22 июня, или Когда началась Великая Отечественная война
Шрифт:
Не следует, правда, забывать, о каких корпусах пишет Владимирский. По предвоенным планам командования советских бронетанковых войск 19-й МК даже не входил в число девятнадцати «боевых мехкорпусов» и формировался по сокращенным штатам, а 22-й и 9-й МК должны были завершить формирование лишь в 1942 г. Отсутствие штатного количества командиров танков и механиков-водителей вполне «уравновешивалось» отсутствием штатного количества танков. Так, в 22-м МК было 712 танков (69%), в 9-м МК - 316 танков (31%), в 19 МК - 453 танка (44%).
Все познается в сравнении. Вермахт, численность которого с осени 1940 г. начали лихорадочно наращивать, испытывал те же самые проблемы:
«...в танковых и моторизованных дивизиях кадровые офицеры составляли 50% командного состава, в пехотных дивизиях — от 35 до 10%... Остальные были резервистами, чья профессиональная подготовка была значительно ниже...» [189, стр. 72]. Лишь в писаниях советских пропагандистов существовал пресловутый «двухлетний опыт ведения современной войны». Из пяти танковых дивизий 1-й танковой группы вермахта
— в польской кампании не участвовала ни одна,
— во вторжении во Францию участвовали только две (9-я тд и 11-я тд),
— 14-я тд успела до «Барбароссы» повоевать одну неделю в Югославии,
— 13-я и 16-я тд (созданные в октябре 1940 г. на базе пехотных дивизий) до 22 июня 1941 г. вообще не принимали какого-либо участия в боевых действиях.
Ситуация в ударных 4-го, 8-го и 15-го МК была значительно лучше. В частности, дивизии 15-го МК перед войной были укомплектованы рядовым составом на 94—100%, младшим командным составом — на 45—75%, старшими командирами — на 50—87%, причем некомплект командного состава в основном объяснялся нехваткой политработников и административно-хозяйственного персонала. 8-й МК еще до призыва приписного состава под видом «больших учебных сборов» в июне 1941 г. был укомплектован личным составом на 89%, его артиллерийские полки имели на вооружении 88% от штатной численности орудий, противотанковых 45-мм пушек было даже больше «нормы» (49 вместо 36). В этих трех мехкорпусах еще до объявления открытой мобилизации числилось по 2—3 тыс. автомобилей, от 165 (15-й МК) до 359 (8-й МК) тракторов и тягачей. И хотя до штатной укомплектованности (5165 автомобилей, что означает 1 автомобиль на 6 человек личного состава мехкорпуса, включая танкистов) было еще далеко, едва ли можно согласиться с теми авторами, которые заявляют, что «так называемые механизированные корпуса представляли собой обычную пехоту с танковым усилением...».
В целом во всей Красной Армии сложилась следующая ситуация. В феврале 1941 г. в войсках уже числилось 34 тыс. тракторов (гусеничных тягачей), 201 тыс. грузовых и специальных, 12,6 тыс. легковых автомашин [16, стр. 622]. Разумеется, в феврале 1941 года оснащение Красной Армии военной техникой отнюдь не завершилось. Заводы работали в три смены, и военный заказ 1941 г. составлял 13 150 тягачей и тракторов [16, стр. 617]. Количество автомобилей в Красной Армии к июню 1941 г. выросло до 273 тысяч [2, стр. 363]. Наконец, 23 июня была объявлена открытая мобилизация, и, несмотря на весь хаос и неразбериху катастрофического начала войны, уже к 1 июля 1941 г. из народного хозяйства в Красную Армию было передано еще 31,5 тыс. тракторов и 234 тыс. автомобилей [3, стр. 115]. В среднем на каждую из 303 советских дивизий (всех типов, по всем округам) теоретически приходилось ;Жпо 220 тракторов и 1670 автомобилей;;Ж. На одну дивизию. В среднем. Это значит, что в дивизиях западных приграничных округов техники должно было бы быть раза в два больше — не в Сибирский же округ отправляли мобилизованные автомобили и трактора...
Вот тут бы нам и порадоваться огромным достижениям сталинской индустриализации, но радоваться-то на самом деле нечему. Открываем отчеты командиров советских корпусов и дивизий и практически в каждом читаем: «Материальная часть, предусмотренная мобпланом, по мобилизации не прибыла». Как это? А куда же тогда прибыли эти самые «234 тысячи автомобилей и свыше 31,5 тысячи тракторов»???
