22 июня: Никакой «внезапности» не было! Как Сталин пропустил удар
Шрифт:
Правда, то, что «обороняться» его мехкорпусу придется на своей земле, Москаленко как-то даже в голову не пришло… В этих тревожных мыслях его еще более укрепил разговор с командующим КОВО М.П. Кирпоносом, состоявшийся примерно 7 мая– после короткого визита в Москву. «Знайте, – предупредил его командующий Киевским Особым военным округом, принимая поздравления по случаю нового назначения, – времени мало. Люди и техника находятся в дороге, часть из них уже на месте. Скоро вы получите все, чего не хватает для штатов военного (!)времени. Нужно сосредоточить внимание на боевой подготовке и форсировании формирования. Поспешите!» (там же, с. 16). Ему вторил и начштаба округа Пуркаев (к слову, бывший сотрудник ГРУ и советский военный атташе в Германии): «Группировка немецких войск на границе увеличивается. Их пограничники ведут себя нагло, дерзко» (там же, с. 17). Жаль, что Москаленко не расшифровал последние слова Пуркаева: в чем, интересно, заключалась «наглость» гитлеровских пограничников?.. Не задницы же они голые, в самом деле, показывали… Так или иначе, в Киеве Москаленко не задержался: даже не успев повидаться со старыми друзьями, только что назначенный командир противотанковой артбригады РГК «поспешил на запад» – в том же направлении, в котором, как можно легко заметить, перемещались накануне «внезапной» войны практически все упоминаемые нами мемуаристы. Проверьте сами: на восток – отражать возможное нападение не менее опасных, агрессивных и вероломных японцев – ехать никто даже не собирался. И Рихард Зорге тут ни при чем…
«Прибывали все новые эшелоны с людьми и боевой техникой, – вспоминает Москаленко последние предвоенные недели, – разгрузка проходила быстро, четко» (там же, с. 19). Начиная с 8 мая он чуть ли не каждый день встречался с уже знакомым нам командующим 5-й армией – М.И. Потаповым. Интересно, что бригада Москаленко вроде бы находилась в Резерве Главного командования и подчинялась напрямую Москве. Но, как и командир 9-го мехкорпуса Рокоссовский (находившегося резерве округа), Кирилл Семенович тесно общался с командованием вышеупомянутой 5-й армии. Это означает, что все они уже в маезнали, кто и под чьим началом будет действовать в ближайшем будущем. Это, несомненно, является ясным признаком заблаговременно готовившейся крупной операции: иначе Москва не стала бы заранее разбрасываться резервными соединениями.
В середине июня Москаленко узнал и то, гдепланируется использовать его подчиненных. 16 июняего вызвал Потапов. Сначала оба военачальника обменялись откровенными мнениями по поводу опубликованного накануне «успокаивающего» Заявления ТАСС: оно, как мы помним, предназначалось для «лохов»-немцев. После чего командующий 5-й армией как бы между прочим посоветовал командиру артбригады прямого московского подчинения: «У тебя, Кирилл Семенович, части моторизованные, подбери хороших, грамотных в военном отношении людей и пошли на границу, пусть проведут рекогносцировку местности и проследят за немцами, их поведением. Да и для тебя это будет полезным: бригаде следует изучить местность на всем возможном фронте армии. Кто знает, что может произойти в будущем» (там же, с. 21). Далее следует совсем уж странная сцена: Потапов достает из сейфа секретную карту с нанесенным на нее расположением войск армии и демонстрирует ее в подробностях человеку, формально не имеющему к этой армии никакого отношения. После чего тот берет под козырек и высылает три разведывательно-рекогносцировочные группы к границе – в районы Любомль, Устилуга, Сокаля. Те докладывают, что на другом берегу Западного Буга наблюдается оживленное движение, отмечается работа таких же «разведывательно-рекогносцировочных» групп Вермахта, а немецкие саперы разбирают инженерные заграждения на границе. Вывод Москаленко: «У меня не осталось сомнений в том, что фашисты нападут на нас в один из ближайших дней. Так я и сказал командующему армией» (там же, с. 23). «Этот наш разговор, – делится Москаленко подробностями общения с вроде бы не имеющим к нему прямого отношения командармом, – произошел 20 июня, когда Потапов снова вызвал меня к себе в Луцк». Во время этой беседы весьма возбужденный командующий 5-й армией даже не предложил гостю присесть. Так – стоя – он и передал приказ командующего округом, получившего, в свою очередь, соответствующий приказ наркома обороны: «вывести всю боевую технику в леса» (там же, с. 24). Как и большинство прочих советских мемуаристов, Москаленко объясняет этот странный приказ Тимошенко (его бригада и так находилась в лесус самого начала формирования – по приказувсе того же Потапова: предлагаю убедиться в этом, посмотрев на с. 18 его воспоминаний), отданный за два дня до начала войны, необходимостью устранения демаскирующих войска дефектов. Так или иначе, как и большинство иных моторизованных частей и соединений РККА, делавших в период с 17 по 21 июня ровным счетом то же самое (вспомним, скажем, мемуары Ротмистрова, писавшего приказы, запрещавшие танкистам его корпуса жечь костры в приграничных лесах), бригада Москаленко со всем хозяйством переехала из «леса в лес». Напомню приведенные несколько выше воспоминания Федюнинского, 15-й стрелковый корпус которого подчинялся все тому же «командарму-5» Потапову: полки его стрелковых дивизий направились туда же – в приграничные леса в восьми километрах от границы. Но сделали это чуть раньше, чем моторизованные части 5-й армии – еще в начале июня.
