25 июня. Глупость или агрессия?
Шрифт:
Мы привели эти факты, не имеющие на первый взгляд прямого отношения к советско-финляндскому противостоянию 1940 года, для того, чтобы стал понятнее тот военно-политический контекст, в рамках которого руководство гитлеровской Германии обратило в конце лета 1940 г. свой заинтересованный взгляд на Финляндию.
В изложении маршала Маннергейма события развивались следующим образом:
«17 августа 1940 года я получил от посла Финляндии в Берлине телеграмму, в которой меня просили… принять немецкого подполковника Вельтьенса, которому поручено было передать послание рейхсмаршала Геринга… Вельтьенс в тот же вечер (18 августа) посетил меня дома и передал приветствие Геринга. Тот интересовался, не пожелала ли бы Финляндия по примеру Швеции разрешить транспортировку через ее территорию немецких грузов хозяйственного назначения, а также проезд отпускников и больных в Киркенес (порт на севере Норвегии). Кроме этого, Вельтьенс сообщил, что у нас теперь появится возможность
Частные вопросы провоза оборудования, больных и отпускников рассматривали военные власти обоих государств, и эти переговоры завершились техническим соглашением, подписанным 12 сентября. После того, как по этому вопросу провели переговоры представители министерств иностранных дел, 22-го числа того же месяца было подписано официальное соглашение» [22].
Формально-юридически транзит военных грузов и военнослужащих (даже если они и названы «больными и отпускниками») через территорию Финляндии означал вмешательство Германии в сферу интересов СССР, зафиксированную в секретном Протоколе от 23 августа 1939 г. Формально-юридически транзит военных грузов и военнослужащих несовместим с максимально строгим толкованием понятия «нейтралитет». Это так же верно, как и то, что предоставление Советским Союзом военно-морской базы на Кольском полуострове в распоряжение ВМФ Германии было несовместимо с официально заявленным нейтралитетом СССР в начавшейся мировой войне, а подписанное 22 июля (т.е. за месяц до начала переговоров о немецком транзите) соглашение о транзите вооружения и воинских частей Красной Армии через территорию Финляндии в Ханко (да и сам факт существования военной базы СССР на финской территории!) подрывало нейтральный статус этой страны. Можно привести и другие подобные умозаключения — но едва ли в этом будет хотя бы толика здравого смысла. Политика двух диктаторов — начиная с заключения абсолютно противоправной сделки о разделе территорий суверенных стран Европы на «сферы интересов» и заканчивая вторжением германских и советских войск в Норвегию и Финляндию — настолько вышла за пределы всякого «правового поля», что юридическое крючкотворство становится в данном контексте совершенно беспредметным. Гораздо более содержательным является анализ практических действий сторон, мотивов этих действий и их последствий.
Проблема снабжении группировки немецких войск в Норвегии, действительно, существовала. В условиях господства англичан на море «геометрически кратчайший» путь из портов Германии в норвежские порты через Северное море был слишком опасен. В этом смысле использование портов Ботнического залива значительно упрощало задачу. С другой стороны, у Ботнического залива есть два берега (шведский и финляндский), а прямой железнодорожной ветки до Киркенеса нет ни на шведской, ни на финляндской территории. При наличии соглашения о транзите со Швецией (оно было заключено в июле 1940 г.) транзит через Финляндию стал полезным дополнением и предусмотрительным дублированием уже имеющихся транспортных путей. Запас, как говорится, «карман не тянет», и, организовав еще один транспортный коридор, немцы сделали положение своих войск в Норвегии более устойчивым.
В то же время представляется вполне обоснованным предположение о том, что желание поддержать балансирующую на краю пропасти Финляндию было не менее весомым мотивом действий германского руководства, нежели чисто прагматический интерес получения еще одного транспортного коридора для снабжения норвежской группировки. Разумеется, желание предотвратить окончательное поглощение Финляндии Советским Союзом не было вызвано альтруистическим чувством солидарности. Гитлер не мог не понимать, что любое появление немецких солдат или военных грузов на территории, отнесенной к «сфере интересов» Советского Союза, вызовет крайне негативную реакцию в Москве. Не менее резкую (и легко прогнозируемую) реакцию должно было вызвать и предложение «оплатить» (во всех смыслах этого слова) согласие Финляндии на транзит поставками вооружения из Германии (или через Германию). И если Гитлер пошел на все это, то это означает, что у него были серьезные причины стремиться к сохранению финляндской независимости. Одной из самых главных был никель Петсамо.
