365 лучших сказок мира
Шрифт:
Очень уж полюбилась ему красавица. Жаль уйти от нее.
А все-таки ушел упрямый Иван.
Пошел счастье искать.
Ходит да ищет. Ищет да ходит.
В лесах ищет, на полях, в селах, деревнях и в больших городах, на площадях и на улицах… И все-таки не находит.
Ходил, ходил, весь свет обошел и вернулся снова в родное село.
Много лет прошло с тех пор, как ушел он отсюда счастье искать. Родители умерли, сестра замуж вышла, брат женился.
Едва его узнали в селе – так он постарел, почернел, оброс бородою.
– Не нашел счастья… Всюду искал… Знать, обманули вы меня! – с горечью стал упрекать он людей, с которыми беседовал перед своим уходом. –
И стал он рассказывать тут же, как предлагали ему славу, власть и любовь. Про встречу с кругленьким человечком, с молодым королем, с красавицей девушкой рассказал людям Иван.
А как узнали про все люди, так и закачали головами.
– Глупый ты, глупый, Иван. Мир исходил, а ума не нажил, – говорили они, – ведь в руках у тебя было счастье, а ты сам упустил его. Три раза оно к тебе попадало, и три раза ты его оттолкнул от себя.
И качали головами люди, удивлялись несмышленому Ивану.
И говорили между собой:
– Нет, счастье глупому не впрок.
А Иван смотрел на них и удивлялся: где они увидели счастье в его рассказах?
А когда люди ушли, уселся Иван на камне, у опушки леса, и стал вспоминать про свои встречи, о которых он только что рассказал. Уселся да стал думать, почему люди решили, что он три раза оттолкнул счастье.
Думал-думал да так ничего не надумал.
Глупый был Иван и упрямый.
Очень глупый…
Редьярд Киплинг. Сказки старой Англии
Меч Виланда
Дети давали представление. Все, что они могли вспомнить из шекспировского «Сна в летнюю ночь», Ден и Уна решили сыграть перед тремя коровами. Отец этих юных артистов сделал маленькую пьесу из большой, и дети репетировали ее, пока, наконец, не выучили наизусть. Комедия начиналась с того места, где Ник-Основа, ткач, выходит из кустов с ослиной головой на плечах и видит сияющую Титанию, королеву фей. За этим следовал скачок к строчкам, в которых Основа просит трех маленьких фей почесать ему голову и принести меду; заканчивалось представление тем, что осел засыпал в объятиях Титании. Ден играл Пека и Ника; исполнял также роли трех фей. Играя Пека, он надевал суконный колпак с двумя ушками, а для роли Основы – бумажную ослиную голову из рождественской хлопушки; только вот беда: при малейшей неосторожности она рвалась. Уна была Титанией в венке из цветов водосбора и с волшебным жезлом в виде цветущего стебля наперстянки.
Театр находился на лугу, называвшемся Длинной Лощиной. Небольшая речка, которая, пробежав еще через два-три луга, вертела колеса мельницы, делала на Длинной Лощине крутой поворот, и в самой середине образованного ею мыса было странное волшебное кольцо из темной травы; оно-то и служило сценой. Посреди ивовых кустов, орешин и дикого шиповника, покрывавших берега мельничной речки, было очень удобно ждать своего выхода на сцену. Один взрослый, видевший детское представление, сказал, что сам Шекспир не мог бы придумать более подходящей обстановки для своего произведения. Понятно, родители не позволили детям сыграть комедию ночью, но они пошли на луг после чая, когда тени уже сильно удлинились. Ден и Уна захватили с собой ужин – крутые яйца, бисквиты Оливера и соль в бумажке. Трех коров подоили; они щипали траву с таким звуком, что его можно было слышать на всем лугу; дальше на речке работала мельница; там что-то стучало и шлепало, точно босые ноги, бежавшие по твердой земле. На столбе подле ворот в усадьбу сидела
Представление шло прекрасно. Ден помнил все свои роли – Пека, Основы и трех фей; Уна не забыла ни одного слова Титании; даже не сбилась в том трудном месте, где королева фей просит своих трех подданных накормить Основу-ослика абрикосами, свежими винными ягодами и разными там вещами, рифмующимися с первой строчкой. Дети остались так довольны представлением, что три раза сыграли всю пьесу с самого начала до самого конца; наконец, они уселись в середине травянистого кольца там, где не было сорных трав, принялись есть яйца и закусывать их бисквитами Оливера. Вдруг между ольховыми кустами послышался свист; дети быстро вскочили.
Чаща кустов раздвинулась, и на том месте, где еще так недавно стоял Ден, ожидая своего выхода в роли Пека, они увидели коричневого человека с широкими плечами, с остроконечными ушами, с коротким расплющенным носиком и со щелочками вместо глаз. Человечек улыбнулся во все свое веснушчатое лицо. Он прикрывал рукой глаза, точно наблюдая за Основой, Буравом, Дудкой, Заморышем и за другими, игравшими пьесу «Пирам и Тизба». Голосом звучным, как мычание трех коров, раздававшееся всегда, когда они желали, чтобы их начали доить, коричневый человечек продекламировал:
Каких тут чучел собралась толпа?
Как раз вблизи заснула здесь царица.
Он замолчал, закинув одну руку за голову, и, лукаво поблескивая глазами, продолжал:
Хотят играть! Взгляну, а там, быть может,
С болванами сыграю шутку сам. [6]
Дети смотрели на него, широко раскрыв рты, а человечек (он был по плечо Дену) спокойно вошел в кольцо.
– Я давно не практиковался, – сказал он, – но вот каким образом следует играть мою роль.
6
«Сон в летнюю ночь», комедия В. Шекспира. Перевод А. Л. Соколовского.
Дети по-прежнему разглядывали его с головы до ног, начиная с темно-синей шапочки, похожей на большой цветок водосбора, и кончая его босыми волосатыми ножками. Наконец он засмеялся.
– Пожалуйста, не смотрите на меня так. Право, я не виноват… Чего другого могли вы ждать?
– Мы никого и ничего не ждали, – медленно ответил Ден. – Это наш луг.
– Разве? – сказал их гость, садясь на траву. – Так объясните, что заставило вас сыграть «Сон в летнюю ночь» три раза с самого начала и до самого конца, накануне дня в середине лета, в кольце из травы, да еще как раз под одним из самых моих старых холмов в старой Англии? Холм Пока, Холм Пека, Холм Пока, Холм Пека. Дело ясно, как нос на моем лице.
Он показал на покрытый папоротником откос Холма Пока, который начинается подле мельничной реки и кончается дремучим лесом. Дальше, за лесом, почва снова все поднимается и поднимается, доходя в высоту до пятисот футов. Еще выше громоздится обнаженная, крутая вершина Маячной горы, с которой открывается вид на низину Певнсей, на пролив и чуть не на половину открытой южной равнины.
– Клянусь дубом, тисом и терновником, – со смехом продолжал человечек, – случись это несколько сотен лет тому назад, сюда сбежались бы все жители гор, толпясь, как пчелы в июне!