9 ноября

Гувер Колин

– А как же твоя работа над озвучкой?
– спрашивает он.

– Она никуда не делась. Аудиокниги записываются на студиях. Студии есть и в Нью-Йорке.

Он закатывает глаза.

– К сожалению.

– Чем тебе не угодили аудиокниги?

Он смотрит на меня с недоверием.

– Помимо того, что запись аудиокниг – это работа для самых никудышных актеров? Ты способна на большее, Фэллон. Черт возьми, поступи в колледж или что-то еще.

Мое сердце падает. Стоило мне подумать, что нельзя быть еще более эгоцентричным. Он прекращает

жевать и смотрит прямо на меня, когда до него доходит смысл сказанного. Быстро вытирает губы салфеткой и тычет в меня пальцем.

– Ты знаешь, я не это имел ввиду. Я не говорю, что ты растрачиваешь себя на аудиокниги. Я лишь стараюсь донести, что ты способна построить успешную карьеру в чем-то другом, раз уж играть ты больше не можешь. Аудиокниги низко оплачиваются. Как и Бродвей, собственно говоря.

Он выплевывает слово «Бродвей», будто оно пропитано ядом.

– К твоему сведению, многие уважаемые актеры записывали аудиокниги. А хочешь я перечислю знаменитых актеров, играющих на Бродвее? У меня весь день свободен.

Он сдается и кивает головой, хотя, я знаю, что на самом деле он не согласен со мной. Просто он чувствует себя виноватым за оскорбление одной из немногих родственных с актерством профессий, на которую я способна претендовать.

Отец подносит свой пустой стакан ко рту и запрокидывает голову, чтобы сделать последний глоток растаявшего льда.

– Воды, - просит он, покачивая бокалом в воздухе, чтобы официант заметил и наполнил стакан.

Я снова протыкаю вилкой уже остывший кусок лосося. Скорей бы он уже доел, потому что я больше не могу тут находиться. Радует, что завтра в это же время я буду на противоположном от него берегу. Ради этого стоило променять солнце на снег.

– Не планируй ничего на середину января, - меняет он тему. – Ты должна будешь вернуться в Лос-Анджелес на неделю.

– Зачем? Что случится в январе?

– Твой старик собирается под венец.

Я сжимаю рукой затылок и смотрю вниз на свои колени.

– Убейте меня.

Чувствую укол вины, потому что, как бы я не хотела, чтобы кто-то убил меня прямо сейчас, я не хотела произносить это вслух.

– Фэллон, ты с ней даже не знакома, как ты можешь решать нравится она тебе или нет?

– Мне и не нужно с ней знакомиться, чтобы понять, что она мне не нравится, - отрезаю я.
– В конце концов, она выходит замуж за тебя.
– Я стараюсь замаскировать правду в своих словах саркастической улыбкой, но уверена, он знает, что я имею в виду именно то, что сказала.

– Если ты забыла, напоминаю: твоя мать тоже вышла за меня замуж, и ты, кажется, с ней отлично ладишь, - парирует он.

Вот тут он меня уделал.

– Туше. Но в свою защиту скажу, что это твое пятое предложение, с тех пор как мне исполнилось десять.

– Но жена всего третья, - снова парирует он.

Я, наконец-то, подцепляю лосося вилкой и надкусываю.

– Из-за тебя я поставлю крест на всех мужчинах на земле, - говорю с полным ртом.

Отец смеется.

– Это не должно стать проблемой. Насколько мне известно, ты сходила только на одно свидание, и то больше двух лет назад.

Я с трудом проглатываю кусочек лосося.

Серьезно? Где я была, когда раздавали приличных отцов? Почему мне достался тупой осел?

Интересно, сколько раз за время нашего обеда он сказал гадостей. Ему следует проявить осторожность, иначе его язык в скором времени покроется язвами. Он и вправду не знает какой сегодня день. Если бы знал, он бы никогда не сказал чего-то подобного.

Я вижу неожиданное появление складки на его лбу, он пытается придумать извинение за сказанные слова. Уверена, отец не имел ввиду то, как прозвучала его фраза, но это не останавливает меня от словесной мести.

Я поднимаю руку, убираю прядь волос за левое ухо, полностью открывая свои шрамы, и смотрю прямо ему в глаза.

– Да, папочка. Я действительно не получаю такого же внимания от парней, какое привыкла получать раньше. Ну знаешь, до того, какэто произошло со мной.

Указываю рукой насвое лицо, но уже жалею, что эти слова вырвались из моего рта.

Почему я постоянно опускаюсь до его уровня? Я же выше этого.

Его взгляд падает на мою щеку, но потом он быстро переводит его на стол.

Отец действительно выглядит полным раскаяния, и я подумываю умерить свою злость и вести себя немного тактичнее. Однако до того, как из моего рта вырывается что-либо не слишком грубое, с диванчика, позади моего отца встает парень и все мое намерение катится к чертям. Я пытаюсь поправить волосы и прикрыть ими лицо, пока парень поворачивается, но слишком поздно. Он уже смотрит на меня. Снова.

На его лице играет та же самая улыбка, которую он послал мне ранее, но на этот раз я не отвожу взгляд. Точнее мы смотрим друг другу в глаза, пока он направляется в сторону нашей кабинки. И прежде чем я успеваю среагировать, он садится рядом со мной.

Ничего себе! Что он делает?

– Извини, детка, я опоздал, - говорит он, обнимая меня за плечи.

Он только что назвал меня деткой? Какой-то незнакомый парень, только что обнял меня за плечи и назвал деткой!

Что, черт возьми, происходит?

Я бросаю взгляд на отца, подозревая, что он как-то в этом замешан, но тот смотрит на незнакомца, наверно даже, с еще большим замешательством чем я.

Я напрягаюсь под рукой парня, когда чувствую, как он целует меня в голову.

– Чертовы калифорнийские пробки, - бормочет он.

Незнакомец только что прижался губами к моей голове.

Что?

Такое?

Происходит?

Парень протягивает через стол руку отцу.