2х2=мечта
Шрифт:
Класс моментально изменил прежней моде, гордую эмблему школы все дружно прицепили, по правилам, на левый рукав, а Людке, как невинной жертве, пострадавшей за коллектив, выражали сочувствие. В дело вмешались даже органы классного самоуправления — староста признался пани Мареш, что не одна Людка… Однако пани Мареш, старательно избегая устремленных на нее взглядов (обычно она умудрялась глядеть во все сорок пар глаз сразу), сухо пресекла дискуссию, сказав, что просто на этот раз попалась Бальвик, и начала спрашивать поэтов XVI века, которых никто не читал, — так что в классе сразу стало тихо. Один Корчиковский что-то учуял и объявил, что ему все это кажется подозрительным: «До сих пор подобных случаев не бывало. А может, директор встретил нашу коллегу Людмилу Бальвик в ночном кабаре? И дело просто прикрыли, чтобы не ввергать в искушение малолетних, а Людмиле Бальвик дать возможность вернуться в ряды полноценных членов общества?»
Так или иначе, Людка немного выделилась из общей беспокойной массы — в результате
И они тут же послали Людку вынести ведро с мусором — пусть знает свое место. На этом обсуждение, в сущности, и закончилось. Нельзя сказать, чтоб родители у Людки были очень современными, но мотивы Людкиного поступка они понимали, а кроме того, маму вызывали в школу впервые.
Концерт по заявкам кончился, ничего поящего не выдали, а день таял, как кусок мыла на разогретой сковородке. Скоро пора идти в бассейн, а у нее ничего не сделано. Людка помыла кастрюлю и стакан и обнаружила дыру в купальной шапочке. Эх, вот бы ей белый эластичный купальник! Но мама в ответ на робкий Людкин намек заявила, что она еще не совсем сошла с ума. Людка долго ломала голову, как бы заработать на такой костюм. Если б она училась в университете, ничего не было бы проще — поступила бы в какую-нибудь студенческую артель. А сейчас что придумаешь? Кто и на какую работу возьмет ученицу девятого класса? Хотя Людка умела и полы натирать, и ковры выбивать, и за ребенком могла присмотреть, и за покупками сходить и, коли уж на то пошло, автомобиль могла вымыть как игрушку. Когда-то она с радостью помогала Стефану наводить блеск на его «фиат». Можно, конечно, начать откладывать на купальник из карманных денег. Но тогда — даже если «железно» решить не есть вафель и не терять авторучек, никогда не покупать жевательной резинки и книжек и всегда ходить пешком — она накопит на такой костюм как раз к защите диссертации или в лучшем случае к окончанию университета. От винных бутылок доход невелик — гости к ним приходят редко, бутылки от уксуса будут только осенью, когда маринуют грибы, в суп мама вместо уксуса добавляет лимонную кислоту. А пока отмоешь бутылку от растительного масла, пропадет всякая охота получать этот несчастный злотый. Банки от варенья, которых в доме полно, в магазине не принимают. Даже баночки от меда, чистехонькие, с завинчивающимися крышками, и то не берут. Только однажды Людке, удалось заработать: зимой в кондитерской стали покупать сушеные апельсиновые и лимонные корки, но вскоре в газете появилось сообщение, что цитрусовые опрыскивают ядовитыми химикалиями, и корки принимать перестали. Потом в магазине самообслуживания напротив начали скупать черствый хлеб, но тут, как нарочно, врачи запретили отцу есть свежий, и это дело тоже не выгорело. Да где уж там копить, если даже в кино редко бывают льготные билеты, а на ковбойский фильм и вовсе билета не достанешь.
И Людка со вздохом сунула в сумку белый трикотажный купальник. Зато вот сумка у нее что надо. Не какая-нибудь там «Сабена» с фотографией красавчика-киногероя в слюдяном окошечке, а роскошная, комбинированная: с одной стороны черный кожзаменитель, с другой — яркая клетка. В общем, сумочка имеет вид. Да и пальтишко ничего. Из толстого синего вельвета на белом искусственном меху, сверху донизу на «молнии». И куртка у нее хоть куда, и джинсы, и шерстяные кофточки, и блузки — можно жить, если только добавить ко всему этому эластичный купальник. На пляже еще туда-сюда, а вот в воде…
Совсем другой вид в эластичном костюме. У двоих из Людкиной группы есть такие. И, как нарочно, в стих замечательных купальниках щеголяют девчонки, которые и плавают-то хуже всех. А попробуй-ка показать приличное время, добиться каких-то результатов в трикотажном костюме за сорок восемь злотых! Да и шапочка у нее скорее похожа на камеру футбольного мяча, а у других рельефные, со всякими там листиками, цветочками. Конечно, если б она занималась в плавательной секции, а потом перешла в какой-нибудь клуб, там бы уж наверняка выдали костюмчик для соревнований. Но записаться в плавательную секцию Людка не может по тем же причинам, по каким Корчиковский не может одновременно заниматься в судостроительном и авиамодельном кружке, — тогда пришлось бы бросить биологию. «Ладно, — утешили себя Людка, — все равно, рано или поздно, хлор в бассейне доконал бы эластичный костюм. А трикотажный не жалко. Впрочем, похоже, что трикотаж с хлором не вступает в реакцию — второй год никак не разлезется. Вот если бы разлезся, тогда бы, может, мама и…»
В бассейне еще плескались судостроители, хотя их время истекло, а задерживаться не полагалось — можно представить, какая получилась бы неразбериха, если б каждый кружок сидел в воде сколько влезет. Корчиковский с остервенением нырял, как будто надеялся во Дворце культуры, в центре Варшавы, изловить живого дельфина. Наконец инструктор свистнул ему и вежливо попросил убираться из бассейна, пока его не исключили на три недоли. У Марека был свой стиль, ничего не окажешь, баттерфляй у него получался вполне прилично. Людка о баттерфляе и представления не имела, сама она плавила брассом. И под водой Марек мог продержаться дольше, чем она. Это ей скрепя сердце все-таки пришлось признать. Но до чего ж он тощ! Когда на нем серо-синяя куртка, это незаметно. Инструктор засвистел, и биологи попрыгали в бассейн. Корчиковский оглянулся — надеялся, видно, полюбоваться, как Людка наглотается воды. Не тут-то было! В бассейне Людка занималась уже пятый год, правда, всего по сорок пять минут раз в неделю, но воду глотать уже давным-давно перестала. Корчиковский, видимо, быстро оценил положение, потому что повернулся и зашагал прочь. Ножки у него были тоненькие, как спички, и к тому же еще, кажется, кривоватые. Людка упорно плавала брассом, но в конце концов не удержалась и попробовала баттерфляем.
