3-я половинка
Шрифт:
– Никуда еще не собралась и ничего пока не знаю точно, – ответила она. – И что будет дальше, не знаю.
– А что может быть дальше?
– Что-то может. Ты знаешь, Ирка, мы с твоим Андреем встречались еще несколько раз.
– Ты что, ему так понравилась? – ревниво спросила я.
Андрей нравился и мне; иногда я подумывала, не стать ли нам настоящими любовниками.
Возраст
– Говорит, что понравилась.
Подруга счастливо улыбнулась.
– Представляешь, Ирка… Помнишь, ты упрекала, что я не подровняла линию бикини?
– Помню, – я кивнула. – Отрастила себе меховую накладку.
– Так вот, ему вот это особенно нравится. Говорит, все должно быть натурально. А сейчас не найдешь заросшего лобка, у всех выбрито наголо. От этих моих волос он тащится, играет с ними, как мальчишка.
– Надо же…
Я не удержалась от тяжелого вздоха.
– И вообще он зовет меня замуж.
– Замуж?!..
Я подавилась словами.
– Тебя??!!!
Я, конечно, замуж больше не собиралась, одного раза мне хватило выше головы.
Но меня никто и не звал.
Сейчас я ощутила многотонный удар по самолюбию – как если бы на мою на крышу рухнул пассажирский «Боинг».
Чем дальше, тем глубже проваливался здравый смысл этой жизни.
– Меня.
– Потому что ты вроде бы как бы беременна?
Вопрос был соломинкой, которая могла вернуть мне самооценку.
– Нет, просто так. Что я беременна, он еще не знает.
– Но…
Следовало напомнить Эллине о разнице возрастов, подчеркнуть, что замужество есть наказание, а маленький ребенок в сорок лет – это безумие.
Но, вероятно, все было бесполезно.
Жизненные опыты говорили, что бывают ситуации, не поддающиеся разумному анализу.
Поэтому я ничего не сказала – лишь отобрала у подруги ее вино и выпила сама.
Лестница в рай
1
– Как я устала от бессрочной каторги под названием жизнь…
Я подняла стакан, сделала большой глоток.
–…Как я устала, Инга…
Подруга согласно кивнула.
–…Вот встаю утром в субботу… Гоблины спят – оба…
Мужа и сына я, конечно, любила.
Но тем не менее я устала от них, как не знаю кто не знаю от кого.
–…Иду на кухню, включаю кофемашину…
– У меня еще хуже, Лена, – вставила она. – Мне даже кофе нельзя. Давление.
–…Нажму на кнопку, жду, пока нагреется. Рядом микроволновка, там часы. Вижу время – девять или около того.
– Ты рано встаешь по выходным?
– Так получается.
Инга кивнула еще раз.
Она понимала меня лучше остальных шести миллиардов, ненужно расплодившихся на планете Земля.
–…В общем, стою, жду, пока кнопка перестанет мигать. И думаю…
– Представляю, что именно! – сказала подруга.
–…Думаю, что завтрак обойдется малой кровью. Есть «Хрутки», есть молоко, есть яйца. можно поджарить….
–…Но не пошло бы все это к ебеням!
Русские классики – типа Пушкина или Тургенева – пытались внушить, что женщины суть небесные создания.
В их трактовке они пИсали духами и какали амброзией.
И – уж точно – не выражались нецензурно.
В реальности классика оказалась ничтожной.
Ничтожной и никчемной в великодушной лжи она осталась навсегда.
Мы с Ингой приватно матерились так, что позавидовали бы дальнобойщики.
–…Но ты понимаешь… – я сделала паузу, затем продолжила. – Сейчас девять. Через три часа предстоит думать об обеде. Потом убирать посуду, мыть. Потом еще через четыре – ужин. Опять готовить, жарить или варить, и опять мытье посуды…
– У меня есть посудомоечная машина, – сказала подруга.
– А у меня что – нет? – я взмахнула руками. – Но в нее загрузить, заправить, запустить, потом вынуть и расставить обратно по сушилке – это что, не рабство?!
Конец ознакомительного фрагмента.