30 вопросов, чтобы влюбиться
Шрифт:
Все четверо смотрят на меня с недоумением.
– Ты как будто «Сумерки» читала, а не «Преступление и наказание», – Валентин едва заметно морщится, и я заливаюсь жаром по самые скулы. – Только ванильные сопли собрала с поверхности.
Ребята за столом выдавливают смешки. Мой мир рушится. Все-таки следовало промолчать.
– Да нет, я… – бегаю глазами по жирной куче непонятно чего в пиале перед собой. Даже не понимаю, что взяла и что буду есть. Похоже на мимозу, которую я не люблю. – Я о том, что… любовь… любовь – это… прекрасно… любовь исцеляет.
А мысленно бью себя по лбу.
Мда уж, капец
Но мне нечего добавить. Я поняла, что трагедию Раскольникова не поняла. Да и не пыталась, если честно. Мы с мамой тоже бедно живем, тоже в кредит, но убивать банковских работников нам обеим не хочется.
– Достоевский в этом произведении столько сложных тем поднимает. Вопросы социального неравенства, жертвенности, вседозволенности, несправедливости, религии, – Валентин увлеченно продолжает. И я ему благодарна, что он легко перекрыл мой позор, не стал зацикливаться и не дал Анжелике его посмаковать. Мой рыцарь.
Расплываясь в улыбке, я так его и слушаю. Валентин говорит о трагедии личности Раскольникова, о постулатах христианства, о том, в какие времена для себя Достоевский писал этот роман. Ничего толком не понимаю, но мне нравится. Валентин всегда интересно рассказывает. Он вообще умный, заслушаешься.
Анжелике быстро надоедает, и она нагло перебивает его громким вопросом, окидывая взглядом всех, кроме меня:
– Вы уже нашли наряды для осеннего бала?
– Даа! Наконец-то! – Еловская тут же подхватывает и рассказывает о своих мучительных поисках подходящего платья, чтобы не роскошно, но и не скромно, не дорого, но и не дешево, романтично, но и не ванильно.
Бал проходит ежегодно для старших классов, начиная с восьмого. Туда все должны являться в вечерних платьях и смокингах. Я в целом люблю такие мероприятия, где можно побыть принцессой. Но… Девчонки на каждый бал готовят новый образ, а я уже третий раз подряд пойду в мамином свадебном платье, которое она не разрешает переделывать, будто собирается все-таки выйти в нем замуж. На новые наряды для одного вечера денег у нас нет, и я вынуждена позориться в который раз.
Я бы, наверное, не пошла, если не надо было всем классом танцевать краковяк, который мы уже месяц репетируем. Каждый класс обязан показать один танец. И я не могу подвести ребят и классную руководительницу. Бал уже в эту пятницу. Отказываться стоило раньше.
Участвовать в беседе мне тоже больше не хочется. Валентин на меня даже мельком не смотрит. Остальные с восторгом обсуждают предстоящий бал между собой, словно меня и нет за столом.
Я погружаюсь в собственную тоску. Пытаюсь понять, что теперь Валентин обо мне думает. Наверняка убедился, что я набитая ванилью кукла, которая не способна воспринимать философию и драму. Мне так хочется ему доказать, что я не только романтические сопли жую, а как, не знаю. «Сумерки» я, к слову, читала, и мне понравилось. Между прочим, там тоже есть своя философия и драма.
Сама не замечаю, как вываливаю набранную ложку салата на стол. Только чересчур громкий, почти писклявый, и неестественно задиристый смех Анжелики выводит меня из задумчивости. Искрящиеся глазки девушки постоянно убегают куда-то в сторону и отскакивают обратно на ребят. Я прослеживаю траекторию ее взглядов и понимаю,
В столовой появляется высокая фигура в бейсболке с плоским козырьком. Бархатов носит бомберы и свободные джинсы карго, с резинкой на лодыжке. Огромные беспроводные наушники всегда висят на шее, как неотъемлемый атрибут. Я без них его никогда и не видела. Они с Ксюней настолько разные, что я бы и не заподозрила их в родстве, если бы не одинаковая и редкая фамилия.
Приглядываюсь к нему впервые. Да, Слава, симпатичен, строен, стилен. У него прямое лицо, чуть вытянутое, с выразительным носом и интересными глазами – на редкость зелеными с золотым ореолом вокруг зрачка. Но он не красавчик, чтоб все с ума сходили. Анжелика явно может заинтересовать кого поприличнее. Как Валентин, например.
И чего это я? Мне же только на руку.
Я метаю испуганный взгляд в Валю, потом на Анжелику, которая не сводит с Бархатова глаз, и успокоительно выдыхаю.
Бархатов садится через столик в компании одноклассников и гогочет, не стесняясь показывать всю пасть целиком. Кадык выпирает на шее острым камнем. Я даже вижу язычок над глоткой. Мотаю головой и увожу взгляд в пиалу. Неприлично так смотреть на другого человека, хотя я такая незаметная, что порой кажется, могу творить любую дичь, никто и глазом не моргнет.
Валентин поднимается из-за стола первым. Кузьмин с Еловской сразу за ним вскакивают. А Анжелика не торопится, хотя слопала весь обед. На их вопросительное молчание отвечает:
– Я Леру подожду.
Мы все вчетвером удивляемся, потому что меня в этой компании никто и никогда не ждет. Я к этому привыкла и давно перестала обижаться. Остальные хмыкают, но уходят без лишних вопросов.
– Как продвигается? – спрашивает Коростылева, а сама то и дело поглядывает на Бархатова.
Он, действительно, тугодум. Совсем не замечает ни ее беспричинного смеха, ни ее стреляющих глазок, ни той волны феромонов, которую девушка запускает обильно, аж я чувствую.
– Пока никак. Я ведь только в выходные получила задание, – возмущаясь, защищаюсь.
– Хм. Запиши, что он сегодня взял на обед. Каждый день записывай. Хочу знать его любимое блюдо, – Анжелика кивает на мой смартфон.
Я выполняю ее приказ немедля и вношу в заметки: «ПН – пюре с котлетой, морс, творожная ватрушка». Мы обе смотрим на то, как Бархатов чуть не давится едой от смеха. Его сосед рассказывает что-то, не переставая хохотать, чем и смешит всех остальных. Бархатов только прикусывает круглую выпечку и склоняется над столом, качаясь. Выглядит как женщины из африканского племени мурси, которые растягивают нижнюю губу специальными дисками. Я недавно про таких ролик видела. И ватрушку выпустить не может, и посмеяться толком. Это вызывает улыбку.
– Да вынь ты ее уже! – не выдерживает девушка, сидящая с другого бока от Бархатова, и выдирает из его зубов половину лакомства. Вторая часть остается у парня во рту. Он запрокидывает голову, хохоча, а девушка прикрывает ему пол-лица ладонью, как себе. Потом еще помогает пальцами вытереть крошки со щек. А Бархатову хоть бы хны – только бросил смешливое «спасибо», ничуть не смутившись.
Я гляжу на Анжелику с любопытством и четко вижу под густыми ресницами кипучую ревность. Кошусь с опаской на телефон в ее кулаке – вот-вот треснет.