— Людка, неверно! — закричал сверху инструктор. — Ты что, баттерфляй освоить решила?
— Да нет, что вы! — крикнула Людка и нырнула — ей почему-то стало стыдно.
Зачем ей баттерфляй, она не собирается участвовать в соревнованиях. Под водой Людка открыла глаза, но ничего интересного, если не считать чьей-то розовой пятки, не увидела. Дыхания надолго не хватило, и она вынырнула. Да, с нырянием у нее слабовато. Надо потренироваться дома, в ванне — какая, собственно, разница, где совать голову под воду, лишь бы не было доступа воздуха. Потом они немного поплавали на время, и тут уж Людка отличилась. Она быстрее всех проплыла дистанцию вольным стилем. Как-никак за пять лет она пропустила занятия всего три раза, когда болела ангиной. Иногда, в сильные морозы, народу приходило мало, и тогда плавали по часу, а то и дольше. Но обычно сорок пять минут пролетали совершенно незаметно.
И вот уже пора вылезать из воды, потому что над головой нетерпеливо топчется следующая группа в белых купальниках. Людка взяла подушечку яичного шампуня и вымыла под душем голову. Плохо плавать в дырявой шапочке. Хлор ужасно сушит волосы. Не мешало бы натирать голову оливковым маслом, но когда? И так ей куда лучше, чем горемыкам с безнадежно устаревшими начесами, — после сушки достаточно рукой пригладить волосы, и готово. Интересно, что делают бедные спортсменки, которым приходится ходить на тренировки каждый день? Легко ли выигрывать секунды, когда у тебя на голове копна сена? Тут нужна большая сила воли. Людка оделась и вышла на улицу. Ей очень хотелось есть, но она стеснялась зайти одна в кафе и заказать пирожное. Прошли те времена, когда она покупала два пончика «на вынос» и расправлялась с ними на улице. Теперь так не сделаешь, но войти в кафе и сесть за столик — неловко, а купить пирожное и есть на улице — тоже глупо. К счастью, в холодильнике остался гороховый суп с колбасой. Можно будет его разогреть, а потом — ничего не поделаешь — придется сесть за уроки. Суббота, как всегда, пролетела — она и оглянуться не успела: пришила воротничок, посмотрела телевизор, прибрала в ванной, а там надо бежать за хлебом, и уже пора ложиться: «для молодого организма самое важное — сон», вот и субботе конец. Но после субботы приходит воскресенье, а после воскресенья — понедельник. Вот в чем беда. У человека должно быть два свободных дня в неделю. Тогда еще можно успеть что-нибудь сделать. Почитать, сходить в кино, вызубрить хотя бы два десятка французских слов, ну и прогуляться по улицам, на людей поглядеть…
Людка ехала в трамвае и вдруг ни с того ни с сего громко рассмеялась. Окружающие, все, как один, на нее уставились, и сидевшая рядом дама вытащила из сумки зеркально и внимательно осмотрела свое лицо. Людка, смутившись, прилипла к окошку. И надо же было ей именно сейчас вспомнить, как Корчиковский на уроке труда готовил вареники с картошкой! Конечно, учительница очень старалась «научить их жить» — и гладить, и шить на руках и на машинке, и чистить обувь, и делать брошки и подсвечники, и чинить пробки, но научить Корчиковского готовить вареники они так и не смогла. Поначалу Марек даже как будто загорелся: примостился возле готовых вареников и стал мизинцем делать в них дырочки — для красоты, потом бросил первую партию в кастрюлю, подождал, пока закипит вода… Но очень скоро интерес к этому занятию у него пропал. А работяги все терли да терли картошку, и гора теста все росли и росли… Тогда он предложил слепить из теста снежную бабу. Учительница встретила это предложение зловещим молчанием, и он быстро перестроился и сказал:
— А можно сделать один громадный вареник и бросить его в кастрюлю? И потом каждому отрезать по кусочку?
Учительница и на этот раз не проявила чуткости и послала Корчиковского чистить лук для подливки. Он чистил и приговаривал:
— Ну, луковичка, берегись, сейчас я с тобой разделаюсь по всем правилам политехнизации.
Вареников налепили столько, что не смогли с ними справиться, и пригласили на пиршество в кухню девятый «Б», который на прошлой неделе угощал их менее изысканными и менее трудоемкими блюдами: картофельным супом и разваливающимися блинчиками с творогом. Корчиковский — ничего не скажешь — вареники уплетал за обе щеки, подавился, еле откашлялся и тут же сочинил трогательный стишок: