50 знаменитых чудаков
Шрифт:
В Лас-Вегасе Хьюз занимал восьмой и девятый этажи гостиницы «Десерт Инн», но при этом всегда находился только в одной маленькой комнате с постоянно опущенными темными шторами и никогда не выходил наружу. Сидя в кресле совершенно голый, он целыми днями смотрел старые кинофильмы. Чудак общался с внешним миром только посредством записок, передаваемых через приближенных слуг.
Хьюз давно не мог без них обходиться: в 10 часов 15 минут его будил мормон, который восемь раз щипал миллиардера за левую ногу, обхватывая его грязные пальцы четырьмя стерильными салфетками; мормоны три раза в год меняли ему одежду, пять раз в год мыли его и раз в полгода перестилали постель.
В конце жизни чудак тайно бежал от своих мнимых и явных недругов на Багамские
Хьюз начал судиться с Робертом Мэхью. Тот не хотел выпускать из рук его империю и уверял, что миллиардера похитили рэкетиры. Говард проиграл процесс Роберту и почти утратил контроль над своей империей – из-за халатности новых менеджеров с его счетов исчезали сотни миллионов долларов. В последние месяцы жизни 70-летний чудак-миллиардер управлял своей империей по телефону, панически опасаясь инфекций и не общаясь с внешним миром. Он совершенно обессилел, его речь стала неразборчивой, рассудок ослаб.
Умер Хьюз 5 апреля 1976 года в самолете по пути из Акапулько в хьюстонскую больницу. Не нашлось ни одной живой души, которую бы тронула смерть того, кто более 30 лет был самым богатым и могущественным человеком в США. Он всю дорогу прошагал по людям, подминая их, ломая их судьбы и беспощадно отшвыривая любого, кто мешал ему достичь цели.
Чудак-магнат оставил после себя несколько десятков завещаний и состояние в два миллиарда долларов, на которое претендовало около 400 предполагаемых наследников. Однако в конечном счете деньги в 1990-х годах были поделены между 22 дальними родственниками покойного, которые были учителями, служащими и мелкими торговцами. (По другим данным – между налоговой службой США и штатами Калифорния и Техас.)
Выиграв все возможные сражения в бизнесе, политике и на любовном фронте, чудак-миллиардер в жизни проиграл, пожалуй, одну-единственную битву – битву за собственное счастье.
ШАЛИКОВ (ШАЛИКАШВИЛИ) ПЕТР ИВАНОВИЧ
Князь, поэт, переводчик и журналист, предмет пародий и насмешек, которому современники дали прозвище «Вздыхалов». Одновременно с этим, Шаликов являлся человеком, истинно (хотя и по-своему) преданным литературе. В течение многих лет он занимал должность издателя журналов «Аглая», «Московский зритель» и «Дамского журнала». Пушкин, перед которым Петр Иванович благоговел, назвал его «поэтом прекрасного пола». Потомкам князь оставил два сборника стихотворений – «Плод свободных чувствований» (1798–1801) и «Цветы граций» (1802), а также несколько прозаических работ. В них отразилась странноватая фигура автора-чудака – в чем-то трогательная, невзирая на комичность.
Грузин по происхождению, Петр Иванович Шаликашвили, который вошел в историю литературы под псевдонимом Шаликов, в начале своего жизненного пути о писательской карьере и не помышлял. Нет, читать он, конечно же, любил, но не более того. Да и о каком сочинительстве могла идти речь, если князь с малолетства был приписан к одному из полков? Родители ничтоже сумняшеся с самого рождения наметили для сына стандартную для аристократов военную карьеру. Естественно, и сам Петр ни о чем ином не думал.
Служил он недолго, однако репутацию обеспечил себе хорошую. Несмотря на некоторую чудаковатость и манерность, Шаликова считали воякой храбрым, способным быстро принимать важные решения, человеком компанейским, с чувством юмора. Правда, знакомые отмечали также повышенную вспыльчивость Петра и то, что, войдя в раж, он долго не мог остановиться.
После ухода из армии князь поселился в Москве и решил заняться литературой. Как страстный поклонник карамзинского сентиментализма, Петр Иванович начал создавать поэтические произведения именно в этом, милом его сердцу, ключе. Отдавал должное Шаликов также прозе. Свои работы он обычно публиковал в «Приятном и полезном препровождении времени», «Аонидах», «Иппокрене», «Московском Меркурии», «Патриоте», «Вестнике Европы», «Сыне Отечества», «Благонамеренном», «Трудах Общества любителей российской словесности при Московском университете», «Современнике» и «Московитянине».
Чудаковатый князь, который стал героем многочисленных анекдотов, имел весьма комичную внешность. Это был маленький, щупленький мужчина, который всегда объяснялся с подчеркнутым жеманством, постоянно покачивая головой из стороны в сторону. Он почему-то пребывал в уверенности, что его слова неизменно и в обязательном порядке пленяют собеседников и убеждают их в правоте говорящего. Петр Иванович, стараясь «усовершенствовать» собственный облик, часами не отходил от зеркала. Знавший об этой страсти литератора князь Вяземский, который вполне заслуженно пользовался репутацией остроумной язвы, как-то назвал особо невменяемого знакомого «бесом перед зарею или Шаликовым перед зеркалом».
К литературному творчеству бывший вояка относился трепетно, любил его всем сердцем и считал, что ему лично принадлежит особое место среди обитателей литературного Олимпа. В 25-летнем возрасте Петр Иванович стал редактором «Московских ведомостей», а позднее, в 1806–1812 годах, издавал журналы «Московский зритель» и «Аглая». В них князь объявил, что «одним из главных предметов внимания» новых изданий будут «хороший вкус и чистота слога, тонкая разборчивость авторов и нежное чувство женщины». Последней работой князя на данном поприще стал выпуск знаменитого «Дамского журнала» (1823–1835), главной темой которого, естественно, стала «нежная чувствительность, сопряженная с моралью». Наряду с произведениями признанных поэтов и писателей, Петр Иванович начал постепенно издавать и собственные работы. О них можно судить по-разному, однако, несмотря на ряд недостатков (например, доведение «чувствительности» до полного абсурда), творчество чудака-аристократа имело одно бесспорное достоинство: Шаликов владел легким, правильным и красивым слогом. Благодаря этому, он способствовал выработке русской литературной речи и освобождению ее от устаревших старославянских выражений. Видимо, поэтому, давая оценку произведениям Петра Ивановича, критики говорили, что он мало в чем уступает Карамзину.
Вот только ориентировался в веяниях времени Шаликов слабо. Вся его проблема как поэта заключалась в том, что князь слишком долго оставался ярым сторонником сентиментализма – даже после того, как ложность этого литературного направления была признана всеми. Видимо, по этой причине деятельность известного издателя обычно характеризуют как вырождение сентиментализма… Собственно, критика безоговорочно признала ценность только одного труда поэта, носившего название «Историческое известие о пребывании в Москве французов 1812 года». Кроме того, Шаликов был неплохим переводчиком Жанлиса и Шатобриана. Что же касается прозаических произведений Петра Ивановича, то и «Путешествие в Малороссию» (1803–1804), и «Путешествие в Кронштадт» (1805) особым успехом не пользовались, поскольку явно писались в подражание «Письмам русского путешественника» и не имели при этом ни одной местной черты. По сути, эти работы были составлены исключительно из «впечатлений».