40000 лет назад
Шрифт:
Так, увы, устроен этот мир, созданный Родом. Суровый, но справедливый. Нельзя, мой друг, по достоинству ценить жизнь, не думая о смерти. Нельзя насладится пищей, не испытывая голода. И чем сильнее эти контрасты, тем ярче ощущения.
Дед замолчал. И даже костер, казалось, перестал потрескивать, пытаясь осознать, его слова.
— Но мы с тобой отвлеклись. Наверно мне стоит рассказать, то, о чем ты не знаешь. О том, о чем по какой-то странной договоренности высших сил, не принято говорить, ни среди людей, ни среди духов. Почему так? Не спрашивай, я не знаю. Подозрения, конечно, есть, но это лишь догадки, на данный момент совсем лишние, и не имеющие
Ты конечно же помнишь легенду о основателе твоего рода — Ратмире, и богатыре-победителе Федогране. Оборотень кивнул головой в знак согласия.
— Причем здесь эти две легендарные личности? Какое они имеют отношение к дню сегодняшнему? — Произнес он раздраженно.
— Не кипятись. Сейчас все поймешь. То, что они существовали на самом деле, ты в отличие от других, думающих, что все это сказки, знаешь. А вот то, что они были названными братьями, и с юности, шли по жизни плечом к плечу, не раз спасая жизни друг другу, тебе неизвестно. Судьба их свела, когда они были юными. Тебе ничего это не напоминает?
— Ты хочешь сказать, что это знак? И я должен стать другом вот этому…. — Палец оборотня указал, на замершего в притворном сне Федора.
— Все в новое в этой жизни, это потерянное в веках старое. — Улыбнулся загадочно дед.
— Посмотри на нашего спутника. — Оборотень горько вздохнул, и опустив голову продолжил говорить тихим, обреченным голосом. — Разве он похож, на того легендарного богатыря, потомком которого, как ты говоришь, он является. Да и я далеко не Ратмир. Они легенды, а мы кто…? — Он замолчал, рассматривая угли в костре. — Мы просто мусор, который несет ветром судьбы. — С болью в голосе закончил он недосказанную мысль.
— Ой ли. — Внезапно рассмеялся дымом Чащун. — То же самое я слышал и от них.
— Как! Ты был знаком с ними!? — Вскрикнул Вул и подпрыгнул, встав перед дедом, и сверля его восхищенным взглядом.
— Знаком, знаком. — Подтвердил смешком дед, кивая головой. — Сядь и не скачи пере до мной молодым козликом, не сверли глазами, я все равно не буду рассказывать о тех временах. Не надо создавать вам кумиров, у вас свой путь. Другой, не имеющий ничего общего с прошлым, кроме разве, что совпадения в присутствии оборотня и богатыря.
— Но как же так.
— Сядь я сказал. У меня нет времени и желания вдаваться в воспоминания. То время ушло. Ваше время только наступает. То, что будет происходить с этим миром, в ваших руках, и никто не сможет помочь, даже боги, которым создателем запрещено напрямую вмешиваться в ход событий, если только духи помогут, да и то больше советом, чем делом, увы, но таков закон. Перун и так нарушил правила, поставив божественную печать на свинорез Федограна. Он задумался окутавшись клубами дыма. — Вот мешать вам будут, и силы эти будут могущественные. Есть кто-то еще, кроме Горына и Кацикина, кто разрушает этот мир, перестраивая его под себя. Кто это, и зачем это делает? Не знаю. Не понимаю мотивов. Но скажу одно. Он очень хитер и опасен. Будьте осторожны.
Надеюсь, я хоть и немного, но развеял твои тревоги на счет Федограна, хотя и добавил новых, своими откровениями? Но это и хорошо. Будешь осмотрительнее. Еще вот что напоследок. Возьми кошель. — Он вынул из-за пазухи звякнувший кожаный мешочек. — Тут деньги на первое время, немного, всего одиннадцать рубов. Я знаю, что тебе они не нужны, не мотай головой, но для твоего спутника, они необходимы. Ему адаптация нужна, а нищий беспамятный найдёныш, никого не заинтересует. И еще, самое наверно главное. Я долго
Колдун встал сделал несколько шагов в сторону от костра, обернулся, попытавшись еще, что-то сказать, но лишь махнул рукой и растворился в мраке ночи. Костер, с его уходом, как-то резко стал затухать, и Вул подбросил в него хворост.
— Не притворяйся спящим. — Заговорил он, не поворачивая головы, словно к огню. — Я давно заметил, что ты все слышишь. Да думаю и Чащун знал об этом, просто не подал виду, он я думаю был даже рад, тому, что ты все узнал.
Федор покрылся краской стыда, почувствовав себя малышом, укравшим со стола конфету, и пойманного на этом безобразии мамой, делающей вид что она сердится, а на самом деле смеющейся внутри, над своим, неуклюжим отпрыском. Он подсел к оборотню, скрестив по-турецки ноги, и также, уставившись немигающим взглядом в костер, спросил:
— Ты действительно считаешь меня ничтожеством?
— Какое имеет значение, что я думаю? Главное, что я буду о тебе думать, когда ты станешь совершать поступки. Нам идти по этой жизни вместе. Так начертано судьбой. Ты молод, и я молод, хотя старше тебя в десять раз, и мы еще глупы. Придется взрослеть и умнеть вместе.
— Сколько тебе лет? — Почему-то оговорка собеседника, о возрасте, заинтересовала нашего героя больше всего.
— Это имеет значение? — Тот перевел взгляд от костра на Федора. Тот пожал плечами, изобразив таким жестом: «Нет. Но все же?». — Сто сорок два. Я еще очень юн.
— Сколько!!? Юн!!? — Парень даже подпрыгнул, непроизвольно вылупив глаза. — Ты шутишь?
— Твой вопрос странен, как и странна твоя реакция на мой ответ. Ты что, не знаешь, что оборотни живут очень долго? От куда ты вообще такой свалился. В твоем мире что, нет духов и жителей кромки?
— Нет. — Все еще хлопая удивленными глазами ответил Федор, и снова сел. — Расскажешь?
— Нет. — Отрезал тот. — Надо спать, завтра трудный день. Нам нужен отдых.
И подбросив охапку хвороста, и отвернувшись, лег, свернувшись калачиком, мгновенно уснул. Федор долго смотрел как тот посапывает, вспоминая дом, и заново переживая первую встречу с этим миром. Переосмысливал последнюю, подслушанную информацию, пока и сам не уснул, также свернувшись калачиком, и прижавшись, спиной к спине, к вздрогнувшему, от прикосновения, новому другу.
Утро встретило нашего героя стуком зубов, и холодной росой. Кастер давно потух, а разжечь его было нечем, спичек не было, так же как и волшебных пальцев колдуна, а других способов Федор не знал. Вулу вообще ничего этого было не надо, создавалось впечатление, что на него утренняя прохлада вообще не действовала, и он с улыбкой наблюдал, как его друг прыгает, и хлопает себя по плечам, и разгоняя кровь, пытается согреться.
Дальше была дорога. Трудная, с иссушающим жаром летнего солнца зноем, и ночным, пробирающимся в самую душу, холодом. Длинными переходами на ноющих от усталости ногах, от одного ручья, или озерца, до другого, где хрипящее зноем горло глотало, и наполняло живот, такой вкусной, холодной водой, что воспоминания о какой — то там противной Кока-Коле, вызывало отвращение.