Рокоссовский (в те дни — командир 9-го МК) пишет, что личный состав мотострелковых полков и дивизий корпуса, оказавшихся в начале войны и без лошадей, и без машин, должен был в буквальном смысле слова на своих плечах нести минометы, ручные и станковые пулеметы, боеприпасы, в результате чего «совершенно выбивался из сил и терял всякую боеспособность». Как же так вышло, что дивизиям механизированного корпуса не досталось ни 1700, ни даже 170 автомашин из числа мобилизованных в первую неделю войны?
А вот доклад командира 10-й тд (15-го МК):
«...приписных машин из народного хозяйства согласно мобилизационному плану должно было поступить к исходу М-2 (т.е. второго дня мобилизации): «ГАЗ-АА» — 188 и «ЗИС-5»—194. Ни одной машины из этого числа ни в М-2, ни в один из последующих дней дивизия не получила...»
«От командира 2-й ПТАБ полковника М. И. Неделина поступило донесение, что трактора из народного хозяйства он еще не получил и двинуть к границе сможет лишь один дивизион» — это строки из воспоминаний маршала Баграмяна [110].
Нет, не случайно Неделину в дальнейшем предстояло стать командующим Ракетными войсками стратегического назначения СССР: он все-таки смог даже в этой обстановке всеобщего хаоса вывести целый артиллерийский дивизион (12 противотанковых пушек). А вот 5-я ПТАБ, как пишет Владимирский, даже к 29 июня (на седьмой день войны!) «из-за отсутствия тягачей оставалась в Новограде-Волынском» (250 км к востоку от границы). Точно такая же ситуация сложилась со всеми остальными ПТАБами, на всех фронтах. Ни одна бригада — кроме 1-й ПТАБ Москаленко — не выполнила своей задачи в борьбе с вражескими танками, и все советские историки в один голос во всех своих книжках называют одну и ту же причину — отсутствие мехтяги. Как это? Куда же делась вся техника — и та, что уже 22 июня была в частях, и та, которую мобилизовали в первые дни? .
Все это, скажет иной читатель, отдельные частные недостатки. Извольте, вот вам и обобщенная картина:
«...крайне плохо проходила поставка по мобилизации механизированного транспорта... На сдаточных пунктах скопились тысячи автомобилей и тракторов, нуждавшихся в ремонте. Были случаи, когда автомобили на сдаточные пункты военкоматов прибывали без горючего или из-за отсутствия его в хозяйствах вовсе не прибывали... Так, из МВО (т.е. из центрального, столичного округа. — М.С.) в ЗапОВО не удалось отправить своим ходом автомобили, на третьи сутки мобилизации была отправлена только четверть автомобилей... зачастую из-за большой спешки автомобильный транспорт грузился в эшелоны и отправлялся на фронт без водителей и горючего... 1320 эшелонов (50 347 вагонов) с автомобилями простаива/ш на железных дорогах...» [3]
Генерал Владимирский называет и некоторые причины странного хода мобилизации:
«...Вечером 26 июня Военный совет 5-й армии заслушал доклад о ходе отмобилизования войск и тыловых органов 5-й армии. Было установлено, что отмобилизование войск и тылов армии, которое по мобплану должно было быть завершено в 24.00 25 июня, то есть на третий день мобилизации, объявленной с 00 часов 23 июня, фактически было сорвано... Основная масса рядового состава запаса — уроженцев западных (т.е. оккупированных в сентябре 1939 г. в ходе «освободительного похода» в Польшу. — М.С.) областей Украины — либо не успела явиться в части, либо уклонилась от явки по мобилизации... Немногочисленный автотранспорт местных предприятий в войска не поступил, так как был использован для эвакуации на восток семей советских служащих и рабочих...»
Какая прелесть... Семьи РАБОЧИХ с комфортом, в автомобилях, загрузив свои домашние вещи (и фикус в придачу), едут в тыл. Может быть, те, кто родился и вырос где-нибудь в Новой Зеландии, могут в такое поверить...
Столь неожиданный и обескураживающий срыв мобилизации резервистов Владимирский объясняет «психологическим воздействием внезапного нападения противника на настроения местного населения, быстрой передвижкой линии фронта к востоку и подрывной деятельностью вражеской агентуры на нашей территории».