316, пункт «В»
Шрифт:
– Дженкинсу – семьдесят три… – прокомментировала Кларисс и посмотрела на Лукьянова.
– Дженкинс необходим американскому Его Величеству народу… так решил сам Дженкинс. – Ипполит встал.
– Ебаный Великий Американский Народ вместе с ебаным Великим Русским Народом… нуждаются в гении Дженкинса… – Лукьянов ушел в ванную комнату, и Кларисс, задумчиво опять усевшейся на диван, было слышно, как Лукьянов открыл воду и заплескался, издавая звуки удовольствия.
– Нет, – Ипполит сел в темноте в углу комнаты на куче всевозможных тряпок, где ему постелила Кларисс (сама она разместилась на диване). Ипполит закурил. – Я вовсе не оспариваю их право сильного. Я только отказываюсь умирать, когда они хотят, чтобы я умер, Я хочу умереть тогда, когда я этого захочу. Вопреки их идиотским демографическим теориям в шестьдесят пять лет я далеко не развалина физически, и мой мозг функционирует так же, как десять, двадцать и тридцать лет назад. Поэтому я буду жить. Так долго, как мне удастся…
– Но системы контроля… – тихо сказала Кларисс из темноты. – Без айдентити-кард…
– Но
– Да, но ты знаешь, как они рискуют, как суровы законы…
– А что мне терять?
Они замолчали. Внезапно улица за окнами погрузилась в темноту, только светофоры остались исполнять свой долг. Электричество на улицах отключали ровно в десять. Энергетический кризис, о временности которого говорили с самого конца войны, продолжался, и ночами улицы не освещались.
– Если бы они только не спелись после войны, – горько посетовал из своего угла Ипполит. – Вместе они поработили планету. И человека…
– Можно, наверное, сбежать на окраину мира… – предположила Кларисс неуверенно.
– Не думаю, – сказал Ипполит. – Скорее всего, человек там виднее и заметнее, чем в миллионных толпах… Если бы только они не спелись после войны. На наше несчастье… Поверишь, в семидесятые годы никто не смог бы поверить, что их сотрудничество возможно. «Коммунист» было тогда в Соединенных Штатах ругательным словом. Теперь Россию почтительно переименовали в «красную демократию». Только угробив пятьдесят шесть миллионов человек, два государства-каннибала поняли, что принципиально их ничто не разделяет, что они подобны друг другу. Возможно, скоро они объявят о создании мирового правительства. Худшие опасения человечества сбудутся… – Ипполит помолчал. – Впрочем, в мировом правительстве нет никакой необходимости. Пустая формальность. Они и сейчас консультируются по малейшему поводу… Одна система айдентити-кард… Бесконечные дружеские визиты полицейских всех мастей. А знаешь, как это началось? Может быть, ты помнишь судебный процесс две тысячи восьмого года, о денационализации Гарлема?
– Нет, меня не было тогда в Нью-Йорке. Я приехала в две тысячи девятом.
– Так вот, Кларисс, над проектом денационализации, то есть выселения всего района, работали в первый раз русские полицейские специалисты. Первое американо-русское совместное сотрудничество после войны… Помню, русские употребляли термин «декомпрессировать». Так и писали в газетах: «Интересы закона и порядка требуют декомпрессации Гарлема»… Русские…
– Ипполит, как случилось, что у тебя русская фамилия?
– Мой отец был русский, Кларисс. Инженер-химик. В девятьсот сорок шестом, находясь в Западной Германии с делегацией, остался, не вернулся в Россию. В девятьсот сорок седьмом перебрался в Штаты. В девятьсот пятидесятом женился на Анне Клайборн, и тогда же родился я…
– Так странно знать, что ты родился еще в середине прошлого века…
– Мне тоже…
– Что ты будешь делать завтра, Ипполит?
– Не знаю. Проснусь утром и подумаю. Сейчас я счастлив уже тем, что принял ванну и лежу на чистой простыне, а не в подземелье сабвея, с крысами…
– Не говори о крысах, Ипполит, я боюсь крыс… Пожалуйста…
– Я тоже боюсь крыс, но крысы лучше дэмов…
– Спокойной ночи, Ипполит.
– Спокойной ночи, Кларисс…
Ипполит хотел добавить, что завтра он избавит ее от своего опасного общества, что он уйдет, чтобы Кларисс не беспокоилась, спала, но не сказал почему-то.
