50 знаменитых загадок древнего мира

Ермановская Анна Эдуардовна

Если взглянуть теперь под этим углом зрения на диалоги «Тимей» и «Критий», то становится очевидным, что оба они посвящены защите и развитию тех принципов, которые Платон выдвигал в «Государстве» («Тимей» – частично, «Критий» – полностью). Хорошо видно, что в сюжетах, посвященных Атлантиде, не она занимает важнейшее место, а древние Афины. Псевдоисторические сюжеты этих двух диалогов можно пояснить так: в древних Афинах существовал тот строй, который Платон пропагандировал как идеальный. Афины в союзе с Египтом (и другими народами и государствами) вели жестокую «тотальную» войну с Атлантидой и, несмотря на всю мощь последней, благодаря доблести афинян (а доблесть – следствие того

строя, который тогда существовал в городе) разбили пришельцев. Функция Атлантиды в диалогах Платона ясна и определенна: это антитеза идеальному городу глубокой древности, воплощение всего отрицательного, всего того, что решительно осуждается Платоном как источник моральной деградации общества.

В Атлантиде воплощено все, что, Платон считает пагубным для человеческого общества. Во-первых, эта страна – владение Посейдона, бога моря. Атлантида – морская держава, основа ее мощи – флот, она ведет широкую морскую торговлю. А для Платона море – враждебная стихия. Море – это синоним развития торговли, а торговля предполагает стремление к наживе, барышу, одним словом, всему тому, что исконно враждебно замкнутому земледельческому быту. Идеальное государство Платона – сугубо земледельческая страна, отгораживающаяся от моря.

Атлантида – страна богатства и роскоши, а это, с точки зрения Платона (да и почти всех греческих мыслителей того времени), пагубно для общества и человека. Человек должен довольствоваться немногим, простое, скромное существование, лишенное излишеств, – идеал человеческого общежития. «Ничего слишком» – это принцип не только античного искусства, но и общественной мысли того времени. Атлантида, по мысли Платона, имела право на существование только до тех пор, пока жители ее ни во что не ставили свои богатства. Как только роскошь завладела их душами, Атлантида была обречена.

Атлантида – монархия, а это для грека уже само по себе зло. Кроме того, в рассказе Платона присутствует еще одна чрезвычайно показательная деталь: «каждый из десяти царей в своей области и в своем государстве имел власть над людьми и над большей частью законов, тем что мог карать и казнить любого, кого пожелает». Из дальнейшего рассказа выясняется, что единственные законы, которые стояли над царем, – это законы, регулировавшие взаимоотношения царей. Надо помнить отношение греков к закону. Для грека того времени «закон» – высшая ценность. Единственным оправданием монархической власти служило лишь то, что царь был не самовластен, а свято соблюдал законоположения. Здесь же картина для грека просто ужасная: не только царь, но еще и самовластный царь, стоящий над законом.

Кроме того, Атлантида – страна-агрессор, начавшая несправедливую, захватническую войну. Для Платона войны, ведущиеся не для защиты границ родины и строя, а для захватов чужого, – абсолютное зло, и этим воплощенным злом являются атланты, которых сокрушили афиняне, носители светлого начала (как и персов во времена греко-персидских войн).

Наконец, Платон не боится лжи, если она, как он считает, приносит пользу. В «Государстве» он прямо говорит об этом, указывая на пользу даже очевидной лжи, ее «уподобления истине», раз уж «мы не знаем, как это все было на самом деле в древности». Платон в этом отношении совсем не одинок. Представление об относительности правды и лжи было широко распространено в Греции. Геродот писал: «Где ложь неизбежна, там смело нужно лгать…» Платон, создавая свой миф об Атлантиде, стремился, как он считал, к высокой цели, а в таком случае для него ложь была извинительна.

Конечно, куда заманчивей грезить руинами на дне морей и океанов, строить гипотезы о неведомых цивилизациях. Но неужели менее восхитительна мысль

о том, что гениальная выдумка древнего философа уже две с половиной тысячи лет не дает нам покоя?

Мировой столп Вавилона

Люди всегда любили составлять списки самых выдающихся достижений, самых замечательных людей, самых великолепных построек и т. д. и т. п. Греки решили, что самых знаменитых сооружений человеческих рук – семь. Это своего рода Книга рекордов Гиннесса античности – семь чудес света. Начиная со знаменитого географа и историка Геродота, эти чудеса перечислялись в разных трудах древних авторов.

Чаще всего в их число входили египетские пирамиды, Галикарнасский мавзолей, Колосс Родосский, Александрийский маяк, храм Артемиды Эфесской, статуя Зевса в Олимпии и висячие сады Семирамиды.

Однако историки и путешественники, которые писали о чудесах света, жили в разное время и в разных местах. Поэтому их мнения не всегда и не во всем совпадали. Например, римский поэт Марциал признавал седьмым чудом света Колизей в Риме – колоссальную арену для боев гладиаторов. Были сторонники Александрийской библиотеки, кто-то включал в семерку Пергамский алтарь или храм Парфенон в Афинах. Прошли столетия, выражение «семь чудес света» осталось во всех языках, эти семь чудес существовали и существуют как нечто цельное.

С тех пор люди построили немало дворцов, храмов и монументов, которые, несомненно, заслуживают того, чтобы считаться чудом света. Но никто не покушается на древности. И появилось выражение «восьмое чудо света». Оно означает, что речь идет о чем-то прекрасном и величественном. Восьмым чудом света называли Пальмиру, Венецию и даже Эйфелеву башню. Но девятого чуда нет и быть не может. К семи чудесам можно прибавить только одно.

Современный человек, перечисляя чудеса древности, скорее всего, безбожно напутает. Первым делом он назовет египетские пирамиды – и будет прав. Потом подумает и добавит Вавилонскую башню, а вот про Александрийский маяк или Колосс Родосский вряд ли вспомнит. Может, скажет про Кремль или Эйфелеву башню в Париже. Может, вспомнит Великую Китайскую стену…

Но Вавилонскую башню греки никогда не включали в число семи чудес. Почему?

Может быть, потому, что уже во времена древних греков она разрушалась и показалась греческим путешественникам совсем некрасивой и недостойной звания чуда света.

В Библии, Книге Книг, чье название произошло от финикийского города Библа, с которым связывают возникновение буквенной письменности, о Вавилонской башне говорится вот что:

«На всей земле был один язык и одно наречие. Двинувшись с Востока, они нашли в земле Сеннаар равнину и поселились там. И сказали друг другу: наделаем кирпичей и обожжем огнем. И стали у них кирпичи вместо камней, а земляная смола вместо извести. И сказали они: построим себе город и башню, высотою до небес; и сделаем себе имя, прежде нежели рассеемся по лицу всей земли.

И сошел Господь посмотреть город и башню, которые строили сыны человеческие. И сказал Господь: вот, один народ, и один у всех язык; и вот что начали они делать, и не отстанут они от того, что задумали делать. Сойдем же и смешаем там язык их, так чтобы один не понимал речи другого. И рассеял их Господь оттуда по всей земле; и они перестали строить город (и башню). Посему дано ему имя Бабель (Вавилон); ибо там смешал Господь язык всей земли, и оттуда рассеял их Господь по всей земле» (Бытие 11, 1–9).