Никель является важнейшим легирующим элементом в производстве высокопрочных конструкционных сталей, а в составе нержавеющих и жаропрочных сплавов массовая доля никеля находится в диапазоне от 10 до 60%. В переводе на язык военной техники середины XX века никель — это самолеты и авиамоторы, т.е. именно те виды вооружений, в которых Германия стремилась (причем весьма успешно) к мировому лидерству. Месторождений никеля в Европе мало крупных фактически два: Петсамо (ныне Печенга) и Норильск. Борьба вокруг никелевых предприятий Петсамо, то угасая, то приближаясь к прямому вооруженному столкновению, продолжалась практически весь период «мирной передышки» (с весны 1940 г. до весны 1941
После разгрома Франции летом 1940 г. Сталин решил, что с осажденной на своем острове Британией можно более не церемониться. В этот же момент к аналогичному предположению пришел и Гитлер. В результате почти одновременно произошли два взаимосвязанных события. 23 июня 1940 г. Советский Союз потребовал от правительства Финляндии разорвать концессионное соглашение с британской фирмой и передать никелевые рудники в распоряжение СССР или совместного советско-финляндского предприятия. Финны отказались, аргументируя свой отказ правом и общепринятыми нормами деловых взаимоотношений, не позволяющими расторгнуть договоре прежними концессионерами, уже инвестировавшими в Петсамо огромные средства. С другой стороны. Финляндия выразила готовность обеспечить поставку в СССР 50% всего добываемого никеля. Москва не согласилась и продолжала настаивать на получении контроля над рудниками. Тем временем 27 июля 1940 г. немецкий промышленный гигант «И.Г Фарбениндустри» заключил контракт на закупку 60% всей добываемой в Петсамо никелевой руды. С этого момента Германия стала прямо заинтересована в сохранении независимости и стабильности Финляндии, правительство которой выступало гарантом выполнения контракта.
Что же касается планов и надежд на будущее германо-финское военное сотрудничество, то ни подтвердить, ни исключить наличие подобных мыслей в чьей-либо голове не представляется возможным. Факты же таковы, что в августе 1940 г. Германия начата грандиозное авиационное наступление («битва за Британию») и вполне деятельно готовилась к возможному «прыжку» сухопутных сил через Ла-Манш. Союз Германии с СССР к тому времени начал уже давать первые трещины, но до планирования совместного наступления финских и немецких войск на Кандалакшу было еще бесконечно далеко. В любом случае, переброска через территорию Финляндии в Киркенес нескольких немецких зенитных батарей ничего не меняло в ситуации ни на стратегическом (об этом вообще нелепо спорить), ни на тактическом уровне.
Реакция Москвы на внезапно обозначившийся интерес Германии к финским делам оказалась совершенно неадекватной. Именно эта неадекватность советской реакции (а не само по себе германо-финляндское соглашение о транзите) помогла Финляндии не оказаться осенью 1940 г. в перечне стран Прибалтики, «сбросивших ненавистные буржуазные режимы». Вышедшая за всякие рамки разумного «бдительность» и едва ли не патологическая «мания преследования», терзавшая кремлевских правителей, привели к тому, что в соглашении о транзите они усмотрели чуть ли не военный союз Германии и Финляндии. К тому же официальное сообщение о начале транзита было получено советским руководством при достаточно странных обстоятельствах.
16 сентября посол Шуленбург получил указание из Берлина посетить днем 21 сентября (т.е. за день до начала фактической транспортировки) Молотова и — «если к тому времени вы не получите иных инструкций» — сообщить ему следующее: «Продолжающееся проникновение английских самолетов в воздушное пространство Германии и оккупированных ею территорий заставляет усилить оборону некоторых объектов, прежде всего на севере Норвегии. Частью такого усиления является переброска туда артиллерийского зенитного дивизиона вместе с его обеспечением. При изыскании путей переброски выяснилось, что наименее сложным для этой цели будет путь через Финляндию. Дивизион будет предположительно 22 сентября выгружен около Хапаранды, а затем транспортирован в Норвегию, частью по железной дороге, частью по шоссе. Финское правительство, принимая во внимание особые обстоятельства. разрешило Германии эту транспортировку. Мы хотим заранее информировать советское правительство об этом шаге» [70].
21 сентября Шуленбург посетил Молотова, однако вся встреча оказалась посвящена «выяснению отношений» по румынскому вопросу. Сообщение о немецком транзите через Финляндию так и не прозвучало. Почему? Шуленбург получил «иные инструкции»? Или забыл имеющиеся под напором разгневанного Молотова? У нас нет ответа на эти вопросы. Как бы то ни было, обмен информацией по вопросу о транзите произошел только 26 сентября. Шуленбург был в Берлине, а интересы Германии в Москве представлял поверенный в делах Типпельскирх, который накануне получил от Риббентропа указание сообщить Молотову о намеченном на 27 сентября подписании Тройственного пакта («ось Рим-Берлин-Токио»). Ничего приятного в этом сообщении для Молотова не было. В сочетании с таким оглушительным известием сообщение о начавшемся военном транзите через Финляндию — да еще и полученное Москвой не по нормальным дипломатическим каналам, а из газет — должно было произвести на Молотова впечатление зловещего «окружения».