Зададимся следующим вопросом. Как пишут практически все советские мемуаристы, немецкие самолеты каждый день летали над местами расположения моторизованных и артиллерийских частей Красной Армии, во множестве скопившихся в приграничных округах. И вот в одно прекрасное утро германские летчики видят, что вместо аккуратно выставленных ровными рядами сотен танков, тысяч артиллерийских орудий и десятков тысяч автомашин остались лишь некрасивые пятна пожелтевшей травы. Огромные парки боевой техники исчезли буквально за одну ночь! И никаких пыльных столбов – от уходящих на восток колонн – не видно! Наоборот – в приграничных лесах вдруг стало еще теснее. И так – на всем протяжении советско-германской границы. Что в таком случае могли подумать гитлеровские генералы? К какому выводу должны были прийти? Да к такому же, что и Москаленко: «нападут в один из ближайших дней»! Таким своеобразным способом Красная Армия выполняла приказы из Москвы: «не провоцировать» и не «поддаваться на провокации»…
Так или иначе, прозорливый командир бригады, «не имевший сомнений в нападении немцев в ближайшие дни», как-то забегался и забыл донести свои опасения до подчиненных. Об этом свидетельствует приведенный им же пассаж, описывающий первые часы войны: «Мы проскочили мимо аэродрома и прибыли в лагерь, к зданию, где размещался штаб. Я поднялся на второй этаж и забежал в комнату, в которой жил М.П. Земцов. Он улыбнулся и спросил: «Что, маневры начались? То-то слышу разрывы и стрельбу, но бригада в них участия не принимает, и поэтому тревогу я не объявлял» (там же, с. 25). Характерно, что Москаленко, который сам же и не сообщил офицерам бригады о своих гениальных догадках в отношении немецких намерений, «резко ответил»: «Какие к черту маневры! Война!» Судя по воспоминаниям упоминавшегося выше Горбатова, таким же «справедливым» и «вежливым» Москаленко оставался и на последующих этапах войны: служить под его началом было просто пыткой.
А вот еще один штрих по поводу короткого митинга, посвященного войне: в глазах некоторых подчиненных Москаленко видит «непонимание» и «боль» (там же, с. 27). Откуда могли взяться подобные эмоции у людей, многих из которых месяц назад тайно призвали из запаса и отправили на границу – готовиться к «скорой» войне (вместе с командирами, переведенными на казарменное положение)? Готовиться, как пишет Москаленко, «в любую погоду», «по 8—10 часов в день, а также по 2—3 ночных занятия в неделю» (там же, с. 18)? Что это за «непонимание»? Чего тут неясного? Как и ждали, напал страшный враг: его надо разбить и прогнать. Чего же проще?..
