4 любовника и подруга
Шрифт:
– Надеюсь, ты в это веришь, – сказала я.
– Когда у тебя будут собственные дети, ты меня поймешь. И тебе станет стыдно за то, что сейчас происходит.
Я вышла из кабинета, слыша, как он досадливо чертыхается.
Несколько дней я пребывала в апатии, мир выглядел безрадостно, и как-то с трудом верилось, что он изменится к лучшему. Спасала меня только работа, привычная рутина не позволяла окончательно съехать с катушек. «Надо взять себя в руки», – каждое утро говорила я себе
После работы я ехала к Глебу и сидела у него до тех пор, пока мне не указывали на дверь. С отцом мы практически не разговаривали. Я видела: он страдает, но что-либо изменить была попросту не в состоянии. Глеб о моем отце тоже предпочитал не говорить. Он вообще по большей части болтал о пустяках.
В пятницу, ближе к вечеру, он сбежал из больницы, заявив, что делать ему там нечего, ведь больным он себя не чувствует. В ответ на мои увещевания смеялся, но обещал, что ближайшие дни проведет дома, если я составлю ему компанию. Но еще раньше в моем кабинете появилась Сонька и заявила с порога:
– Нюся, я в совершенном расстройстве. Пашка пропал. В тот день, когда стреляли в Глеба, мы должны были встретиться. Но я была в таком состоянии, что даже не вспомнила о нем. И только на следующий день удивилась: чего это он не явился и даже не позвонил? А сегодня подумала: куда он делся?
– Найдется твой Пашка. В конце концов, позвони ему сама.
– Я звонила. Телефон выключен.
– Ну и радуйся. Не придется болтаться по улицам и сидеть в дешевых кафешках.
– А если с ним что-нибудь случилось?
– Что с ним могло случиться?
– Не знаю. Вдруг под машину попал. Он же экономит и пешком по городу носится.
– Типун тебе на язык. Соня, может, его хилый бюджет дал основательную трещину и он решил, что роскошные женщины не для него?
– Хочешь сказать, что он меня бросил? – хмыкнула подруга. – После того как я давилась гамбургерами? Нет, я совершенно не в состоянии поверить в такое. Приличные люди хотя бы врут по телефону, что отправляются в кругосветное плавание. Или покоряют Эверест. Нюся, он лежит где-нибудь без сознания, сам себя не помня. Уж поверь мне, я кое-что понимаю в людях, просто сбежать он не мог.
– Хорошо, давай поедем в общагу и убедимся, что Пашка твой жив и здоров.
В общежитии мы были через сорок минут и битый час потратили на общение с вахтером и прочими гражданами. Вахтер, заглянув в журнал, заявила, что Павел Кальянов в списках не значится. Бабка выглядела сущей мегерой, но Сонька смогла растопить лед ее сердца, рассказав душещипательную историю любви, на ходу сочиненную. Та сменила гнев на милость и доверительно сообщила:
– У нас тут кто только не обретается. Прописан один, живут двое, а то и пятеро. Ваш хоть как выглядит?
Сонька выдала словесный портрет любимого, бабка задумалась.
– У нас в основном грузины да молдаване. По этажам пройдите,
По этажам мы прошлись, но толку от этого не было. Большинство обитателей общаги отсутствовало: время рабочее. Те, что оказались дома, Павла Кальянова не знали. Один бойкий парень, которому Сонька зазывно улыбалась, развел бурную деятельность, еще раз пробежался по этажам и даже кому-то звонил по телефону. Но и он нас не порадовал. Пришлось покинуть общагу, так ничего не выяснив.
– Но ведь он здесь живет, ты сама его сюда привозила, Нюся. Как может быть, что его никто не знает?
– Ты же видела, что здесь творится, – пожала я плечами.
– Поехали в институт, – решительно сказала подруга.
На вечернем отделении студента Кальянова не оказалось. Так же как и на дневном. Сонька была мрачнее тучи, я пыталась ее утешить:
– Может, ты институт перепутала?
– Я точно помню, он говорил, что учится на строительном. Значит, здесь. Где еще есть строительный факультет?
– Узнать это не проблема. А что, если учится он в техникуме, а не в институте?
– Зачем тогда врал?
– Хотел произвести впечатление.
К обеду мы уже знали, что ни в одном учебном заведении от училища до университета Павла Кальянова нет. Правда, один Павел Кальянов все-таки нашелся, не студент, преподаватель, но Сонькина радость тут же была омрачена, Павел Сергеевич оказался преклонного возраста, следовательно, Сонькиным возлюбленным быть не мог.
– Нюся, я ничего не понимаю, – начала злиться Сонька. – Это что же получается, он все врал? А как же детский дом?
– Давай проверим детские дома, – сказала я и, взяв телефонный справочник, начала звонить. Человека по фамилии Кальянов там тоже не знали. Хотя к ним действительно приезжают молодые люди с подарками для детей, возможно, это один из них.
– Скажи на милость, ну зачем было врать? – вопила Сонька.
– Ты почему на него внимание в магазине обратила? – хмуро спросила я, начав кое-что соображать.
– Как почему? Он стянул твою тележку.
– Ничего подобного. Он произвел впечатление, когда сказал, что продукты для детского дома.
– Ну?
– Соня, он хороший психолог. У тебя ценные вещи из квартиры не пропали?
Мы помчались к Соньке, по дороге она здорово нервничала, то и дело набирала номер Пашки, но его мобильный по-прежнему был отключен. К тому моменту, когда мы оказались возле ее дома, Сонька готова была к чему угодно, например, увидеть в родной квартире лишь голые стены. Влетела в жилище, как фурия, тревожно осмотрелась. На первый взгляд в квартире изменений не произошло, все вещи были на своих местах. Сонька полезла в шкаф, где хранила золото и наличность, и вздохнула с облегчением. И деньги, и любимые побрякушки остались в неприкосновенности. Меня, признаться, это удивило.