37 - 56
Шрифт:
– Швец Константин, тридцать третьего года рождения, осужден особым совещанием, - начал выкрикивать с пола безногий полковник.
– Знаю, знаю вашего Константина, - ответил капитан, - он в карцере за нарушение режима.
– Что он сделал?
– спросил Швец.
– Да так, - ответил капитан и посмотрел в глаза Швецу, - ничего особенного, только строптив, не сломался б...
Швец просиял лицом и полез за сигаретами в нагрудный карман.
– Ничего, - сказал он, - не сломается.
И как-то странно подмигнул
– Продолжайте работу, товарищ Сургучев, - сказал капитан младшему лейтенанту и вышел.
Старуха с лепешками, мать троих Сургучевых, услышав фамилию младшего лейтенанта, стала медленно приближаться к окну. Она утерла ладонью слезы с коричневых, морщинистых щек и спросила:
– А ты не Гришки ли сын, Сургучев? Ты не Гришки ли сын, а? С Колодиш?
Младший лейтенант внимательно и с ужасом посмотрел на старуху.
– Кто следующий, граждане?
– сказал он скороговоркой - Вопросы прошу задавать по существу
– Гришкин, - уверенно сказала бабка.
– И нос, как его, - с горбой, и чуб с крутью Господи, господи, брат на брата, и отец на сына, толь небо пока не раскололось, когда ж? Когда, господи?!
И, словно слепая, бабка пошла из камеры вон. Следом за ней поехал на жужжалках Швец, а за ним я. В тюрьме было тихо, потому что разносили ужин. Та ночь в Ярославле
После того как в тюрьме нам со Швецом отказали в свидании с родными и посоветовали пойти к подполковнику Малову в областное управление, мы отправились в гостиницу.
Швец поджужжал на своей платформочке к окошку администратора и постучал по нему деревянным утюжком, которым отталкивался от земли, чтобы быстрее катиться.
Администраторша оказалась пожилой женщиной с маленькой головой на большом теле, но на ее крошечной головке как-то странно умещалось огромное количество крохотных бело-коричневых куделек, что делало ее похожей на барашка.
– Заполняйте бланк, - сказала она Швецу.
– Мест у нас нет, но уж вас-то я устрою, - как орденоносца и инвалида.
– Мы вдвоем, - сказал Швец, кивнув на меня.
Женщина ответила.
– Я дам номер люкс из исполкомовской брони.
Швец вернулся к столу, и мы начали заполнять длинные бланки анкет, которые выдают администраторы гостиниц перед тем, как вручить гостю ключ от номера.
Напротив графы "с какой целью приехал, куда, к кому, кем выписана командировка и на какой срок?" - я написал "прибыл как член-соревнователь Всесоюзного общества по распространению политических и научных знаний, для обмена опытом лекционной работы". Меня действительно приняли в общество "Знание", когда отец был еще дома. Тогда я учился на втором курсе и довольно бойко излагал разные истории про те муки, которые испытывает национальная буржуазия в странах Среднего Востока, и как она постепенно уничтожается буржуазией компрадорской.
И сюда, в Ярославль, я, понятно, приехал с красной книжечкой общества, которая так успокоительно действовала на гостиничных администраторов и вокзальных дежурных.
Взяв мою анкету с красной книжечкой, Швец покатил к администратору. Сунув в окошко наши документы, он закурил и, оглядевшись по сторонам, задержался глазами на картине "Утро в сосновом лесу", вздохнувши, как-то изумленно заметил:
– Кругом одни медведи, - куда ни глянь...
Администраторша, не отрывая глаз от наших анкет, спросила:
– Молодой человек, а вы, собственно, с кем едете обмениваться опытом?
Разыскивая отца, я проехал уже восемь городов, в которых были пересыльные тюрьмы, и всюду устраивался ночевать под маркой обмена "лекторским опытом"; ответил поэтому фразой, которая действовала безотказно:
– С группой начинающих товарищей...
– А командировочка где?
– Идет по фельдъегерской связи, - ответил я туманно.
– Ах, так, - понятливо кивнула администраторша, - что ж, хорошо...
И - отложила мои документы в сторону. Взяв анкету Швеца, она бегло просмотрела ее и - скорее для проформы - поинтересовалась:
– Что же вы не указали причины приезда, товарищ полковник?
– Прибыл в ваш замечательный город, - начал рапортовать Швец, - надеясь получить свидание с сыном, находящимся в пересыльной тюрьме...
– Где, где?!
– В пересыльной тюрьме.
– Какая досада, - сказала администраторша, поправив свои мелкие бараньи букли на крошечной головке, - оказывается, тот номер, который я собиралась вам дать, только что заняли. Придется немножко обождать.
– То был свободен, а то заняли?
– набычился Швец.
– Нет, он, собственно, не был совсем свободен. Он должен был освободиться, - запутавшись, пробормотала администраторша.
– Верните документы, - рявкнул Швец.
И - выкатился на своих жужжалках из темного холла гостиницы на предзакатную, пронзительно-чистую, ветреную площадь. В небе летали голуби. Они были сизовато-белые, но иногда их крылья высверкивали неожиданным желто-красным цветом.
– Где ночевать будем?
– спросил я Швеца.
– Честно говоря, я уж третий день не сплю, башка звенит.
– Ничего. Сейчас пойдем на вокзал, там выпьем и закусим, и спать с кем-нибудь договоримся: что здесь номер, что там тридцатка, все одно выйдет, с точки зрения экономии. Не бойсь, найдем где отдохнуть.
В ресторане мы заказали бутылку черноголовой московской, три салата, селедку, щи и блинчики с мясом. Швец разлил водку по большим фужерам и попросил:
– Ну-ка придвинь меня, а то я на китель буду крошки ронять, неопрятно.
Я поднял его вместе со стулом и придвинул вплотную к столу. Швец кивнул в знак благодарности, цыкнул зубом и возгласил: