50 знаменитых любовников
Шрифт:
С начала сентября 1913 г. Есенин начал посещать народный университет, который организовал Альфонс Львович Шанявский, заработавший огромный капитал на золотых сибирских рудниках. Это заведение так и называлось — «университет имени Шанявского». Полтора года учебы дали Есенину ту основу образования, которой ему так не хватало до сих пор. Вместе с товарищами по учебе молодой поэт наслаждался культурной жизнью Москвы, бродил по Третьяковской галерее, бывал в театрах. Но с кем бы ни встречался, какие бы разговоры ни вел, к концу 1914 г. он все чаще и чаще повторял: «Поеду в Питер, пойду к Блоку. Он меня поймет!»
В столице Есенин появился весной 1915 г. К этому времени он навсегда расстался с мыслью о работе,
С легкой руки Блока, давшего Есенину рекомендательные письма к поэту Сергею Городецкому и влиятельному журналисту из «Биржевых ведомостей» Михаилу Мурашову, начался взлет есенинской известности. Вскоре он встретился с Зинаидой Гиппиус и Мережковским, навестил живших в Царском селе Гумилева и Ахматову, осенью побратался с Николаем Клюевым, приехавшим в Питер, чтобы познакомиться с рязанским самородком… «Литературная летопись не отмечала более быстрого и легкого вхождения в литературу. Всеобщее признание свершилось буквально за несколько недель. Я уже не говорю про литературную молодежь, но даже такие „мэтры“, как Вячеслав Иванов и Александр Блок, были очарованы и покорены есенинской музой», — вспоминал Рюрик Ивнев.
В литературных салонах Есенина окружили молодые поэты, представители не столько золотой, сколько «голубой» молодежи. Чаще всего они развлекались на вечеринках у Михаила Кузмина и Рюрика Ивнева. Ухаживали за поэтом-самородком и в богатых буржуазных салонах. Ему удивлялись, им восхищались, дамы угощали его, подавая еду на тарелках коллекционного фарфора, восторгались его стихами, красотой, васильковыми глазами и льняными кудрями.
По-крестьянски хитроватый Есенин сразу же почувствовал, что интерес к нему в этом обществе не всегда чист и бескорыстен. Он всем улыбался, позволял гладить себя по «бархатной шерсти», но уже тогда понимал, какими средствами достигаются успех и слава. И шел он к ним самым кратчайшим путем, ловко используя журналистов, издателей, хозяев салонов, встречающихся на его пути и неравнодушных к нему. Лишь к немногим из них он сохранил бескорыстные и дружеские чувства. Ивнев в связи с этим отмечал: «Конечно, он знал себе цену. И скромность его была лишь тонкой оболочкой, под которой билось жадное, ненасытное желание победить всех своими стихами, покорить, смять…»
Что касается женщин из литературной богемы, то к ним, по воспоминаниям В. Чернявского, Есенин относился «с вежливой опаской и часто потешал ближайших товарищей своими впечатлениями и сомнениями по этой части. С наивным юмором, немного негодуя, он рассказывал об учащающихся посягательствах на его любовь. Ему казалось, что в городе женщины непременно должны заразить его скверной болезнью. На первых порах ему пришлось со смущением и трудом избавляться от упорно к нему на колени садившейся с ласками маленькой поэтессы. Другая дама, сочувствующая адамизму, разгуливала перед ним в обнаженном виде, и он не мог понять, как к этому относиться, поскольку не знал, что в Питере такие шутки были в порядке вещей. Третья, наконец, оказавшись особенно решительной, послужила причиной его ссоры с одним из приятелей. Он ворчал шутливо: „Я и не знал, что у вас в Питере эдак целуются. Так присосалась, точно всего губами хочет вобрать“. Такова была среда, в которой вращался Есенин и к которой он инстинктивно относился настороженно».
1915 г. стал для Есенина в определенном смысле знаменательным. В октябре он познакомился с известным крестьянским поэтом Николаем Клюевым, оказавшим огромное влияние на молодого Есенина. Это знакомство и положило начало их легендарной дружбе-вражде, в глубинах и тонкостях которой до сих пор разбираются литературоведы и биографы.
Надо сказать, что любовь у Клюева к Есенину была не только любовью поэта к поэту. Выходец из старообрядческой семьи, прошедший послушание на Соловках и искус в хлыстовских и скопческих сектах, Клюев имел наклонность к чувству, которое сегодня называют нетрадиционной любовью. Естественно, что юный красавец Есенин сразу же стал объектом и поклонения Клюева, и его притязаний. По воспоминаниям современников, Николай часто публично демонстрировал свою якобы влюбленность в молодого поэта, например, садился рядом с ним, когда хвалили стихи Есенина, начинал гладить его по спине, приговаривая: «Сокол ты мой ясный, голубень-голубарь» и тому подобное.
Есенин, который сразу же признал в Клюеве своего учителя, оказался в глупейшем положении. Рвать с поэтом, стихи которого он ценил и без которого не мыслил своего дальнейшего пути к завоеванию читательских умов и сердец, ему конечно же не хотелось. Но и потакать Клюеву — он, молодой, красивый юноша со здоровыми мужскими инстинктами — конечно же не мог. Да и приставания друга иногда с трудом выносил. Об этом, в частности, свидетельствовал С. Городецкий: «У всех нас после припадков дружбы с Клюевым бывали приступы ненависти к нему. Бывали они и у Есенина. Помню, как он говорил мне: „Ей-богу, я его пырну ножом, Клюева“».
Скорее всего, Есенин отстоял себя от болезненных притязаний собрата, и именно это позволило ему позже с добродушным смехом относиться к клюевской патологической слабости, видеть в нем не драматические, а именно комические черты.
Современники поэта, касаясь темы его отношений с Клюевым, отмечая, что Есенин «буквально благоговел перед Клюевым как поэтом», сделали запретной тему их личных отношений. Так, В. Чернявский писал: «Эти сложные взаимоотношения двух индивидуально ярких поэтов, о которых опасно говорить в коротких словах, неизбежно станут большой и, вероятно, загадочной темой для будущего исследователя; она потребует тонкого и бережного анализа, которому не пришло еще время».
К сожалению, предостережения Чернявского не были учтены литературоведами. Связь Есенина с Клюевым не раз становилась предметом оживленных дискуссий, не всегда корректных и нередко принимающих однобокий характер. При этом часто упускалось из виду, что именно по инициативе Есенина произошел его разрыв с Клюевым, о чем последний горько сожалел и всячески сокрушался по поводу конца дружбы с «жавороночком». Примечательно, что, расставшись с Клюевым, Есенин тут же сбросил с себя опереточное одеяние (раньше на эстраде он появлялся не иначе как с завитыми в кольца кудряшками золотистых волос, в голубой шелковой рубахе с серебряным поясом, в бархатных навыпуск штанах и высоких сафьяновых сапожках, да еще и с балалайкой) и уже с 1917 г. одевался подчеркнуто аристократично. Кстати, бельгийский поэт Франц Элленс, переводивший на французский язык есенинского «Пугачева» и встречавшийся с Есениным в 1923 г. в Париже, отмечал: «Этот крестьянин был безукоризненным аристократом…»
Летом 1917 г. Есенин познакомился с молодой красивой секретаршей из эсеровской газеты «Дело народа» Зинаидой Райх. Любовь вспыхнула мгновенно, и в августе они обвенчались. Первое время молодожены жили врозь, как бы присматриваясь друг к другу. Но вскоре поселились вместе, и Есенин даже потребовал, чтобы Зинаида оставила работу. Жили без особого комфорта, но не бедствовали, и даже принимали гостей. С гордостью Есенин сообщал всем и каждому: «У меня есть жена». Даже Блок удивленно отметил в дневнике: «Есенин теперь женат. Привыкает к собственности».