоят обелиски над памятью вечной, над вдовьей тоской да над темной водой с такой же звездою пятиконечной, с такой же спокойной и светлой звездой. С такой же, которая так же алеет, которую так же боятся враги… Солдаты сменяются у Мавзолея, раздольно и мощно чеканят шаги!.. Я слышу: звучат неумолчные гимны. Я вижу: под гроздьями облаков, летящих над миром, до каждой могилы от Спасских ворот – двести десять шагов! До каждой! Пусть маленькой, пусть безымянной. До каждой! Которую помнит народ. По чащам лесным, по траве непримятой проторены тропки от Спасских ворот… Сквозь зимние вьюги и вешние гулы, под пристальным взглядом живущих людей идут караулы, встают караулы у памятников посреди площадей! У скорбных надгробий встают, бронзовея, И бронза становится цветом лица… Есть память, которой не будет забвенья. И слава, которой не будет конца.

Пуля

Пока эта пуля летела в него… – Ты о чем?!. Он умер в больнице. И все это было не вдруг. Почти что за месяц мы знали, что он – обречен… Ты помнишь, как плакал в пустом кабинете хирург?! «Какой человек умирает! Какой человек!..» Поэт хирургии полсуток стоял у стола. Хотел опровергнуть прогнозы. И – не опроверг. Там не было пули… – Нет, все-таки пуля была!.. На любом надгробье – два главных года: год прихода в этот мир. И год ухода. От порога до другого порога вьется-кружит по земле твоя дорога. Вьется-кружит по земле твоя усталость, И никто не скажет, много ль осталось… Но однажды, вопреки твоей воле, обрываются надежды и хвори! Обрываются мечты и печали! «Прибыл – убыл…» – в это верят без печати… Я разглядываю камень в испуге: между датами – черта, как след от пули! След от пули! След багряного цвета… Значит, все-таки была пуля эта! Значит, все-таки смогла долго мчаться! Значит, все-таки ждала дня и часа! Все ждала она, ждала, все летела! И – домчалась. Дождалась. Досвистела… Два числа на камне время стирает. След от пули между ними пылает!.. Пока эти пули летят, – (а они летят!) – пока эти пули летят в тебя и в меня, наполнившись ветром, осенние сосны гудят, желтеют в витринах газеты вчерашнего дня… А пули летят! И нельзя отсидеться в броне, уехать, забраться в забытые богом края… Но где и когда она встречу назначила мне – веселая пуля, проклятая пуля моя?! Ударит в какой стороне и с какой стороны?.. Постой! Да неужто не может промазать она?!. И вновь суматошные дни суетою полны. Живу я и верю, что жизнь – невозможно длинна. Вот что-то не сделал: «Успею…» (А пуля летит!..) «Доделаю после…» (А пуля смеется, летя!..) В сырое окно неподкупное время глядит. И небо в потерянных звездах, как в каплях дождя… Ну что же, на то мы и люди, чтоб все понимать. На то мы и люди, чтоб верить в бессмертные сны… Над детским дыханьем склонилась усталая мать. Горят имена у подножья кремлевской стены… На то мы и люди, чтоб помнить других людей. На то мы и люди, чтоб слышать их голоса… В оттаявшем небе – рассветная полоса… Да будет памятным каждый прошедший день! А каждый грядущий день да будет воспет!.. Пока эти пули летят, мы обязаны жить. Пока эти пули летят, мы должны успеть вырастить хлеб, землю спасти, песню сложить. …Пока эти пули летят в тебя и в меня…

Шаги

Двести десять шагов. Шаг за шагом. Надо мной облака в небе ржавом. Гул шагов. Каждый шаг – будто веха. Это – сердце стучит. Сердце века. Я на площади, как на ладони. Смотрит время в упор: что я стою? Что я в жизни могу? Что я знаю?.. Надо мною рассвет, будто знамя. Смотрит время в упор – проверяет. Этот день на меня примеряет. Гул шагов над Москвой Грохот эха. Сердце века стучит. Сердце века! Продолжается бой – тот – последний!.. Двести десять шагов по Вселенной!.. Время стрелки часов переставит. Знаю я: нас однажды не станет. Мы уйдем. Мы уже не вернемся. Этой горькой землей захлебнемся. Этой утренней, этой печальной, неизвестной еще, непочатой. А она лишь на миг всколыхнется. И, как море, над нами сомкнется. Нас однажды не будет, Не станет. Снова выпадет снег. И растает. Дождь прольется. И речка набухнет. Мы уйдем насовсем. Нас не будет. Превратимся в туман. В горстку праха… Но останется жить наша правда! Мы свое отгорим. Отболеем… Но от имени нас будет Ленин! И от имени нас будут эти двести десять шагов по планете!

1975–1978 гг.