27 приключений Хорта Джойс
Шрифт:
Веревку в карман спрятал.
Пошел в кабак.
Напился.
Сам себя молча с именинами поздравлял, скрежетал челюстями, кашлял, харкал, стонал вздыхая, ждал вечера, томился, пил, смотрел в стакан.
И в гранях толстого стакана видел последние проблески уходящего на веки дня.
Чорт с ним — с днём!
Пил и нащупывал веревку. Думал:
— Ну, чорт с ним, с этим днем. Крышка. Могила. Гвоздями забьют. Снимут с дерева, скажут: пьяный с горя — это Хорт Джойс, конторщик с железной дороги. Со святыми упокой: он был прав, что повесился. Что оставалось больше делать? Ни-че-го! Жизнь доканала, допекла. Вот. Лежи. Спи в прахе. Рядом мать,
Вспомнив о Чукке, он молча стиснул граненый стакан и выпил до дна.
Закашлялся, харкнул.
Думал дальше:
— Итого. Всего. Кредит. Дебет. Остаток. Перенос. Баланс. Жизнь — вонь служебной уборной. Прошлое — кладбище, будущее кладбище, настоящее — кабак. Впереди — веревка, могила, черви, земля. Поздравляю вас со днем рождения, Хорт Джойс, незабвенный труженик. Спи, успокойся. Ты устроил себе долгий отпуск. Спи.
В этот момент в кабак вошла цыганка и прямо к Хорту:
— Хочешь погадаю? Дай руку, дай, дай. Я скажу, о чем задумался: ой, ой, плохое дело, задумал ты, все вижу, всю судьбу вижу, все горе насквозь вижу.
Не помня себя, Хорт выхватил из кармана веревку, накинул на цыганку и начал душить, хрипеть:
— Где Чукка моя, где дочка моя… Это ты, может ты, стерва…
Цыганку выручили, Хорта успокоили.
Пришел вечер.
Хорт выпил последний стакан, выпил стоя, твердо.
Еще раз нащупал веревку и пошел, зашатался, толкаясь о заборы, пошел к кладбищу.
У самых кладбищенских ворот встретил другую цыганку.
Та опять пристала:
— Дай погадаю. Скажу судьбу, скажу, зачем сюда идешь. Все знаю, задумал ты погубить себя, а напрасно, — счастье у тебя впереди, ой, большое счастье. Все, все найдешь, что потерял, все… Вижу.
— Молчи, стерва.
— Ой большое счастье, ой богатый будешь.
— Где Чукка, дочка моя, убийцы!..
— Знаю, что найдешь…
— Где дочка моя?
— Жива…
— Где, говори, где?
— Дай, положи на счастье. Скажу все. Знаю.
Хорт вытащил из кармана последние деньги и бросил цыганке.
— Н-на! жри.
— Знаю. Дочка довела до могилы, дочка жива, дочка ждет тебя. Вижу дочку твою, как тебя. Жива она, золото твое.
— А какие глаза у дочки моей?
— Вижу не черные бриллианты, а глаза твоей дочки. Садись, да поезжай к ней…
— Куда?
— А с утра куда облака пойдут, за ними и поезжай. День, два, три поедешь, неделю поедешь, месяц поедешь, и еще поедешь и найдешь. Она — дочка твоя — найдет тебя. И будешь ты 10 лет, ой, счастливо, ой, богато жить. Все завидовать тебе будут. А через 10 лет, в этот день, в этот час умрешь, запомни, запиши этот день. Так будет.
— Я сегодня сдохну! Молчи…
— Ой, нет. Десять лет из минуты в минуту доживать ты будешь, и все горе твое — в счастье золотом перельется. Спасибо не раз цыганке скажешь, и дочка твоя спасибо скажет. Богатство, слава, большие дороги у тебя впереди, большие дела, большой успех будет, большая любовь будет…
— Пойдем в кабак.
— Пойдем.
И там, в кабаке, цыганка Заяра, рассказала Хорту:
— Далеко в заморских краях, среди изумрудного моря стоял один остров: жили там только дикие эфиопские люди. Жили и не знали, что, кроме этого, эфиопского острова есть богатые, славные страны, как Америка, Европа, Турция и знатные города. Так жили, умирали они — эти дикари и не думали, что кроме эфиопов живут разные великолепные, богатые, умные и удивительные люди. А жили они, как чистые звери, с кольцами в ноздрях,
Хорт, затуманенный, взъерошенный, спившийся Хорт захрипел.
— Ты, что ли, счастье мое?
— Дурак! Не я, а — дочка, Чукка твоя — счастье твое.
— А ты кто?
— Я — случай, судьба. Понял?
— Где же, где Чукка моя, счастье мое?
— Жива она, здорова и ждет тебя, на облака смотрит. Ты утречком и поезжай. Спасибо скажешь Заяре. Понял?
Заревел спьяну, с горя, с тоски, застонал Хорт:
— Что делать мне, окаянному? Что? Собака я, и в канаве издохнуть хочу… Будь ты проклята, жизнь моя… Змеи кругом, гады слизкие, убийцы, бухгалтерия…
— Я тебе правду говорю, слушай, дело говорю, — поезжай. Ждет она…
— Сгину я. Крышка, могила.
— 10 лет, 10 золотых лет проживешь.
— Пропаду. Удавлюсь.
— Ой, нет. Если не удавился вчера с горя, то завтра от счастья не удавишься.
— От какого счастья, где оно?
— Вот завтра и увидишь. Жизнь тебе малиной будет. Вижу я, вижу. Ой, счастье плывет к твоим берегам. По руке вижу, по глазам вижу, по сердцу слышу. Красивый будешь, здоровый, богатый, знатный будешь.
— Нет, не буду. Обман. В могиле лежать буду.
— Эфиопом прожил, дня ты счастливого раза не видел, только — горе да горюшко, пил, до веревочки дожил, а завтра с утра праздник начнется и 10 лет не кончится…
В кабацком дурмане пьяных чувств и пестрых цыганских слов, среди посудного шума и нащупывания веревки, замызганный, изничтоженный, на веки оскорбленный, Хорт первый раз в жизни за 40 лет каторжных тяжких будней услышал легенду о каком-то эфиопском острове — так похожем на его черное прошлое — и первый раз в жизни встал из-за стола и сказал речь:
— Я — конторщик бухгалтерии железной дороги Хорт Джойс, самый несчастный бедняк на свете, заявляю всем, что я сошел с ума и в день своего рождения пью стакан за новую жизнь. Истинно: за новую жизнь с утра. Что я? Или в самом деле собака, пропадающий пес? Что я, а? Дайте ответ: где мое счастье? Где дочка, Чукка моя, где этот остров? Я найду его и я увижу Чукку. Я проживу 10 лет великолепно! Каждый день буду Чукке дарить подарки и буду пить шикарное вино. Гости приедут ко мне из Америки, и я — Хорт Джойс в модном новом костюме выйду их встречать. Все это будет совсем, как в кино, и я докажу свою натуру. Х-ха-ха. Хорт Джойс ничего не говорит зря!