Слово «командарму-16»
До сей поры я цитировал преимущественно тех военачальников, которые накануне войны командовали бригадами, дивизиями и корпусами. Теперь обращусь к книге «Командарм Лукин», авторами которой стали Виктор Муратов и Юлия Городецкая (Лукина)– по-видимому, дочь легендарного военачальника. Первая глава книги называется «Скорый поезд №1». В ней дочь командарма описывает прощание Лукина с семьей на Киевском вокзале в Москве в «июньский день» 1941 года – по-видимому, 13 июня, так как на следующий день в газетах появилось хорошо известное Сообщение (Заявление) ТАСС. Никогда не любивший подобных проводов Михаил Юрьевич в этот раз «сам попросил семью проводить его» (с. 3). «Генерал Лукин, – вспоминает его дочь, – был необычайно возбужден, даже пытался напевать: «Чтоб со скорою победой возвратился ты домой!». Его молодая супруга – Надежда Мефодиевна – «улыбалась, но на душе было тревожно…» «Ты едешь на войну? – прямо спросила она. Гудок паровоза и лязг буферов будто бы помешали ему расслышать ее слова. Вместо ответа он обнял жену:
– Держись, мамуся! Все будет хорошо.
– Ты не ответил мне.
Михаил Федорович поцеловал дочь:
– Береги маму, дочка…» (там же, с. 4—5).
Сразу подскажу читателю, каким образом командарм Лукин оказался на Киевском вокзале 13 июня 1941 года: его 16-я армия, совсем недавно находившаяся в Забайкалье – для защиты Монголии от Японии, – начиная с 26 маяспешно перебрасывалась на Украину (там же, с. 20). Как видим, его домочадцы прекрасно понимали, куда направлялся муж и отец и почему он воодушевленно распевал про «скорую победу»… Кстати, 24 июня – через каких-то десять дней – он уже без надежды на эту самую скорую победу будет говорить бойцам: «Думаю, что на всех хватит этой проклятой войны. Гитлера, конечно, разобьем, но не так скоро…» (там же, с. 31). Командарм оказался прав: его ждали подвиги, раны, плен и ГУЛАГ…
Почему СССР хотел строить «большой флот» в Германии
Разговор о том, насколько «внезапным» оказалось немецкое нападение для советского Военно-Морского Флота, предлагаю начать издалека – с конца 30-х годов. Руслан Иринарховв своей книге «РКВМФ перед грозным испытанием» рассказывает о некоторых действиях командования флота накануне войны. Так, еще «в 1939 году Комитет обороны при СНК СССР по представлению наркома ВМФ Н.Г. Кузнецова вынес решение о резком сокращении числа строившихся линкоров и тяжелых крейсеров, а 19 октября 1940 годавышло постановление правительства о запрете на закладку новых кораблей этого класса» (с. 196). Казалось бы, вот они, наконец подтвержденные миролюбивые намерения СССР! Советский Союз отказывается от создания флота «больших морей»! Но не будем торопиться… «Чем было вызвано такое решение?» – спрашивает Р. Иринархов. На этот вопрос ответил сам нарком ВМФ Кузнецов: «Когда Гитлер в сентябре 1939 года напал на Польшу, очевидно, следовало сразу решать, как быть дальше с судостроительной программой. Строительство большого флота мы могли продолжать прежними темпами, только будучи совершенно уверены в том, что война начнется нескоро. Коль скоро такой уверенности не было, а ее и не могло быть, дорогостоящую, отнимавшую массу ресурсов программу следовало немедленно свернуть.Мы не внесли такого предложения. Считаю это своей ошибкой» («Накануне», с. 244).
Сожаления Кузнецова звучат несколько странно в свете информации, сообщенной Р. Иринарховым: тот ясно пишет, что именно по представлению наркома ВМФ правительство и приняло такое решение еще в 1939 году. Мало того, на следующей странице своих мемуаров Кузнецов фактически подтверждает сказанное Иринарховым: «Строительство крупных кораблей начало свертываться весной 1940 года… В тот период быстро увеличивалось производство всех видов наземного (!)вооружения – пушек, танков и т. д. Металла и мощностей не хватало. В связи с этим и решили временно прекратить постройку линкоров и тяжелых крейсеров. Коренной пересмотр программы произошел в октябре 1940 года, после чего стали строить лишь подводные лодки и малые надводные корабли – эсминцы, тральщики и т. д…Новые линкоры так и остались на стапелях» («Накануне», с. 245). Получается, что до подписания Пакта Молотова – Риббентропа и гитлеровского нападения на Польшу у Советского правительства и командования флота существовала уверенность в том, что уже заложенные линкоры успеют достроить до начала Большой войны (по словам Кузнецова, процесс строительства кораблей подобного класса в СССР занимал в среднем три-пять лет). А вот после подписания Договора о ненападении такая уверенность практически немедленно испарилась! Выходит, трех мирных лет у Страны Советов больше не просматривалось!