Он еще долго не уснул, помимо воли перебирая в памяти события сегодняшнего дня, свою жизнь до сегодняшнего дня, прикидывая, что он будет делать завтра. Ипполит вынужден был признаться самому себе, что, отлично зная о существовании закона 316, пункта «В», он проявил удивительное бессилие и равнодушие к своей собственной жизни, ничего не предпринял заранее, дабы обезопасить себя. Оправдание и объяснение его бессилию могло быть только одно. Как и весь мир, Ипполит был настолько подавлен реальностью термоядерной войны, только что пронесшейся по планете, что все последующие годы жил в полнейшей апатии, животно счастливым уже от сознания того, что не оказался в числе пятидесяти шести миллионов мгновенно погибших несчастных. И в числе, может быть, ста миллионов раковых больных – «с». Книги, профессия – перед лицом новой реальности его профессия потеряла смысл. Посвящать жизнь сидению за пишущей машинкой? Мосты и великая архитектура, горы и реки не сохранились и погибли на пораженных ядерными взрывами территориях. Какие книги – все человеческие профессии потеряли смысл. К тому же ему все равно не продлили писательский лайсенс. И Ипполит просто жил. Теперь он очнулся только потому, что ему угрожало физическое уничтожение. Ипполит прислушался. Кларисс ровно дышала, по всей видимости, спала. Назавтра он должен будет уйти, нельзя подвергать этот добросердечный синий чулок опасности. Кто-нибудь может донести, что он живет у Кларисс. Могут донести соседи, у них наверняка есть уполномоченный по дому – обычно суперинтендант. Донести может кто угодно. Но куда уйти? Как бывший автор полицейских романов Ипполит знал, что дэмы наверняка посетят в первую очередь его ближайших друзей. Придут к Стиву, к Ли Шуанг. Преступник не может существовать без поддержки внешнего мира, потому, убежав, он всегда отправляется к родителям, к любовнице, к друзьям. Тут-то его, голубчика, и берут горяченького.
Где-то
10
«Общество народного правосудия» (англ.).
Методы у них разные, подумал Ипполит, русские до сих пор традиционно сажают «плохомыслящих» литераторов в тюрьмы, то есть работают открыто. В Соединенных Штатах, до сих пор преисполненных павлиньей гордости за свою 250-летнюю демократию, тебя подавляют по-иному. Теперь обе великие державы, вынужденные примириться спустя 21 час после начала великого Безумного опыта, оправдали друг друга по необходимости и вместе борются против «варварства» всего остального мира. Уже в 2009-м они первый раз употребили ядерный шантаж против Ирана. Выслали ультиматум, по которому иранцы должны были сдать все имеющееся в стране оружие в течение месяца, в противном случае две (почему две – по одной на каждого разбойника?) ядерные бомбы будут сброшены на Иран, решить – куда именно, разбойники, очевидно, собирались позже. С тех пор еще с десяток стран мира были подвергнуты подобной «пасификации» и разоружены, а их население таким образом было лишено возможности защитить себя от введения нового порядка. Только Китай задал им большее количество хлопот, чем они думали. В 2009-м вспыхнуло поддерживаемое супердержавами восстание в Тибете. Одновременно поддерживаемые ими же вьетнамцы вступили в южные провинции Китая. Но только через шесть лет осмелились супердержавы выслать ядерный ультиматум обескровленному двумя войнами Китаю, и русские войска вошли в провинцию Синьцзян…
«Мир должен быть управляем» – так начиналась победная декларация 2011 года, под которой подписались главы обоих государств, русский Владимир Кузнецов и Том Бакли Джуниор. Тогда же был принят закон 316, пункт «В». В Русском Союзе, вдруг вспомнил Ипполит, оптимальный возраст Гражданина выше: шестьдесят восемь лет. Дополнительные три года даровало их законодательство своим подданным. И если Ипполит не ошибается, в отдельных штатах Русского Союза, таких, как Грузия, оптимальный возраст, кажется, еще чуть выше. Если бы у него была айдентити-кард, он мог бы улететь в Русский Союз. Кажется, четыре ежедневных рейса в Советск связывают два города. Советск – новая послевоенная столица, взамен уничтоженной войной Москвы. Поднявшись из Вашингтона на Воздушный Президентский Командный Пост, тогдашний президент Джерри Харпер приземлился уже после войны в Нью-Йорке, Вашингтона уже не существовало. Первое, что сделали каннибалы, – уничтожили столицы друг друга. Но если бы он и мог улететь в Русский Союз, что бы Ипполит там делал? Они обмениваются информацией, и любой компьютер через десяток минут выяснил бы, что американский друг Ипполит Лукьянов, увы, находится в черном списке и ему шестьдесят пять лет, а по их кодексу товарищества они стараются друг друга не раздражать. И на кой черт в любом случае им нужен неблагонадежный старик? «Неблагонадежный старик» улыбнулся в темноте и уснул.
3 июля 2015 года
Он вышел вместе с Кларисс. Моросил мелкий утренний дождь, и почти все жители города, оказавшиеся на улице, были облачены в желтые комбинезоны. У Кларисс нашелся в доме свободный комбинезон, принадлежавший ее дочери, и она ссудила им Лукьянова. Они расстались у автобусной остановки. Кларисс направлялась на работу в Публичную библиотеку на 42-ю улицу и 5-ю авеню, где они два дня назад и познакомились, а Ипполит… Ипполит не знал, куда он направляется.
– Если тебе опять негде будет ночевать – приходи.