Шрифт:
Фрагмент 1
— Что скажешь об этом, Андрей Андреевич? — повернулся к соратнику Сталин, когда зажгли свет.
— Подобрать и загримировать актёров, конечно, можно. С такой точностью воссоздать интерьер твоего кабинета намного сложнее, но тоже возможно. И твой портрет с погонами нарисовать, — усмехнулся Андреев. — А что говорят эксперты?
— Фильм я не показывал никому, кроме тебя. Охрана, конечно, проверила всё на отсутствие ядов. И документы тоже. На новых состав бумаги и чернил отличается от нынешнего. А вот те два письма с моей
— Странно…
— Вот именно. На глупый розыгрыш не похоже, но и в правду поверить я не могу.
— Ты считаешь, Коба, мне нужно ехать?
— Они просили, чтобы приехал кто-нибудь из людей, кому я доверяю, и, в то же время, знающий их лично. Можно было бы послать Семёна или Клима, но они уже отбыли на фронт. Вече у них якобы на прежней должности, но ему сейчас невозможно отлучиться из Москвы. Это, конечно, больше по профилю Лаврентия, но его тем более нельзя трогать в эти дни. Лучше он предоставит тебе охрану. Район, который они указали в качестве места встречи, уже оцеплен и тщательно прочёсывается.
Сталин закурил, так и не поднимаясь из кресла в крошечном кремлёвском кинозале, и принялся махать рукой, гася спичку.
— Они очень торопятся. Да ты и сам слышал: они информированы о положении дел на фронтах в последние дни даже лучше нашего Генерального Штаба. А если учесть, что прошло несколько дней после съёмки этой ленты, то знали обо всё заранее. Поэтому вылетать нужно немедленно. И действовать очень быстро. К тому времени, когда ты будешь в этом самом… Берещино, туда уже протянут линию ВЧ-связи. Так что немедленно созванивайся со мной, когда встретишься с их связником. Действуй по обстановке. Но если всё сказанное ими подтвердится, я разрешаю тебе принять разрешение о дальнейших контактах с ними самостоятельно.
Председатель Совета Союза Верховного Совета СССР, Секретарь ЦК ВКП(б), председатель Комиссии партийного контроля, Член Политбюро… Так много должностей для невысокого, щуплого, неприметного человека с небольшими усиками, никогда не стремившегося к публичности. Но среди знающих людей слывшего едва ли не «серым кардиналом» при властном титане Сталине, доминирующим над всё и вся в Стране Советов. По крайней мере, если и говорить о доверии Вождя, то им Андрей Андреевич Андреев действительно пользовался. И глава партии большевиков прекрасно знал, что самые ответственные поручения можно дать именно этому невзрачному человечку: не подведёт.
Андреев даже не предполагал, какой дырой окажется эта самая станция Берещино. А чего ещё взять от обычной развилки путей узкоколейки, построенной в 1920-е годы для вывоза продукции небольшого чугунолитейного завода и древесины с лесозаготовок? Ну, да. В следующем десятилетии силами детской трудовой коммуны узкоколейку пробросили ещё и в соседний Саров. Особенно мрачное впечатление производило это среди ночи. Чем понравилась приславшим необычное послание Сталину такая глухомань, остаётся лишь гадать: здесь только будочка стрелочника в наличии. Именно в неё и протянули никем доселе невиданную здесь линию правительственной связи, «ВЧ», как её называют.
«Связники», как и договаривались, появились только во второй половине дня: два крепких рослых мужчины в военной форме, бодро орудующие рычагом четырёхместной дрезины-качалки. Как и было приказано, их пропустили к стрелке беспрепятственно, и лишь когда те приблизились метров на пятьдесят к группе чекистов, окружающих Андреева, дали команду остановиться. Но… Тут же взяли под козырёк, вытягиваясь во фрунт.
Столь необычное поведение прояснилось, когда сидящий спиной обернулся, оценивая оставшееся расстояние.
— Ну, здравствуй, Андрей Андреевич!
Семён Михайлович, одетый в привычную Андрееву маршальскую форму, на которую прикрепил три ордена Ленина и шесть орденов Красного Знамени, просто лучился улыбкой. Наград больше, значительно больше, чем было несколько дней назад.
— Больше года тебя не видел, с празднования 250-летия основания Ленинграда. А ты ничего, помолодел с тех пор, в отличие от меня! — засмеялся он, распространяя вокруг себя запах крепкого мужицкого пота. — Тебе связь с Хозяином провели? Тогда пойдём, я тоже хочу с ним поговорить.
С «Ивановым» соединили достаточно быстро, и маршал, назвавший свой действующий позывной, сразу как-то весь ощетинился от покрывшей его «гусиной кожи». Даже голос от волнения дрогнул.
— Здравствуй, Коба. Разрешите доложить, товарищ Верховный главнокомандующий? Прибыл из 1958 года для встречи с вашим представителем товарищем Андреевым на эту чёртову станцию Берещино… Да, здесь, рядышком стоит… Передаю.
Судя по голосу, Генеральный секретарь тоже был немало удивлён, кого именно прислали для связи с будущим.
— Ты уверен, в том, что это именно Семён?
— Сердцем чую, что он. Постарел, но ничуть не изменился.
— И ещё хочу сказать тебе, Коба, — в завершение разговора вырвал у сталинского посланца трубку Будённый. — Не знаю, успеем ли мы вам помочь на Украине, но когда я тебе из Киева пришлю предложение отводить войска за Днепр, немедленно начинай отвод! На Гудериана, на Гудериана, который в августе повернёт на юг и захватит мосты через Десну, всё внимание. Меня до сих пор совесть гложет за то, что я не настоял на своём, и мы под Борисполем и Броварами потеряли в окружении почти весь Юго-Западный фронт, семьсот тысяч человек.
Назад на дрезине ехали вчетвером: к Семёну Михайловичу и «полковнику КГБ» Иванову в форме майора ГУ ГБ присоединились посланник Сталина и капитан госбезопасности Зайцев. По распоряжению областных органов внутренних дел движение между Берещино и Саровым закрыли, поэтому опасаться встречного или попутного поезда не следовало, так что у Будённого, едва ли не за троих налегавшего на качалку, от волнения не закрывался рот. Никакого связного рассказа: просто говорил, перепрыгивая с одной темы на другую, но всё-таки стараясь отвечать на вопросы Андреева.